Коваль отказывалась верить в реальность происходящего. Она знала Беса много лет и ни разу за все эти годы не слышала даже упоминаний о том, что у него есть ребенок. Какой сын – в его-то положении?! Ведь и покойный Малыш, двоюродный брат как-никак, тоже никогда не говорил об этом. Не знал? Скрывал? Теперь не спросишь… – Стоп, погоди, – пробормотала Коваль, поняв, что никак не может справиться с полученной информацией. Она встала, вынула из шкафа бутылку коньяка – привычка делать запас спиртного осталась все-таки со старых времен, и Марина, зайдя в супермаркет сразу после прилета, почти машинально ухватила «Хеннесси» с полки, – две чашки и выставила все это на стол. Ветка только хмыкнула – по ее лицу было видно: она тоже не против «смазать» разговор. Быстро накромсав лимон и вынув из холодильника нарезку красной рыбы, Марина разлила коньяк в кружки и, не чокнувшись даже, опрокинула содержимое своей одним глотком. – Уф! – поморщившись, она забросила в рот ломтик лимона, зажевала коньячный вкус и помотала головой. – Слушай, вот это номер… А ты-то как узнала? Ветка вертела кружку в тонких, почти прозрачных пальцах с бледным телесным маникюром и никак не решалась опустошить ее. Наконец, зажмурившись, поднесла к губам и залпом выпила, закашлялась, замахала свободной рукой. Марина подсунула ей лимон, но Ветка уже сама схватила ломтик рыбы, сунула в рот и открыла, наконец, глаза, наполнившиеся слезами. – Господи, какая дрянь… – выдохнула она, проморгавшись. – Окстись! – засмеялась Марина. – Отличный коньяк, между прочим. И даже для вашего города – отличный. – Ну, зная тебя, не удивлюсь, что ты исключительно по цене выбирала, – не удержалась от подкола Ветка. – Так вот про Гришку… Я узнала, как ты понимаешь, совершенно случайно – он не собирался со мной этой информацией делиться. Получил какое-то письмо, привез из мэрии, прочитал – и за сердце схватился. Пока я бегала врача вызывать, письмо куда-то исчезло, я все потом обшарила – не нашла. Думаю, он его спалить успел. Но это неважно. Он свалился с приступом, неделю был вообще никакой, а когда стал чуть лучше себя чувствовать, я аккуратненько с ним поработала. И оказалось, что много лет назад в Мордовии по молодому делу у него роман случился с какой-то девкой из зоновской обслуги – не знаю, как там это у них называется. В общем, она родила сына и уехала куда-то на Север. А теперь вот тяжело заболела и рассказала парню, кто его отец. Ну, дальше сама понимаешь – мама в больницу, сынок на лыжи – и сюда. Письмецо папаньке бросил на адрес мэрии. Вот так… Ветка снова закурила, подперла кулаком подбородок. Марина чертила вилкой на столе какие-то знаки, а когда пригляделась, увидела на цветной клеенчатой скатерти совершенно конкретный иероглиф «судьба». – А с чего ты решила, что это он? – спросила она, полюбовавшись иероглифом. Ветка вздохнула и прислушалась к тому, что происходило в квартире. Алеша по-прежнему смотрел телевизор и не требовал внимания к себе. – А потому, что больше некому, мне кажется. – Это не аргумент, – не согласилась Марина, – не аргумент, понимаешь? Может, парень просто хотел папеньку, так сказать, в натуре посмотреть, а не жить с байкой, что папа – «героический летчик»? Ветка помотала головой, и ее белокурые кудряшки взлетели шапкой и снова опустились на плечи. – Нет. Если бы он хотел, то позвонил бы, приехал сюда, в конце концов. – Ты совсем спятила? И кто бы его сюда пустил? Ваши церберы? Ну, хотя, насколько я видела на днях, парнишка мог спокойно на танке въехать – никто бы сильно не удивился, – ехидно хохотнула Марина. – Но по сути, Ветка, никак бы он не попал к Гришке, да еще предварительно написав. Мальчик не дурак. Это ж ему лет двадцать? – Двадцать один будет в феврале. Я хорошо