Георгий помолчал какое-то время, словно взвешивал возможные порции правды. – Я работал у него недолго – около трех месяцев всего. У него вроде в планах было меня в личные телохранители взять, но потом вокруг все стало взрываться, падать и взлетать, ну, Григорий Андреевич совсем голову потерял и начал охрану, как колоду, тасовать. А потом и вовсе новых набрал. Собственно, вот и все. «Тогда совсем непонятно. Если при тебе особых косяков не случилось, кроме тех, что Гена организовал по моей просьбе, то почему за тобой кто-то охотится? – подумала Марина, выслушав его ответ. – Ни с чего ничего и не бывает. Тут два варианта – либо ты что-то знал из того, что не должен был, либо соврал мне. Как проверить? Пока не знаю». – А жену его ты знал? – Виолу Викторовну? Видел пару раз. А что? – Она моя подруга. И я жду ее к себе сегодня. – Ты хочешь, чтобы я ушел? – он взял Маринину руку и погладил пальцы. Коваль молчала. «Я не хочу, чтобы ты уходил – и не могу оставить тебя здесь. Что мне делать?» Он обнял ее, прижал к себе и поцеловал в висок. Марина вдруг почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной, и только в этих руках ей спокойно. «Неужели вот так выглядит последняя любовь? Та, которая запомнится до смерти? Нет! Этого не может быть! Это просто страсть – животное влечение, тяга к самцу – как еще это называется? Я ведь не люблю его… да и как можно любить человека, с которым едва знакома? Я опять запуталась, заплела себя по рукам и ногам, черт…» – Я понял. Мы сделаем так. Я дам тебе свой номер мобильного, если что – ты набери, и я приеду, – сказал Георгий, поняв: ответа он не дождется. – Я уже не уверена, что она приедет, – пробормотала Марина. – Довольно поздно, она должна была позвонить. – Это что – просьба остаться? – чуть улыбнулся Георгий, легонько щелкнув ее пальцем по носу. – А как ты хочешь? – серьезно спросила она, догадываясь, что именно сейчас услышит. Но вместо ответа Георгий нежно поцеловал ее, потом еще и еще раз. Они самозабвенно целовались, вмиг отрешившись от остального мира, от окружавшей действительности. – Не уходи… – попросила вдруг Марина хрипловато. – Не оставляй меня здесь одну. – Конечно. Все будет так, как ты скажешь. Ветка не позвонила ни поздно вечером, ни к ночи, ни с утра. Марина, проснувшись около девяти, первым делом схватила мобильный, но никаких пропущенных звонков там не обнаружила. Держа телефон в руках, она мучительно хотела позвонить сыну – услышать его звонкий голосок, родные интонации и чуть грассирующий выговор. Но – нельзя. Они с Хохлом давно договорились на эту тему – если она уехала, то не звонит и ребенка попусту не дергает, если только это не происходит накануне возвращения. Возвращаться она пока не планировала… Веткин телефон был выключен, и это еще больше насторожило Марину. Неужели что-то случилось? Она встала, придерживая накинутое на плечи одеяло, закрыла форточку и поежилась. За ночь комната выстывала так, что казалось, будто босиком стоишь прямо на льду. «Зато голова свежая, – подумала Марина, натягивая халат и засовывая ноги в тапочки. – Правда, не знаю еще, чем мне ее сегодня забьют, голову эту». К ее удивлению, Георгия в квартире не было. На вешалке в коридоре отсутствовала его дубленка, не было ботинок. Марина пожала плечами, хотя почему-то ее огорчила отлучка телохранителя, и побрела в кухню варить кофе. На столе обнаружилась записка: «Не теряй, уехал на пару часов. Не открывай дверь незнакомым людям и постарайся никуда не выходить. Целую нежно. Твой». Ни имени, ни подписи – только вот это «твой». – Ха-ха-ха, – механически проговорила Коваль, опускаясь на табуретку. – Куда это «мой» смылся с утра пораньше? Выходные же вроде в этой стране… Стоя под душем, она вдруг четко поняла причину своего недовольства. «А ведь я ревную! Обалдеть можно – ревную! Стою вот тут и постоянно думаю, что он мог не сказать мне, что женат, например. Ведь он не говорил, а я не спрашивала. Нет, мне, конечно, безразлично, я никогда по этому поводу не парилась, но противно… Уехал к жене – а что, имеет право. Черт…» Кофе получился невкусным, сигарета не принесла