— Дай я, — вмешался Соксон. — Шрам, ты получал ответ, как человек, который задал вопрос «Откуда дует ветер?» и, оглянувшись, понял, что с севера? Или ответ всегда включал что-то, что ты не знаешь и не мог узнать? Я задумался, перебирая в голове все случаи моего общения с Лингом, а потом честно ответил: — Иногда как ветер… Но иногда были и ответы про то, что я не мог знать. Как образы, понимание… — Соксон! Приступай к нашему исследованию! — Ксарг радостно хлопнул ученика по плечу. — К нашему?.. Ах ты старый прохвост! Только я нашёл перспективную тему, а он уже тут как тут! — Я всего лишь пользуюсь своим учительским статусом! — возразил Ксарг, весело захохотав. — Ладно! Смотри у меня… Но если ты за все годы исследования там не появишься… — Нет, я тоже помогу! — Ксарг отмахнулся. — И финансово, и лично! Не беспокойся. Раз пошли такие разговоры, то я и в Совете потом помогу тебе отбиваться. — Ну раз так… — Соксон успокоился и незаметно мне подмигнул. — Шрам, от тебя и твоего отряда я не откажусь. Только учти, задачи могут быть такие… дурацкие, что ли? Их смысл тебе будет не всегда понятен и ясен. — Да и ладно, — согласился я, в глубине души чувствуя, что ещё не раз пожалею. — Если они будут вдобавок и не слишком опасные, то вообще здорово. — Так, Шрам… а ты финансовые вопросы с графом решил? — переключился Ксарг на насущные дела. В ответ я коротко пересказал разговор с Ленгетом. — Ну вот и хорошо… Одной головной болью меньше, — обрадовался Соксон. — А есть другие? — спросил я. — Конечно! — Ксарг засмеялся. — Если не считать Кадли и его ближников, есть ещё куча пленников-людей из Линга. — А пленник, которого мы притащили? — спросил я с интересом, и оба мудреца неожиданно смутились. — Что случилось? — Понимаешь, Шрам, — покаяннно сказал Соксон. — Мы когда в посёлок уходили — забрали из лаборатории всё… А его забыли. — Как?! — ахнул я. — Неужто с голоду умер? — Нет, что ты? Да неужели бы я… Просто исчез куда-то… Он так тихо сидел, — Соксон неуверенно пожал плечами. Долго у мудрецов я задерживаться не стал. Пока я обдумывал новости, Соксон с Ксаргом ввязались в какой-то очередной спор — и я откланялся, чтобы не заснуть под их пререкания. Следующие несколько дней, устроив тренировки бойцам, я и десятники одновременно занимались подготовкой к отъезду. Одним из самых насущных наших занятий стал поиск подходящих кораблей. Хотя суда уже ходили между Фортом Ааори и другими землями — но далеко не все из них заходили в посёлок. А из тех, что заходили, на одних не было достаточно места, на других просили слишком много за доставку — а на третьих при виде девушек-нори звучали похотливые намёки. Нашим спасением стала баржа с зерном, которую пригнали из Форта для решения продовольственных проблем посёлка. Во-первых, капитаном баржи был бывший вэри — седоволосый строгий старик по имени Ворчун. Во-вторых, в команде у него чужих не было. Пятеро сыновей, около трёх десятков внуков и пятеро уже достаточно взрослых правнуков. Авторитет капитана-патриарха для них был непререкаемым. В-третьих, баржу обратно собирались гнать порожняком, а оплата доставки уже компенсировала это неудобство. — Сколько вас, молодь? — спросил Ворчун. — Сто шестьдесят девять человек, — скромно ответил я. Пятнашка не выдержала и прыснула, глядя на округлившиеся глаза Ворчуна и его сыновей. — Не понял… Это что за толпа у вас? Ты же сотник! — возмутился Ворчун. — У нас сто двадцать один ребёнок. Освободили из Линга, — признался я. — Это долгая история, — подтвердила Пятнашка, потому что глаза Ворчуна и сыновей стали ещё больше. — Нори и дети, — старик покачал головой. — И что вы с этой толпой делать будете? — Попробуем пристроить в Форте, — объяснил я. — Тут им оставаться нельзя, а в другие города… — Ты только так больше не говори, — старик разразился каркающим смехом. — Пристроить котят можно, щенят… Детей пристроить. Слышь, Мун-ори? К нам подошёл один из занятых на палубе внуков старика. — Чего? — добродушно поинтересовался он. — Тут детей раздают! Хороший выбор! — сказал старик, посмеиваясь. — Дед, несмешно! — возмутился парень. — Что значит «раздают»? — Так вот, видишь… Молодь