Часть 45 из 93 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Здесь, малыш. Пошевеливайся.
Харди ткнул его в плечо, и Питер распахнул дверцу и чуть не вывалился из машины. Перед ним возвышался собор Св. Михаила: огромный, темный и неприступный.
Мороз пробивал насквозь холодные ветровки, и, подходя к задней двери собора, оба дрожали.
– Ну и что теперь? Высаживать дверь? Видишь, тут замок висит.
– Заткнись. Я работаю в отеле, помнишь? – Харди вытащил из-под куртки связку ключей на кольце. В другой руке он держал трубу и бутылку. – Можешь отойти в сторонку и пописать, пока я подберу ключ. – Он поставил бутылку на ступеньку и склонился над замком.
Питер немного прошел вдоль длинной стены собора, остановился, расстегнул штаны и с огромным облегчением выполнил распоряжение Джима, забрызгав ботинки. Затем, опершись одной рукой на стену, наклонился, и его вырвало. Он уже подумывал, не вернуться ли домой, когда его окликнул Джим:
– Пошли, Кларабелла!
Когда он подошел к двери, Харди ухмылялся ему, покачивая перед носом ключами и бутылкой; дверь была открыта. Он напоминал одну из горгулий с фасада собора.
– Нет, – помотал головой Питер.
– Пошли. Или ты не мужик?
Питер с трудом сделал шаг вперед, и Харди подтолкнул его ко входу.
Внутри собора было холодно и темно, как в морской пучине. Питер замер, стоя на каменном полу и чувствуя беспредельный простор вокруг. Он вытянул руки и словно коснулся морозного воздуха собора. Затем услышал, как за спиной возится Харди, пытаясь рассовать по карманам свои игрушки:
– Эй, где там твоя чертова рука? Подержи-ка. – Ему в ладонь ткнулась труба. Шаги Харди, гулко отзываясь в тишине, стали удаляться в сторону.
Он повернулся и увидел смутное пятно его светлых волос.
– Да шевелись ты! Здесь где-то были ступеньки…
Питер сделал шаг вперед и с грохотом врезался во что-то вроде скамьи.
– Тихо!
– Я не вижу тебя.
– Черт, иди сюда. – Он уловил какое-то движение в темноте и, поняв, что это Джим машет рукой, пошел к нему.
– Видишь лестницу? Поднимемся по ней. Там наверху что-то вроде балкона.
– Ты уже проделывал это! – догадался Питер.
– Ну конечно. Не будь ослом. Мы с Пенни иногда тут разминались на церковных скамеечках. А что такого? Она тоже не католичка.
Глаза Питера постепенно привыкали к темноте, и рассеянный свет из высокого круглого окна помогал рассмотреть обстановку. Ему не приходилось бывать здесь. Собор был намного больше белой загородной коробки, в которой его родители проводили часок на Пасху и Рождество. Высоченные колонны делили обширное пространство; убранство алтаря призрачно мерцало во тьме. Желудок опять свело, и его чуть не вырвало. Лестница, на которую указывал Джим, была широкой, каменной и плавно огибала внутреннюю стену.
– Мы поднимемся и окажемся прямо напротив площади. Ее окно тоже выходит на площадь, понял? В хороший телескоп все будет видно как на ладони.
– Но это глупо.
– Да ладно, умник, сам потом поймешь. Полезли. – Он начал быстро подниматься по ступеням.
Питер стоял.
– Погоди-ка, – Харди развернулся и спустился на пару ступенек. – Перекури.
Он ухмыльнулся Питеру, вытащил пачку и протянул сигарету.
– Прямо здесь?
– Черт, а где еще? Да не боись, никто тебя не увидит. – Он прикурил сам, потом дал Питеру; пламя зажигалки осветило красным стены, спрятав все остальное. Дым приглушил противный привкус рвоты во рту Питера. – Допинг. Полегчало, чуешь? – Питер снова затянулся. Харди был прав: курение успокоило его. – Ну, теперь можно идти. – Он опять начал подниматься, и Питер отправился следом.
Наверху, под самым куполом, они прошли по узкой галерее вокруг здания к фронтону. Окно с широким каменным подоконником выходило на площадь. Когда Питер догнал Джима, тот уже сидел на подоконнике, уперев задранные ноги в стену.
– Ты не поверишь! – сказал он. – Однажды мы с Пенни провели восхитительные мгновения вот прямо на этом месте. – Он бросил окурок на пол и затоптал его. – Они просто сходят с ума от злости: понять не могут, кто же это здесь курит? На, выпей, – он протянул бутылку.
Питер покачал головой и дал ему трубу.
– Ну, мы на месте. Теперь растолкуй. – Он сел на холодный подоконник и сунул руки в карманы ветровки.
Харди посмотрел на часы.
– Для начала немного волшебства. Взгляни в окно. – Питер взглянул: площадь, темные дома, голые деревья. Ни в одном окне отеля не было света. – Раз, два, три! – На счет «три» фонари на площади погасли. – Два часа ночи.
– Тоже мне волшебство.
