– Ваша хозяйка не объяснила вам, почему она считает Фэнни Бэйта «самой испорченностью»? Я отрицательно покачал головой, словно пытаясь избавиться от недавнего чувства неловкости: – А вы считаете, что ей следовало это сделать? – Об этом знают все, – ответил он. – Во всяком случае, в наших двух городках это в своем роде знаменитая история. – И Фэнни на самом деле такой скверный? – Он не скверный. Он развращенный, – сказал доктор Грюбер. – Но, по вашим словам… – Все может обстоять еще хуже? – произнес я. – Загадка какая-то. – И большая, чем вы можете себе представить, – спокойно сказал он. – Если я попытаюсь все вам объяснить, вы, возможно, объявите меня сумасшедшим. – Его глаза округлились еще больше. – Если Фэнни развращен, – спросил я, – кто же тогда развратил его? – О, это сделал Грегори, – ответил доктор Грюбер. – Несомненно, Грегори. За всем этим стоит Грегори. – Но кто такой Грегори? – Человек, которого вы видели. Я в этом абсолютно уверен. Вы описали его довольно точно. – Он поднял короткие толстые пальцы над головой, совсем как я показывал Констанс Бэйт. – Очень точно, уверяю вас. Однако когда вы узнаете больше, вы не поверите мне. – Ради бога, почему? Грюбер покачал головой, и я заметил, что его свободная рука дрожит. На секунду я подумал, что вовлек себя в откровенный разговор с безумцем. – У родителей Фэнни было трое детей, – сказал он, выпустив облачко дыма. – Грегори Бэйт был первым. – Так это их брат! – воскликнул я. – Однажды мне показалось, что я вижу сходство… Да-да, я понял. Но в этом нет ничего неестественного. – Конечно, но все зависит от того, какие у них отношения. Я попытался понять. – Вы имеете в виду, что что-то неестественное произошло между ними? – Да, и их сестрой. Я содрогнулся от ужаса. Я словно вновь увидел красивое лицо и полные ненависти беззаботность и самодовольство, поразившие меня в Грегори. – Между Грегори и его сестрой. – И, как я уже сказал, между Грегори и Фэнни. – Значит, он развратил их обоих. Почему же Констанс не подвергается таким гонениям в Фор Форкс, как Фэнни? – Помните, учитель, что это очень отдаленный район. И некоторая… неестественность… отношений между братом и сестрой в этих бедных семьях из лачуг, я полагаю, считается допустимой. – Но между братьями… – Я словно на мгновение перенесся в Гарвард, на лекцию профессора антропологии о племени дикарей. – Вот именно. – О боже, вот именно! – вскричал я, вспоминая коварное, недетское выражение лица Фэнни. – И теперь он пытается убрать меня с дороги – я мешаю ему. – По-видимому, так. Надеюсь, вы понимаете почему. – Потому что я не позволю ему этого. И он хочет избавиться от меня. – Ах, – сказал он. – Грегори многого хочет. – Вы имеете в виду, он хочет заполучить их навсегда? – Обоих – и навсегда, но, судя по вашему рассказу, Фэнни – больше всего. – Могут ли их родители помешать этому? – Мать умерла. Отец сбежал, когда Грегори вырос настолько, чтобы лупить его. – Они живут одни в этом жутком месте? Он кивнул. Это было ужасно: словно ядовитые испарения, ощущение проклятия исходило от самих детей – от всего, что произошло между ними и Грегори. – Но, – возразил я, – неужели дети не могут как-то защитить себя? – Они это уже сделали. – Но как? – Я мысленно взмолился, поскольку разговаривал сейчас со священником и на своем опыте убедился, чего стоила благотворительность в Фор Форкс. – Вы не поверите мне на слово, – ответил он. – Поэтому лучше я покажу вам. Он резко встал и жестом предложил подняться мне. – Выйдем, – сказал он. За его оживлением проглядывало сильное беспокойство, и на мгновение мне подумалось, что я ему неприятен так же, как и он мне, с его клубами табачного дыма и глазами навыкат. Я покинул комнату и по пути к выходу из дома прошел гостиную с накрытым на одного человека столом: вкусно пахло жареной стряпней, и на столе стояла открытая бутылка пива – так что, скорее всего, причиной антипатии доктора Грюбера была всего лишь задержка обеда. Он захлопнул за нами дверь и направился к церкви. Все это было весьма загадочно. Когда доктор Грюбер перешел через дорогу, он окликнул меня, не поворачивая головы: – Вы знаете, что Грегори был чернорабочим в школе? – Одна из девочек что-то такое говорила об этом, – ответил я, наблюдая, как он огибает церковь. Что же дальше, гадал я, прогулка в поля? И что же мне покажут такое, во что я не должен поверить? За церковью лежало небольшое кладбище, и я, следуя за идущим вразвалочку доктором Грюбером, мимоходом рассматривал надписи на массивных надгробиях девятнадцатого века: Джошуа Фут, Сара Фут – весь клан, основавший когда-то эту деревню, и другие имена, ничего для меня не значившие. Доктор Грюбер остановился, всем своим видом показывая нетерпение, у небольшой калитки в задней части кладбища. – Смотрите, – сказал он. Ну хорошо, подумал я, если тебе так лень ее открыть… и наклонился, чтобы отодвинуть засов. – Не здесь, – резко сказал он. – Взгляните вниз. Посмотрите на крест. Я взглянул туда, куда он указывал. Грубый деревянный крест, окрашенный вручную, лежал на том месте, где полагалось быть надгробию, в изголовье могилы. На его горизонтальной перекладине чьей-то рукой было выведено имя Грегори Бэйта. Я обернулся на доктора Грюбера, и сомнений у меня не осталось: он смотрел на меня с неприязнью. – Это невозможно, – промолвил я. – Абсурд. Я же видел его. – Поверьте мне, учитель, именно здесь похоронен ваш соперник, – сказал он, и я вновь обратил внимание на то, как своеобразно он выбирает слова. – Во всяком случае, его телесная оболочка. Ошеломленный, я прошептал: – Это невозможно. Он проигнорировал мои слова. – Однажды ночью, год назад, Грегори Бэйт что-то чинил на школьном дворе. Во время работы он взглянул наверх и заметил – я думаю, именно так все и произошло, – что водосточный желоб прохудился и требует ремонта. Он принес с заднего двора лестницу и полез наверх. Фэнни и Констанс увидели в этом шанс избавиться от тирании и выбили из-под него лестницу. Он упал, ударился головой об угол здания и умер. – А что они там делали ночью? Доктор Грюбер пожал плечами: – Он их повсюду таскал за собой. Они сидели на игровой площадке. – Я не верю, что они убили его намеренно. – Ховард Хюммель, почтальон, видел, как они убегали. Он и обнаружил тело Грегори. – То есть никто не видел, как это произошло. – Этого и не требовалось, мистер Джеймс. Всем все было ясно. – Мне не ясно, – сказал я, и он снова пожал плечами. – И что они потом сделали? – Сбежали. Они поняли, что добились своего. У Грегори весь затылок был раздроблен. Фэнни и его сестра исчезли на три недели – прятались в лесу. К тому времени, когда они поняли, что им некуда деваться, и вернулись домой, мы уже похоронили Грегори. Ховард Хюммель рассказал, что видел, и люди приняли это как должное. Отсюда, как видите, и «порочность» Фэнни… – Но теперь… – произнес я, глядя на грубо подписанный крест. Я понял, что именно дети и подписали его, и это вдруг показалось мне самой отвратительной деталью всей истории. – Вот-вот, теперь. Теперь Грегори хочет их вернуть себе. Из того, что вы мне рассказали, следует, что он уже вернул их. Но мне кажется, что он теперь хочет вызволить Фэнни из-под вашего влияния. – Он произнес последнее слово с немецкой тщательностью.