в Форт едет. Да не одна, а с нагрузкой в сто-и-сколько-то-там детей, — над ошарашенным видом Мун-ори смеялись уже все присутствующие. — А у тебя жена после второго всё… Так вон, выбирайте! Вы же не против, ребята? — Да только за, — сказал я. — У вас семья большая, крепкая. — Да это пока я жив, — Ворчун оправдывал имя. — Как уйду в последний путь, так точно лоботрясы перегрызутся. Но я ещё покопчу тут лет двадцать. — Пап! Дед! — хором возмутились сыновья и внук. — Ага-ага! — старик довольно улыбнулся в седые усы. — Так что, внук, не теряйся. Жену я от кухни освобожу. Вы приглядывайтесь да присмотрите себе деток. Ребятишки-то все до десяти, верно? — Так, мастер, — подтвердил я. — Большинство лет шести-семи, некоторые чуть постарше. Есть и совсем малыши — даже говорить не научились. — Но только совсем бесплатно-то я вас не повезу! — вернулся к прерванному разговору Ворчун. — Давайте по 10 ули за каждого. Если внук детей возьмёт… — Если возьмёт, отряд ещё и сам накинет, мастер, — я воспользовался паузой. — Мы на каждого ребёнка подъёмные выделили. Немного, конечно… сколько могли. — А стоимость-то устраивает? — Устраивает-устраивает, — заверила его Пятнашка, а я просто кивнул. Пока баржа разгружалась, наши бойцы споро собирали вещи и ходили в администрацию десятками — для нанесения мудрого письма. Прощание вышло недолгим. Дольше всех обнимались мы с Ворготом. И он, и я понимали, что шансов встретиться в будущем у нас немного. А я за полгода, что уж скрывать, прикипел к дядьке. Соксон и Ксарг ограничились напоминанием надолго из Форта не пропадать — и ждать глупых, но денежных задач. Что этим долгожителям месяц-другой? Ниам, барон Бекс, Факс и его карсы — вот и все наши знакомые. Торговец попрощался ещё накануне, когда мы закупали необходимые припасы. Рано утром, ещё в сумерках отряд выступил сначала к казарме нори, а потом — уже с детьми — в сторону порта. У ворот нас дожидался Грапп с котомкой на плече. Редкие прохожие смотрели на нашу процессию с улыбками. Были и те, кто прощался и желал удачи. Не знал я, что мы были почти что популярны. Уже стоя на трапе баржи и приглядывая за погрузкой отряда, я ещё раз оглянулся в сторону посёлка и на тёмную полоску на горизонте. Линг остался непокорённым, но и не стал победителем. И даже это я считал удачей. С Проклятым городом я прощался с лёгким сердцем — слишком кошмарным и непонятным он был. ЧАСТЬ II Глава 21 Деревянный борт бота поднимался и опускался, пропуская очередную волну. Стефан лежал на дне, пытаясь спастись от палящего солнца и слушая плеск воды. Богач, обладавший девятью пудами золота, удачливый капитан и просто не самый плохой человек. Во всяком случае, сам Стефан считал — что неплохой. Он всё реже вспоминал о будущем домике в Старом Свете. Хотя домик и безбедная жизнь и были той мечтой, которая толкала его вперёд. Стефан пошевелился и чуть не заплакал от боли. Прожжённое солнцем тело горело, и каждое движение было одновременно мукой и благом. Потому что пока Стефан мог двигаться — он всё ещё мог решать свою судьбу. Стефан никогда не был особенно жестоким. Никогда не убивал, когда этого можно было избежать. Никогда не практиковал слишком жестоких наказаний. Но вовсе не потому, что у него было доброе сердце. Если бы ему было нужно — он бы переступил через все законы совести. Просто желаемого всегда можно было добиться меньшими усилиями, чем подсказывали ему внутренние демоны. Видит Бог, лень Стефана Катуавра была его несомненным достоинством, сдерживая капитана от полного впадения во грех. И вся жизнь Стефана прошла под лозунгом лени. Даже топить корабли он предпочёл потому, что это был самый простой способ разбогатеть. Полоть грядки? Просиживать штаны в конторах? Нести службу на родине? Это было долго, нудно и скучно — а жизнь прошла бы мимо, и даже его следа бы в ней не осталось. Не стал бы Стефан ни великим деятелем и слугой короны, не стал бы богатым купцом или зажиточным землевладельцем. Но стать капитаном и гонять донов — это Стефан сумел. Ведь на том конце пути — безбедная жизнь и, может быть, будущая семья, и плевать ему на почёт и славу… А ещё Стефан в глубине