Надпись «Кладбище Плэзант Хилл» тянулась вдоль одной из стоек железных ворот; если бы не эти большие ворота, можно было подумать, что это дорога на еще одно холмистое поле, и Дон проехал бы мимо. Подкатив поближе, он взглянул на них и подумал, какому же крестьянину пришла в голову грандиозная идея поставить баронские ворота над тракторным проездом; затем притормозил, посмотрел на идущую вверх узкую дорогу – немногим шире тракторной колеи – и увидел на вершине холма с полдесятка машин. Следом он заметил маленькую табличку: «Такая же нива, как и все, но, Боже, что здесь посеяно». Он проехал через ворота. Дон оставил свою машину в стороне от других, на полпути до вершины, и оставшееся расстояние преодолел пешком. Ближе к нему оказалась старая часть кладбища, покосившиеся надгробные плиты со следами надписей. Каменные ангелы вздымали руки, облепленные снегом. Гранитная девушка прикрыла глаза гранитной драпировкой, ниспадающей с предплечий. Скелеты растений венчали наклонившиеся надгробия. Узкая дорога раздваивалась и вела к обширному участку аккуратных маленьких надгробий. Пурпурные, серые и белые – они уменьшались по мере того, как земля все дальше откатывалась от них по склону: через мгновение Дон разглядел вдали изгородь, окаймляющую кладбище. В конце спуска виднелся катафалк; водитель в черной шляпе курил, пряча сигарету в кулак, чтобы этого не видели люди, кучкой сгрудившиеся у свежей могилы. Женщина в бесформенном голубом пальто держалась за другую, ростом повыше; остальные присутствующие застыли, прямые и недвижимые, как столбы кладбищенского забора. «Когда я увидел двух пожилых мужчин, стоявших рядом у края могилы, я сразу понял, что это два адвоката. Я пошел по узкой дороге вниз по склону, к ним. Затем я подумал: если покойный был врачом, то почему же так мало людей пришло проститься? Где все его пациенты?» Мужчина с серебристо-седыми волосами, стоявший рядом с двумя адвокатами, заметил его первым и тихонько подтолкнул локтем одного из них, массивного, в черном пальто с меховым воротником. Крупный мужчина взглянул на него, затем – на маленького, стоявшего рядом и выглядевшего сильно простуженным, и тот, оторвав взгляд от священника, тоже вопросительно посмотрел на Дона. Даже священник умолк на мгновение, опустил замерзшую руку в карман пальто и взглянул на молодого человека с удивленным смущением. И, наконец, словно контраст к их настороженному вниманию, одна из красавиц (дочери?) послала ему едва заметную, но искреннюю улыбку. Мужчина с серебристо-седой головой, выглядевший так, будто он только что сошел с киноэкрана, медленно приблизился к Дону. – Вы друг Джона? – прошептал он. – Меня зовут Дон Вандерлей, – прошептал он в ответ. – Я получил письмо от человека по имени Сирс Джеймс, и консьержка в его офисе сказала, что я могу найти его здесь. – Черт, ты даже немного похож на Эдварда, – Льюис сжал его руку повыше локтя. – Слушай, парень, нам сейчас не до тебя, побудь тут поблизости и ничего не говори, пока все не закончится. У тебя есть где остановиться на ночь? «Итак, я присоединился к ним, наполовину ловя, наполовину избегая их взглядов. Женщина в бледно-голубом пальто согнулась подле той, вызывающе красивой, что ее поддерживала: лицо ее исказилось, и она заголосила: „О нет, о нет, о нет!“ Скомканные цветные салфеточки у ее ног подлетали и кружились на ветру, хозяйничающем в низине. Время от времени одна из них улетала, словно пастельный фазан, и попадала в сеть изгороди. Ко времени нашего ухода десятки их прилипли к проволоке». 4 Фредерик Готорн «Какая же Стелла молодец», – отметил Рики. В то время как трое оставшихся членов Клуба боролись со своим горем, одна она подумала о Милли Шин. Сирс и Льюис, как и он сам, вероятно, решили, что она просто останется жить в доме Джона. Или же, если ей станет одиноко, переселится в отель «Арчер» и поживет там, пока не решит, как быть дальше. Он и Сирс знали, что финансовые затруднения Милли не грозят: в своем завещании Джон Джеффри оставил ей дом и все, что имелось на его банковских счетах. Если сложить все вместе, она унаследовала что-то около ста тысяч долларов: если Милли решит остаться в Милбурне, то после уплаты налогов сможет обеспечить себе довольно комфортабельную жизнь. Мы адвокаты, признался он самому себе, и таков наш образ мыслей. И ничего с собой поделать не можем: во главу угла мы ставим крючкотворство, а люди отходят на второй план. Конечно же, они думали о Джоне Джеффри. Новости обрушились около полудня того дня, когда сила воспоминаний Рики достигла своего апогея: он понял, что стряслось нечто ужасное, как только услышал на другом конце телефонной линии дрожащий голос Милли Шин. – Это… Это… – невнятно пролепетала она прерывающимся голосом. – Мистер Готорн? – Да, это я, Милли, – ответил он. – Что случилось? – Он нажал кнопку