— Обычно берут по пять тысяч ули вознаграждения, но я бы на твоём месте взял поменьше, — проговорил он, окидывая взглядом нашу толпу. — Как считаете, Кон-ини, четыре будет выглядеть хорошей ценой? — Да само собой, — отмахнулся чиновник. — Мы тогда за содержание и в казну с усыновителей сдерём! Как раз и выйдет пятёрочка. Шрам, по лицу вижу твои чувства, но дави в себе вот это вот! Это не продажа! Это — «спасибо»! От благодарных родителей. Да какое там — совесть пристыженно примолкла на цифре четыре тысячи. Ворчун, гад, ещё с нас деньги содрал за проезд? Серьёзно?.. Сдавленный то ли рёв, то ли стон, то ли всхлип со стороны моих бойцов показал, что совесть умолкла не только у меня. Детей увели в замок, а мы остались стоять перед воротами вместе со Скасом, Гун-нори и Энари. Каждого ребёнка должны были проверить на отсутствие мудрого письма. Такое письмо до возраста ученичества не наносили обычно — дети простолюдинов никому особо не нужны. Но благородные своих отпрысков старались охранять. Я, правда, был уверен, что благородных там не было — Соксон и Ксарг всех проверили ещё в посёлке. Кстати, вспомнив о мудрецах, я повернулся к отряду, высматривая одного из них. — Грапп! — позвал я ученика Соксона, который зачем-то продолжал идти с нами. — А ты чего ещё не отправился по своим делам? — Да как-то не мог пропустить такое представление, — ответил парень сконфуженно. — Да и не знаю я, с чего начинать, если честно. Растерялся… вот и решил с вами походить. — А что за дело-то? — спросил Энари, опознав в Граппе ученика мудреца. Пришлось объяснять. — Тогда вам ко мне, уважаемый! Для ученика мастера Ксарга найдём лучшее, что есть… Но за стенами. — Само собой! — обрадовался Грапп, и у меня возникло стойкое ощущение, что парня сейчас красиво обведут вокруг пальца. Как нас с детьми. Впрочем, даже с учётом внутренних повизгиваний жадности, я понимал, что нам платят отвратительно много. Какие-то фантастические деньги. Можно с нашими накоплениями десять человек в вэри перевести. Я уже даже мечтал, чтобы совесть снова проснулась. Она там с жадностью подерётся — и вопрос внутренних терзаний будет решен. — Скас, — спросил я у лори, пока Энари убалтывал Граппа, — а почему эр и эра вот так, от Форта, не усыновили ребёнка? Скас ответить не успел. У Энари, кажется, уши улавливали даже шёпот, поэтому ответил он: — Потому что старые они уже, — спокойно ответил он. — Шрам, детей нельзя усыновлять после первой сотни лет, как не омолаживайся. Ты знаешь, сколько лет эру Скаэну и эре Эл-оли? Я знал. Ещё когда Эл-оли показывала мудрое письмо на руке, я обратил внимание на дату первой записи. Школу нерождённых она закончила около пяти веков назад. — Только про эру, — признался я. — Эр Скаэн и эра Эл-оли вместе со школы нерождённых, — пояснил Скас. — Так что да, официально они не могли уже усыновить детей. — Если ааори могут жить так долго, то почему эров так мало? — поинтересовался я. — Это тебе эры лучше объяснят, — ответил Скас. — Тем более всё равно ты скоро пойдёшь выполнять обещание, данное одной девочке. Ведь да? Даже если бы я и не собирался идти к Амо-они, последнее «да?» Скаса быстро объяснило бы мне, что это самая большая ошибка в моей жизни. Но я, естественно, о своём обещании помнил. — Как только найдём казарму, где можно разместиться, — кивнул я. — Свободен барак в казарме у северной стены, — прервав свои переговоры с Граппом, снова встрял Энари. Этот человек, кажется, умел быть везде. — А не займут? — поинтересовался Хохо. — Не успеют, — отмахнулся помощник градоправителя. — Кто собирался в Пущу — уже в казармах. Вы, кстати… — Энари! — возмущённо прервал его Скас. — Дай и мне немного о людях позаботиться. Я сам их в Пущу приглашу! Я с подозрением уставился