души понимал, что за свои грехи ему придётся платить. И всю вторую часть своей жизни собирался посвятить хождению в церковь по воскресеньям — как истинный католик. И Стефан Катуавр искренне не понимал тех, кто занимается тем же делом, что и он, не строя таких планов. Новое движение… и новая боль. Капитан судорожно вздохнул и начал подниматься. Всё было продумано, всё было схвачено у него. Но на второй день пути начался шторм. Ветром сорвало мачту, унесло парус, смыло часть припасов. Вёсла отправились бороздить морские просторы. А когда шторм закончился — вокруг было только море, которое несло ботик по волнам в неизвестном направлении. Голод уже перестал его терзать, но это было полбеды — вода закончилась. Простая пресная вода. На проклятом островке осталось десять бочек. Две Стефан взял с собой, одну смыло — а вторая была пуста. Сначала он потел, но потом пот исчез. Кожа сгорела до красноты — всё тело болело. Не спасала одежда, которой он накрывался, не спасала и тень. Кожа была в таком состоянии, что просто висела на костях, как какой-то мешок. Во рту — пустыня. Глаза — болят, их приходится держать постоянно закрытыми. Даже ночью лёгкое дуновение ветерка вызывает боль вместо облегчения. Стефан понимал, что его знобит. Несколько раз он терял сознание, один раз — обнаружил себя пытающимся пить морскую воду. Сейчас в воде он видел отражение тощего несчастного человека. Много раз он находил таких же бедолаг. Но те, кого ему удавалось спасти — выглядели лучше, а те, кого находил мёртвыми — хуже. Стефан с трудом выпрямился и огляделся: не будет дома в Старом Свете, и золото навсегда останется на острове. Ещё один клад в этих водах. — Господи! За что ты посылаешь мне это? — прошептал капитан, не получив ответа. И взгляд его обратился туда, где ждала последняя надежда… избавление от мук — заряженный пистолет. Старый, верный, прослуживший долгие годы. Он купил его в Марселе много лет назад. С ним он прошёл через сотни схваток. С ним он и закончит свою боль. Кряхтя, Стефан наклонился и поднял оружие. Рукоять привычно устроилась в дрожащей руке. Раскалившееся дуло ткнулось под ухом. Неважно, что трясутся руки — в упор не промахнётся даже такая развалина, которой стал Катуавр. Чудом спасённый и высушенный порох, чудом найденная в кармане пуля, чудом уцелевший пистолет — три чуда, чтобы прекратить его мучения. Стефан посмотрел на море и тихо прошептал: — А ведь я верил тебе… Верил… Палец вдавил спусковой крючок. Металлический щелчок. Хлопок. Боль. Тьма. В первый момент мне казалось, что я снова стал капитаном. Проснувшись, я не сразу открыл глаза и несколько мгновений слушал плеск воды. И только когда рядом пошевелилась Пятнашка, давая мне высвободить занемевшую руку, служившую ей подушкой по ночам, я понял — сон уже закончился. Вокруг были стены каюты на барже Ворчуна, по палубе стучали ноги моряков, а в окно влетал запах солёной воды и завтрака. Стараясь не потревожить девушку, я слез с койки — и ноги сразу прочувствовали качку. Последний день пути. Остались позади земли Линга, проплыла мимо Пуща, взметнулись из воды скальные обрывы. Скоро мы снова сойдём на берег, и спокойная жизнь закончится. Нужно будет пристроить детей, найти место для бойцов и придумать, где заработать. Казна отряда, конечно, была полна. При желании можно было купить собственную баржу — да вот беда, не могли нори заниматься ничем, кроме борьбы с изменёнными. Иногда в голове проскальзывала шальная мысль — взять казну, выкупить себя и Пятнашку и забыть всё как страшный сон. Вот как Катуавр… Но, похоже, он плохо кончил с такими привычками. Да и не мог я бросить свой отряд. Возможно, я нелюдимый и замкнутый тип, но если обещал, что буду с бойцами, пока последний из них не станет вэри — значит, буду. Понятия не имею, откуда во мне такое странное желание взялось — выполнять свои обещания. Я оглянулся на спящую девушку. Пятнашка спала, соблазнительно высунув ногу из-под одеяла, и пришлось перебороть в себе желание продолжить прекрасный вечер и ночь не менее прекрасным утром. Нет. Достаточно прислушаться к весёлому визгу наверху — и станет понятно: пора заниматься делами.