– Ну, если ты такой крутой, зажги фонари. – Харди развернулся, встал на колени и поднес окуляр трубы к глазам. – У нее выключен свет, это плохо. Но, если она подойдет к окну, я увижу ее. Хочешь взглянуть?
Питер взял трубу и повел по окнам отеля.
– Она в номере над входной дверью. Прямо напротив и чуть вниз.
– Окно вижу. Пусто. – Затем он увидел красный огонек в темноте комнаты. – Погоди. Она курит.
Харди выхватил у него трубу:
– Точно, сидит смолит.
– Объясни, зачем надо было вламываться в церковь, чтобы полюбоваться, как она курит?
– Ну, когда она только поселилась в отеле, я попытался снять ее. Она меня отшила. Потом, немного погодя, она сама попросила меня свозить ее куда-нибудь. Сказала, хочет в «Хемфрис Плэйс». Я отвез ее туда, но она едва обращала на меня внимание. Начисто игнорировала, понимаешь? А знаешь почему? Хотела познакомиться с Льюисом Бенедиктом. Знаешь его, да? Ну, тот мужик, который вроде укокошил свою жену во Франции.
– В Испании, – сказал Питер, у которого было довольно сложное отношение к Льюису.
– Какая разница. Так вот, я так думаю, что за этим она меня туда и вытащила. Она, наверно, балдеет от женоубийц.
– По-моему, он не убивал, – сказал Питер. – Он хороший мужик. В смысле, я думаю, что он хороший мужик. Мне кажется, что женщины иногда… понимаешь…
– Черт, да мне плевать, убивал или нет… О, встала! – Он замолчал; Питер вздрогнул, когда через мгновение труба ткнулась ему в руку. – Смотри. Скорее!
Питер поднял трубу, отыскал окно над буквой «А» вывески отеля, навел резкость… И невольно попятился. Женщина стояла у окна с сигаретой в руке и улыбалась, глядя прямо ему в глаза. Он почувствовал, что его сейчас опять вырвет:
– Она смотрит на нас!
– Не дури. До нас целая площадь. Кругом темень. Но ты видишь, о чем я говорил.
Питер вернул трубу Джиму:
– И что ты на это скажешь?
– Странная какая-то. Два часа ночи, сидит одетая, без света, курит…
– И что? – вновь спросил Питер.
– А то, что я всю жизнь прожил в этом отеле, понял? Поэтому знаю, как люди ведут себя в гостиницах. Даже те старые пердуны, которые там прописались навсегда. Они смотрят телевизор, они хотят, чтоб за ними убирали, они разбрасывают одежду по всему номеру, ты собираешь бутылки в туалетах и кольца на столах, иногда они устраивают небольшие пьянки, и потом приходится отскребать ковер. А по ночам слышно, как они разговаривают сами с собой, сморкаются, плюют – вся жизнь как на ладони. Слышно даже, как они сидят на горшке. Стены толстые, а двери – нет, понимаешь? И если сидеть в коридоре, то можно даже услышать, как они чистят зубы!
– И что? – повторил Питер.
– Да то, что она ничего этого не делает! Она вообще не шумит. Она совсем не смотрит телевизор. В ее номере всегда чисто. И кровать всегда заправлена. Странно, а? Она что, спит на покрывале? Стоит столбом ночи напролет?
– Она еще там?
– Ну.
– Дай посмотреть, – Питер взял трубу. Женщина по-прежнему стояла у окна, едва улыбаясь, словно знала, что они говорят о ней. Питер содрогнулся. Он вернул трубу.
– И это еще не все. Я нес ее чемодан, когда она оформлялась. Я на своем веку перетаскал миллион чемоданов, поверь, и этот был пустым. Может, пара газет внутри – и все. Однажды, когда она была на работе, я заглянул в ее шкафы – ничегошеньки. Никакой одежды. Но она не всегда ходит в одном и том же. Так что – она переодевается у адвокатов? Через два дня я опять проверил, и на этот раз в шкафах было полно одежды – как будто она знала, что кто-то проверял ее. В тот вечер она попросила отвезти ее в «Хемфрис», и я уж было размечтался, что она решила меня поиметь. Черта с два – она почти не разговаривала со мной. Единственное, что я услышал: «Познакомь меня с этим человеком». «Льюисом Бенедиктом?» – спросил я, и она кивнула, словно уже знала его имя. Я подвел ее к нему, представил, а он сбежал, как кролик.
– Бенедикт? Сбежал? Почему?
– Мне показалось, он ее боится. – Джим опустил телескоп, прикурил, не отрывая взгляда от Питера. – И знаешь что? Я тоже. У нее иногда такой странный взгляд…
– Как будто знает, что ты шуровал в ее номере.
– Может быть. Тяжелый взгляд, скажу я тебе. Прямо не по себе. И еще кое-что скажу. Если пройти ночью по коридорам, можно заметить, горит в номерах свет или нет, так? Его видно из-под дверей, там щели. А у нее никогда ничего не видно, она не включает свет. Никогда. Но однажды ночью… Нет, это бред какой-то!
– Скажи.
book-ads2