на Скаса, вызвав у Гун-нора очередную улыбку. Но лори даже и усом не повёл. И Энари тоже ничего объяснять дальше не стал. — Ты, как казарму найдёшь, помойся сначала… И сходи купи себе что-нибудь приличное из одежды, — от души посоветовал Скас, принюхавшись. — Ну или доспехи свои начисти… Он скептически оглядел меня. — Хотя легче уже новые купить. Вы теперь вроде при деньгах — вот и займись. — Я за ним пригляжу в этом вопросе, Скас, — засмеялась Пятнашка, и лори удовлетворённо кивнул. Так мы прождали ещё час. Мимо нас ходили чиновники, стражники, эры и лори, какие-то торговцы. Поглядывали с удивлением, но, видя Энари, вопросов не задавали. Когда из замка появился Кон-ини с целой стопкой кожаных листков, я уже успел заскучать. — Всё! — радостно возвестил чиновник. — Всё сделали! Вот, Шрам, документы на детишек! Стопка переместилась ко мне. — Сначала думали перевезти их в особняк, где обычно дети ждут приёмных родителей, но потом поняли, что там и места-то нет под сто шестнадцать человек. Так что разместили прямо тут, в замке. Вот, кстати, Шрам, пропуск. Ко мне перекочевал металлический жетон. — Можете заходить проведать ваших спасёнышей, — Кон-ини добродушно усмехнулся. — Если, конечно, они вас не утомили за время пути. Заодно узнаете, кого взяли, кого нет. Пропуск одноразовый на трёх человек — но без тебя, Шрам, [A1] никого не пустят. Придёте, покажете страже, вас проведут и выведут. Ну и новый пропуск дадут. В любом случае, своё «спасибо» вам забирать здесь, в замке. Вот как-то так… Ну и спасибо за такое пополнение. Город это ценит — так и знайте! Я рассыпался в благодарностях в ответ. Ну как рассыпался… я пытался — а Пятнашка помогала. Когда Кон-ини, Энари и Грапп скрылись за воротами, Скас и Гун-нор вызвались проводить нас до подсказанной советником казармы. Напомнив мне привести себя в порядок перед посещением Они, а также наказав далеко не пропадать — мол, разговор есть — они ушли. А я со своим отрядом остался стоять перед выделенным нам местным распорядителем бараком. Строго говоря, все казармы в Форте Ааори принадлежали городу. И если город привлекал бойцов ааори к какой-либо кампании, то место выделялось бесплатно. Но поскольку мы ещё ни к чему привлечены не были — барак пришлось арендовать. И в этом случае распорядитель получал половину стоимости аренды. С нас он драл 100 ули в день, что считалось дорого. За одного бойца обычно брали не больше ули. Поэтому барак и остался пустым, хотя в город уже давно стягивались силы для чистки Пущи. Эмоции прорвались за обедом. Я думал, что первым не выдержит Хохо, но озвучил общую точку зрения Ша-арми. — Боги, как нас Ворчун-то обманул! — проговорил он неожиданно, отвлёкшись от еды и приглашая всех за столом к разговору. — Что за несправедливость? — Как будто в мире есть справедливость, — хмыкнул Нож. — Если в мире есть деньги, то и справедливости быть не может! — Нет, Нож, ты не прав, — возразил Хохо, который долго крепился. — Деньги не могут быть справедливыми или несправедливыми. Деньги — это просто деньги. Люди могут быть справедливыми или нет. Но … — Но самые несправедливые придумали деньги, — подбодрил его Нож. — Ну, знаете, оружие тогда тоже они изобрели! — возмутился Хохо. — Но пользуются-то оружием все. — Почему это оружие изобрели несправедливые? — удивился Пузо, немедленно получив от Молчка одобрительный хлопок по плечу. — Ну оно же убивает — несправедливо? — ответил Хохо. — И устанавливает правила: кто сильнее и с оружием — тот всегда прав. — Да уж, видали мы тебя с оружием, сильного и правого, на улицах Мобана, — хмыкнула Пятнашка. — Хохо, прекрати, там тебе и оружие не помогло. — Так я и не начинал… Это всё Нож говорит, что деньги — несправедливость. — А что, я не прав? — удивился Нож. — Нож, поделись со мной несправедливостью, а? — попросила Зенка, пристроившись рядом с Пузом. — А то, кажется, у тебя этой несправедливости больше, чем у меня. От её выпада засмеялись даже за соседними столами, где бойцы отряда, активно работая ложками, прислушивались к разговору. — Не! — возмутился Нож. — Мне мои деньги самому пригодятся! — Ну вот же ведь несправедливость!.. — громко расстроилась девушка. — Точно! — поддержала её Ладна. — Певцы поют о презренном металле, а Нож его зажал и не делится. — Да что вы ко мне привязались? — удивился десятник. — Нож, не было бы денег, — проговорил я, повторяя за своей памятью, — обменивались бы чем-нибудь ещё. И всё равно кто-то оказался бы в конце обмена богаче. Арми, ну провёл нас Ворчун — чего тут переживать-то? — Да как-то обидно! — смутился Ша-арми. — Мы там чистили территорию, в плен попадали… — Ой, ну вот это прямо заслуга из заслуг! — захохотала Фука от другого стола. — Да, попадали! — не смутился Ша-арми. — Не попали бы, Шрам бы детей не вытащил. Ну и вообще, мы же ему помогали? — Ага-ага, — буркнул я себе под нос, вспомнив, кто заставил меня остаться в посёлке и согласиться на условия графа. Озвучивать свои сомнения не стал, получив болезненный тычок в рёбра от Пятнашки. — А тут приехал Ворчун, денег с нас содрал, детей забрал — лишив нас двадцати тысяч ули. Да ещё и подъёмные взял! Поди, посмеивался над нами всю дорогу, — закончил Ша-арми мысль. — Нет, десятник, прости, но ты не прав, — возразил ему Толковый. — Вот Шрам прав. Ну надул он нас. И что? Мы всё равно получим очень много. Просто очень! В следующий раз думать будем. Да, Шрам? — Точно, — согласился я. — Обучение везде недёшево, а на собственном опыте — ещё дороже. — Да ну вас, — беззлобно отмахнулся Ша-арми. — Я тут общие мысли озвучиваю, а они меня ругают. — Да никто тебя не ругает! — возмутился Хохо. — Как будто мне не обидно за эти потерянные деньги!.. — Слушайте, — не удержалась Пятнашка. — А вы детей везли, чтобы деньги получить? Или просто бросить не могли? Мы про деньги сегодня узнали! Я тут одна совсем не расстроилась из-за Ворчуна?.. Ответом ей был сосредоточенный стук приборов о тарелки. — Ох, с кем я связалась… — проговорила Пятнашка, возвращаясь к еде. После обеда, наскоро ополоснувшись, я вышел в город. Пятнашка вызвалась меня сопровождать. Сначала чтобы помочь выбрать одежду и сторговаться, а потом — просто за компанию. Вообще-то на втором настоял я сам. Немного подумав, я решил, что Пятнашке это тоже будет полезно. А то она с тех откровений чиновника о проблемах с детьми у ааори ходила сама не своя. К тому же, я каждый раз вспоминал её слова о том, что она девочка — и не мог отказать себе в удовольствии нарядить её в платье. В платье Пятнашка наряжаться отказалась. — Шрам, ну ты что… Я его даже носить не умею! — возмутилась она. В итоге ограничились просто широкими штанами из лёгкой ткани — чтобы казалось, будто она в юбке. Тут в Форте летом многие женщины носили что-то подобное. Всё-таки летнее солнышко не располагало ни к тесной, ни к плотной одежде. А более лёгкие нравы, чем в приверженном традициям Мобане — позволяли женщинам побаловать мужской взгляд. Правда, к девушкам-ааори даже жители Мобана не применяли обычные нормы приличия, но это было понятно: ааори — не люди, а не пойми что, нори — не люди, а грешники, такие могут хоть шерстью обрастать, а к вэри — так и вообще не пристанешь с нотациями. Даже к женщине. Вот так ааори и выпали из местных моральных устоев. Вроде бы живут в Мобане, но в своём мире. Два стражника на охране ворот у особняка эров были мне незнакомы. Что и не удивительно — оба были из местных и служили в городской страже. Они меня тоже не знали — и пускать не собирались.