никакого удовольствия – в общем, утро не задалось. Зато удался звонок в банк – ей сообщили условия открытия счета и назвали день и время, в которые она может подойти и все оформить. – И это прекрасно, хоть тут зашевелилось, – пробормотала Марина, сунув мобильный в карман халата. Схема была проста, но пока еще эффективна, особенно если учесть малые размеры города и ограниченность предложений в банковской сфере. Сняв офис, Марина планировала открыть счет в банке – но не индивидуальный, а корпоративный, о чем, разумеется, не будет знать «клиент». Как только деньги поступят на счет, Марина сможет преспокойно при помощи своей карты снять их и счет закрыть. Вот и все. Это в ее глазах не было чем-то из ряда вон – просто компенсация за все, что она дала Николаю, и чего он, к его несчастью, не оценил. Никакой крови, никаких убийств – только обнуленные счета фирмы его супруги. Конечно, он не узнает, откуда прилетело, и это убьет какой-то процент радости от возмездия, но ничего, это она как-нибудь переживет. «Куплю тот дом в Черногории», – вдруг подумала Марина. Ей всегда нравилась эта страна, куда они как-то ездили с Хохлом и Грегори. Чем-то привлекали старинные городки-крепости, узкие улочки, маленькие лавочки прямо в домах – а наверху квартиры хозяев. Нравился запах жареной рыбы, доносившийся из небольших ресторанчиков, негромкая живая музыка – в каждом заведении непременно был свой скрипач или гитарист, пианист или певец. Нравилась широкая набережная над городским пляжем между Будвой и Бечичи, по которой они часто гуляли вечером из одного городка в другой. И именно там, в Бечичи, Марина присмотрела дом, который вдруг страстно захотела приобрести. Небольшой двухэтажный домик казался картинкой из старого журнала – балкон на втором этаже весь в цветах, терраса первого заплетена плющом и хмелем, аккуратный двор, большие окна первого этажа и крохотные, прикрытые решетчатыми ставнями – на втором. Марина, едва взглянув, почувствовала укол в сердце – этот дом мог стать хорошим летним прибежищем. И ехать недалеко, и море – вот оно, под ногами буквально, двадцать шагов по брусчатке вниз. И можно три месяца проводить там. – Да, точно, сейчас все здесь закончу и рвану туда, посмотрю, подумаю, – решила она, потягиваясь. Телефон закрутился на столе, вибрируя. Едва взглянув на дисплей, Марина сразу же схватила трубку и почти закричала: – Да, родной! – Ишь ты… – насмешливо протянул Хохол. – Родной пока? Это обнадеживает. Марина удивленно отвела трубку от уха и снова бросила взгляд на дисплей, словно желая убедиться, что это все-таки муж. – Что за тон? – недовольно спросила она. – Нормальный тон. Обычный. Как дела? – Все хорошо. А у тебя? – Да и у меня вроде неплохо. Повисла пауза. Диалог мало напоминал общение супругов, находящихся в разных странах и не видевших друг друга уже несколько дней. У Марины создалось впечатление, что Женька откуда-то узнал о ее связи с Георгием и теперь просто ждет момента, чтобы поймать ее на слове и обрушиться с обвинениями. – Ну, раз все хорошо, не смею тебе мешать, – подытожил молчание Хохол и отключился. Марина разозлилась – поведение Женьки в последнее время совершенно не поддавалось никаким объяснениям. Он не обвинял, не кричал – но был холоден, сдержан и вот так зло ироничен, что для него вообще не было характерно. Ирония, точно так же, как здравый смысл, плохо соответствовала тому человеку, которого Марина знала и за которого вышла замуж. Он очень изменился в последние годы, и эти изменения не всегда нравились ей. То он вдруг оборачивался ангелом всепрощения и смиренно склонял голову перед ее капризами, терпеливо их снося, а то вдруг делался вот таким странным и чужим, и Марина никак не могла взять в толк, с чего бы происходить таким превращениям. – Л-ладно, – протянула она, постукивая ногтями по столешнице, – потом разберемся, не до тебя сейчас. Некоторые люди имеют свойство всегда оказываться «не ко двору» и не ко времени. Марина убедилась в этом буквально через час после странного разговора с мужем. Звонок в дверь заставил ее напрячься – у Георгия были ключи. Коваль на цыпочках подошла к глазку и едва не выматерилась от избытка эмоций. За дверью обнаружилась Виола с Алешей. Мальчик едва стоял на ногах, а Ветка, на плече которой висела огромная спортивная сумка, тянувшая ее в сторону, как могла, придерживала его. Марина распахнула дверь и буквально втащила подругу вместе с сыном в коридор: – Сдурела?! Я же просила позвонить! – Не было у меня времени на звонки! – рявкнула в ответ Ветка, роняя на пол сумку и свободной рукой перехватывая Алешу, начавшего оседать по стене. – Сейчас, малыш, я тебе помогу, – это было сказано уже совершенно другим, ласковым и заботливым тоном, и Марина устыдилась своей вспышки – ну, в самом деле, больной ребенок – а она тут с претензиями. – Давай лучше я, – она присела около Алеши, споро сняла с него ботинки, стянула шапку и куртку. – Опирайся на меня, пойдем на диван, – предложила мальчику, и тот ухватился за ее талию. Уложив Алешу в большой комнате и подсунув пару подушек, чтобы было удобнее лежать, Марина дала ему пульт от телевизора. – Тебе соку принести? У меня там еще есть пирожные, хочешь? – Пирожные мне нельзя, а сок буду, – глядя на Марину голубыми чистыми глазами, отозвался он. – А у тебя есть какая-нибудь книга? Коваль виновато развела руками: – Нет. Только журнал, но он женский, вряд ли тебе будет интересно. – Ладно, тогда телевизор, – вздохнул мальчик и тут же потерял всякий интерес к Марине. Коваль вышла в кухню, куда, как она услышала, перебралась Виола и теперь выбрасывала из сумки на стол какие-то таблетки в упаковках. – Я его уложила, он телевизор смотрит, – сказала Марина, усаживаясь на табуретку и придвигая к себе пепельницу. Ветка не отреагировала, сдвинула лекарства к стенке и вышла. Марина закурила, прислушиваясь к тому, как подруга разговаривает с сыном за стеной. Поведение Ветки насторожило ее до крайности – нервная, издерганная, какая-то ожесточившаяся. Как она добралась сюда, почему одна? Где хотя бы кто-то из охраны, где этот ее Саня, которого Марина просила узнать, что возможно, о стреляной гильзе? Ни звонка, ни сведений – причем не только от этого Сани, но и от человека, к которому она его посылала. – Где твой телохранитель, кстати? – спросила Коваль и едва не свалилась с табуретки от той волны ненависти, которой окатила ее Ветка в ответ. – В морге! Марина ткнула окурок в пепельницу и тут же взялась за новую сигарету. – То есть? – Ты ведь его к Яше Киршману посылала? Ну, так и Яшу тоже наглухо, даже старика не пожалели. Марина не могла понять, откуда Ветка узнала про Яшу – адрес его она назвала на ухо телохранителю, а имя даже не произнесла. И выходило, что за Саней увязался кто-то от самого коттеджа и проводил аккурат до квартиры Яши в Ершовке – старом рабочем районе, где практически все дома на одно лицо. «Надо же – и старика подставила, – со злостью на себя подумала Коваль. – Хохол узнает… Черт возьми, да что ж тут происходит-то?!» Яша Киршман, восьмидесятилетний старичок – резчик по дереву, был стародавним знакомым Хохла. Именно ему в свое время Женька заказывал знаменитую Маринину тросточку с выкидным лезвием. У старика были отличные связи в милиции, а именно – в среде криминалистов, там работал муж его племянницы, и именно потому Марина надеялась на помощь Яши в деле опознания гильзы. А вышло вон как… – Ветка! – решительно заговорила она, погасив сигарету. – Давай начистоту. Ну, невозможно тыкаться по углам! Никогда ведь не узнаешь, откуда прилетит! Как я могу тебе помочь, если ты сама мне мешаешь?! Ведь ты знаешь или догадываешься, кто может стоять за всеми этими снайперскими игрищами! Ну, так помоги мне! Себе помоги! Ветка прекратила, наконец, выгружать из сумки всякую ерунду, распрямилась и потянулась к Марининым сигаретам. Закурив, сделала две глубокие затяжки, выпустила дым и, вздохнув, как перед прыжком в воду, сказала: – Я думаю, это Гришкин сын. Марина, как раз в этот момент сделавшая глоток минералки прямо из бутылки, поперхнулась от неожиданности: – Гришкин – кто?! Ветка докурила и снова вздохнула: – Сын, дорогая. Единственный его сын, который не носит его фамилии и никогда его не видел.