селектора, соединяющего его с кабинетом Сирса, и попросил его тоже включить динамик. – Что стряслось, Милли? – спросил он, думая о том, что его голос для Сирса, должно быть, звучит оглушительно; однако тише говорить он не мог: динамики воспроизводили голос клиента с нормальной громкостью, в то же время утраивали громкость голоса любого, находящегося на линии в офисе. – Ты порвешь мои барабанные перепонки, – пожаловался Сирс. – Извини, – сказал Рики. – Милли, вы здесь? Сирс, Милли звонит. – Я понял. Милли, чем могу помочь? – О-о-о-о! – взвыла она, и шею Рики словно обдало холодом. В трубке стихло. – Позови ее, – скомандовал Сирс. – Милли, вы тут? Рики услышал, как телефон ударился обо что-то твердое. Затем раздался голос Уолта Хардести: – Эй, это шериф. Мистер Готорн? – Да. Мистер Джеймс тоже на линии. Что происходит, Уолт? С Милли все в порядке? – Она стоит, смотрит в окно. А кто она ему, жена? Я думал, жена. Сирс не вытерпел и ворвался в их разговор – его голос прогрохотал в кабинете Рики, как залп орудия: – Она его экономка. Теперь скажите нам, что у вас происходит. – А убивается прямо как жена. Вы адвокаты доктора Джеффри? – Да, – сказал Рики. – Вы еще не слышали про него? Оба партнера молчали. Если Сирс чувствовал то же, что и Рики, его горло сдавило слишком сильно, чтобы говорить. – Ну… он тут решил попрыгать, – сказал Хардести. – Эй, леди, успокойтесь, присядьте, что ли… – ОН… ЧТО?!! – взревел Сирс. – Ну, он сиганул с моста с утра пораньше. Я и говорю – прыгун. Леди, успокойтесь, дайте поговорить. – Леди зовут миссис Шин, – сказал Сирс, овладев собой. – Она станет более управляемой, если вы удосужитесь называть ее так. А теперь, поскольку миссис Шин, очевидно, хотела поговорить с нами и не смогла, будьте добры, потрудитесь объяснить, что случилось с Джоном Джеффри. – Он нырнул с… – Следите за своей речью. Он упал с моста. С какого моста? – Черт, да с моста через реку, с какого еще? – В каком он состоянии? – Мертв, как гвоздь, в каком еще? Скажите, кто позаботится об опознании, оформлении и обо всем остальном? Эта леди не в себе… – Мы, – сказал Рики. – И мы позаботимся кое о чем другом, – прорычал Сирс. – Ваше поведение позорно! Ваша манера выражаться постыдна! Вы болван, Хардести! – Да погодите, черт вас… – И ЕЩЕ! Если вы берете на себя ответственность заявлять, что доктор Джеффри совершил самоубийство, вы, несомненно, на ложном пути, мой друг, и я советовал бы вам держать подобные домыслы при себе. – Да Омар Норрис видел, как все было, – сказал Хардести. – Нам сейчас необходимо провести опознание перед вскрытием, так может, закончим разговор, и вы подъедете сюда? Через пять минут после того, как Рики повесил трубку, на пороге появился Сирс. Он уже надевал пальто: – Это какая-то ошибка, но все равно поехали туда. Телефон зазвонил снова. – Не отвечай, – сказал Сирс, но Рики снял трубку. – Да? – В приемной молодая женщина, она хочет вас видеть, мистер Джеймс, – доложила консьержка. – Попросите ее прийти завтра, миссис Куаст. Сегодня утром скончался доктор Джеффри, и сейчас мы с мистером Джеймсом едем к мистеру Хардести. – А что… – миссис Куаст, едва не шагнув за грань осторожности, сменила тему. – Я вам очень сочувствую, мистер Готорн. Вы хотите, чтоб я сообщила миссис Готорн? – Да, и передайте, пожалуйста, что я позвоню ей, как только смогу. Сирс весь извелся от нетерпения и, когда Рики выходил из-за стола, стоял уже в коридоре, крутя в руках шляпу. Рики схватил пальто и бросился догонять его. Вдвоем они спустились в отделанный панелями холл. – Этот мерзкий безмозглый урод… – грохотал Сирс. – Как будто можно верить байкам Омара Норриса о чем-то ином, кроме виски и снегоочистителя. Рики остановился и притронулся к руке Сирса. – Нам надо хорошенько все обдумать, Сирс. Джон ведь и в самом деле мог покончить с собой. – Эта мысль еще не глубоко проникла в него, и он заметил, что Сирс полон решимости не давать ей проникнуть в себя. – У него никогда не возникло бы желания или причины гулять по мосту, особенно в такую погоду. Лицо Сирса налилось кровью. – Если ты так думаешь, значит, ты такой же болван! Мне плевать, может он ворон считал, но пошел он туда неспроста! – Он избегал смотреть Рики в глаза. – Не знаю и не представляю, но что-то было. Разве вчера вечером Джон был похож на самоубийцу? – Нет, но… – Значит, оставим спор. Едем к нему домой. – Он обогнал Рики и влетел в приемную, распахнув дверь ударом плеча. Рики поспешил за ним следом и был слегка удивлен, когда Сирс остановился напротив высокой темноволосой девушки с точеными чертами овального лица. – Сирс, некогда ведь, скажи девушке, пусть зайдет завтра. – Она говорит… – Сирс снял шляпу. Он выглядел так, словно его только что огрели доской по голове. – Повторите ему, что вы мне сказали, – обратился он к девушке. И она сказала: