– Ты ж видел что-то – несся как угорелый. – В отличие от тебя, я хотя бы сходил туда! Упрек заставил замолчать Питера, однако Харди разошелся: – А ты, трус вонючий, сидел за машиной, как сопливая девчонка, цыпленок драный… а теперь слушай: если кто-нибудь тебя спросит, где ты был сегодня ночью, – ты играл со мной в покер, мы играли в покер у тебя дома, в подвале, всю ночь, усек? Ничего не было, понял? Мы выпили пива и просто продолжили отложенную со вчерашнего вечера партию. Лады? – Лады, но… – Лады! – Харди повернулся к Питеру. – Хочешь знать, что я видел? Во всяком случае, меня точно видели. Знаешь кто? Какой-то ребенок сидел на крыше и, кажется, все это время наблюдал за мной. Это было полной неожиданностью: – Ребенок? Бред. Уже почти три часа ночи. И холодина… Да и на ту крышу не залезть. Мы в детстве много раз пытались – никак. – А он там сидел и глазел на меня. И еще одна пикантная подробность. – Харди свирепо бросил машину в крутой поворот за угол и чуть не снес ряд почтовых ящиков на тротуаре. – Он был босиком. Мне показалось, что и без рубашки к тому же. Питер совсем притих. – Он мне сделал ручкой. Я и смотался. А Робинсон – покойник, я думаю. Так ты понял – если спросят, мы всю ночь дулись в покер. – Как скажешь. – Как скажу. У Омара Норриса было тяжкое пробуждение. После того как жена вышвырнула его из дома, он провел ночь в своем, как он считал, последнем прибежище – одном из старых вагонов близ заброшенного железнодорожного вокзала, – и если он, совершенно отупев от пьянства, и слышал во сне какой-то шум, то уже не помнил об этом. Поэтому он страшно разозлился, рассмотрев в том, что он поначалу принял за кучу старых грязных тряпок на путях, труп человека. Он не сказал «Опять!.. Только не это!» (сказал-то он «Черт, дело дрянь!»), но «Опять!.. Только не это!» – прозвучало в его душе. 4 В последующие дни и ночи в Милбурне происходили события разной степени значимости. Некоторые из этих событий показались вовлеченным в них людям обыденными, некоторые – сбивающими с толку и досадными, другие же – важными и впечатляющими: однако все они являлись частью единой системы, которая со временем привнесет множество изменений в жизнь города, и, как часть системы, все они были важны. Жена Фредди Робинсона узнала, что страховка жизни ее мужа оказалась невероятно скудной и что «Парень-Что-Надо» Фред, будущий член Круглого Стола Миллионеров, оценил свою смерть всего лишь в пятнадцать тысяч долларов. Вся в слезах, она позвонила своей незамужней сестре в Аспен, штат Колорадо, и та сказала: – Я всегда говорила тебе, что он дешевка. Почему б тебе не продать дом и не переехать сюда, здесь, по крайней мере, климат здоровее? А что за несчастный случай с ним произошел? Тот же вопрос задавал себе коронер округа Брум, глядя на тело тридцатичетырехлетнего мужчины, в котором отсутствовали почти все внутренние органы и вся кровь. Сначала в графе «причина смерти» он хотел написать «Потеря крови», но, подумав, сделал запись: «Обширное внутреннее кровоизлияние», – и сопроводил ее пространным пояснением, предположив в заключении, что причиной «кровоизлияния» могло стать хищное животное; и Эльмер Скейлс каждую ночь сидел с ружьем на коленях, не зная, что его последняя корова уже убита и что существо, которое ему однажды довелось увидеть, уже готовилось к игре большего размаха; и Уолт Хардести, угостив Омара Норриса выпивкой в «Хемфрис Плэйс», выслушал его рассказ: подумав хорошенько, Омар припомнил, что вроде бы слышал той ночью машину или две и вроде бы что-то еще, кажется, какой-то шум и какой-то вроде бы свет. – Шум? Свет? Пошел отсюда к черту! – бросил в сердцах Хардести, а сам остался допивать пиво, гадая, что же за дьявольщина творится; и прекрасная молодая женщина, нанятая Джеймсом и Готорном, сообщила своим работодателям, что хочет переехать из отеля «Арчер», так как слышала, что миссис Робинсон выставляет свой дом на продажу, и «не могли бы они переговорить со своим другом из банка, чтобы уладить финансовые вопросы?» У нее, как выяснилось, имелись приличные сбережения и ссуда в Сан-Франциско; и Сирс и Рики взглянули друг на друга с чувством, похожим на облегчение, потому что им не нравилась мысль о том, что тот дом будет пустовать, и пообещали ей договориться с мистером Барнсом; и Льюис Бенедикт пообещал себе позвонить своему другу Отто Грубе, чтобы назначить день их поездки на енотовую охоту; и Ларри Маллигэн, готовя тело Фредди Робинсона к похоронам, смотрел на лицо трупа и думал: «Парень, похоже, видел лицо дьявола, пришедшего по его душу»; и Нетти Дэдам, пригвожденная к своему креслу и обездвиженная параличом, сидела и глядела в окно гостиной, что она всегда делала, когда Ри уходила вечером кормить лошадей, и выгнула голову, чтобы видеть поле, освещенное закатом. Потом она увидела чей-то силуэт и, поскольку в Нетти оставалось рассудка больше, чем думала ее сестра, она со страхом следила за тем, как силуэт приближался к дому и конюшне. Она издала пару сдавленных звуков, зная, однако, что Ри ее не услышит. Силуэт приближался, странно, навязчиво знакомый. Нетти боялась, что это тот самый мальчишка из города, о котором Ри говорила, – тот хулиган был зол на Ри, и его имя та сообщила полиции. Она дрожала, видя, как он все ближе подходил к дому, и со страхом думала, во что превратится ее жизнь, если этот парень сотворит что-нибудь с Ри; затем жалобно вскрикнула в ужасе и чуть не вывалилась из каталки. Мужчина, идущий к конюшне, был ее брат Стрингер, и на нем была коричневая рубашка, та самая, что и в день его смерти: она была перемазана кровью – как тогда, когда они положили его на стол и закутали в одеяла, но сейчас руки его оказались целы. Стрингер взглянул через двор на ее окно, затем руками разорвал пряди колючей проволоки, перешагнул через изгородь и, подойдя к окну, улыбнулся мотавшей головой Нетти, затем повернулся и направился к конюшне. Питер Барнс, спустившись на кухню, чтобы наспех позавтракать – еще более торопливо, чем обычно теперь, когда его мать стала такой замкнутой, – застал там отца, который должен был уехать на работу еще пятнадцать минут назад, но сидел перед чашкой остывшего кофе. – Привет, пап, – сказал Питер. – Опаздываешь. – Знаю, – отозвался отец. – Есть разговор. Мы в последнее время так мало говорим с тобой, Пит. – Ну да, нечасто. Может, потом, а? Мне в школу надо… – Можно и потом… Хотя нет, я не думаю, что стоит откладывать. Я уже несколько дней думаю об этом. – Да? – Питер налил в кружку молока, понимая, что сейчас лучше не дурачиться. – Мне кажется, что ты слишком много времени проводишь с Джимом Харди, – сказал отец. – Он пустозвон и не научит тебя хорошему. – Я так не считаю, – сказал Пит уязвленно. – Я достаточно взрослый, чтобы иметь собственные привычки. К тому же Джим не настолько плох, как о нем болтают, он просто иногда слишком необузданный. – В субботу ночью он тоже был необузданным? Питер поставил чашку и с притворным спокойствием взглянул на отца: – Нет, а что, мы очень шумели? Уолтер Барнс снял очки и протер их краешком жилета: – Ты все еще пытаешься убедить меня в том, что вы в ту ночь были здесь? Питер понял, что сейчас лучше не цепляться за ложь. Он отрицательно покачал головой. – Я не знаю, где вы были, и не собираюсь допытываться. Тебе восемнадцать, и ты имеешь право на личную жизнь. Но я хочу, чтоб ты знал, что в три часа ночи твоей матери послышался какой-то шум и мне пришлось встать и обойти дом. Внизу, в гостиной, не оказалось ни тебя, ни Джима Харди. Вас в доме не было. Нигде. – Уолтер надел очки и серьезно посмотрел на сына, и Питер понял, что сейчас он услышит главное. – Я не сказал твоей матери, потому что не хотел, чтобы она из-за тебя волновалась. Она и так в последнее время нервничает. – Да, пап, а что она такая сердитая? – Не знаю, – сказал отец, имевший смутные догадки на этот счет. – По-моему, ей одиноко. – Но ведь у нее куча друзей, миссис Винути например, они чуть ли не каждый день видятся и… – Не пытайся сбить меня с толку. Я хочу задать тебе пару вопросов, Пит. Ты, конечно, не имеешь отношения к убийству лошади сестер Дэдам, не так ли? – Нет, – выдавил потрясенно Питер. – И я также не думаю, что ты слышал об убийстве Ри Дэдам? Питеру сестры Дэдам всегда казались живой иллюстрацией из исторического романа: – Убийству? Господи, я… – он беспомощно огляделся вокруг. – Я и понятия об этом… – Так я и думал. Я сам узнал об этом только вчера. Мальчик, который приходит к ним убирать конюшни, нашел ее вчера днем. Сегодня это появится в новостях. И в вечерней газете. – Но при чем здесь я? – Потому что болтают о том, что к этому может быть причастен Джим Харди. – Чушь! – Надеюсь, что так – хотя бы ради Элеонор Харди. Я, честно говоря, тоже не верю, что ее сын способен на такое. – Нет, он не мог, он просто немного психованный и не может остановиться в тот момент, когда другой парень на его месте бы… – Питер резко замолчал, прислушавшись к своим словам. Его отец вздохнул: – Я очень беспокоился… Все знают, что Джим имеет что-то против этих несчастных старушек. Что ж, думаю, с этим ничего уже не поделаешь, но Хардести наверняка допросит его. – Он взял сигарету, но не стал прикуривать. – Ладно… Знаешь, старина, мне кажется, нам надо держаться вместе. Поближе друг к другу. На будущий год ты уедешь в колледж, и тебе лишь пару месяцев осталось жить вместе с нами. Через неделю мы планируем устроить дома вечеринку, и я хотел бы, чтоб ты подтянулся, привел себя в порядок и был в этот день с нами. Договорились? Вот оно – главное. – Конечно, – с облегчением произнес Питер. – Побудешь с нами весь вечер? Мне бы очень хотелось, чтоб ты перестал болтаться, чтоб влился в ритм нормальной жизни. – Договорились. – Глядя на отца, Питер неожиданно заметил, как же тот постарел. Лицо стало одутловатым, появилось много морщин – следов жизненных забот и огорчений. – И по утрам мы будем общаться почаще? – Да, пап. Как скажешь… Конечно.