запомнила, потому что Гришка об этом часто думал. – Ну, не грудной. Марина замолчала, раздумывая, что делать со всем этим дальше. – Мотив, Ветка, – изрекла она наконец, – должен быть какой-то мотив, чтобы человек вдруг начал палить по женщине и ребенку. Вот поверь – я в жизни ну всяких отморозков повидала, но мало кто из них мог поднять руку на ребенка. Даже Вилли – помнишь, был у меня такой красавчик? – Чего – «был»? До сих пор вон в городском морге трудится, – брезгливо сморщила носик подруга. – Но это-то при чем? – А при том. Должен быть очень веский повод. Настолько веский, чтобы у мальчика переклинило голову. И потом – он ведь явно профессионально владеет винтовкой. Не каждый дилетант может влепить пулю точно в шарик, например, над твоим плечом. Или в клоуна этого, что у Алешки в комнате был. Понимаешь? Ветка обхватила себя руками и принялась раскачиваться на табуретке, как китайский болванчик. Лицо ее сделалось бледным, глаза потухли, но Марина чувствовала – она думает, прикидывает и, возможно, что-то еще знает, о чем промолчала до сих пор. – Слушай, подруга, – вдруг вспомнила Коваль, – а ты не знаешь такого Георгия Данилевского? – Данилевского? – сдвинула брови Ветка. – Не помню что-то. А кто это? – Да так… – пробормотала Марина, у которой почему-то именно сейчас всплыла в памяти фамилия Георгия, и это очень ее нервировало. Почему сейчас, в связи с информацией о сыне Беса? Какая связь? – Ладно, давай не будем сейчас голову ломать, все равно ничего не изменишь пока. Ты документы сделала? Ветка молча кивнула. – Отлично. Сейчас я папе позвоню, а ты пока подсуетись сама, билеты закажи до Москвы. Марина вышла из кухни, по пути заглянула в большую комнату – Алеша задремал, пульт выпал из его руки и валялся теперь на ковре около дивана. Коваль на цыпочках зашла в комнату, подобрала его, выключила телевизор и поправила плед, которым был укрыт мальчик. Алеша не пошевелился, только судорожно вздохнул во сне. Закрыв за собой дверь, Марина ушла в спальню и позвонила отцу. Старик огорченно сказал, что билет уже купил, но сейчас попробует что-нибудь сделать через знакомого, чтобы Ветка с мальчиком смогла улететь одним рейсом с ним. – Я тебе сейчас письмом сброшу копии документов, – пообещала Марина. – Пап, а ты сам-то как? Как сердце? – Странно, что ты спросила, – как-то невесело рассмеялся отец. – Почему? – Обычно тебя не интересуют такие подробности. Но я не обижаюсь – старики мало кому интересны. – Пап, хватит, а? – попросила Марина. – Я спросила о здоровье, а ты мне уже лекцию прочел об отношении к старикам. – Ну, что ты, Мариша, какая лекция, это ж я так… А сердце – что… по возрасту. Присылай документы, я постараюсь все сделать за сегодняшний вечер. Осадок от разговора с отцом почему-то остался неприятный. Марина не чувствовала себя виноватой, но на душе почему-то заскреблась кошка – как будто отцу мало внимания, а она нарочно не хочет ему его уделить. У Коваль было свое мнение на этот счет, и старая детская обида, моральная травма, нанесенная тяжелым детством, в котором отца не было, а были только неприятности и трудное выживание, не давали ей в полной мере считать Виктора Ивановича отцом. Она и так сделала больше, чем от нее можно было ожидать при ее характере, ведь пойти на контакт и начать относиться к бросившему ее человеку хотя бы без агрессии для Марины уже было почти подвигом. Едва она открыла ноутбук, чтобы отослать отцу Веткины документы, как раздался звонок – это оказался Георгий. – Скучаешь? – требовательно спросил он без всяких предисловий, и Марина неожиданно для себя призналась: – Да, ужасно. – Это хорошо, – тоном заправского соблазнителя произнес Георгий. – Я скоро приеду, и мы это обсудим. – Жора… я не одна. – То есть? – напрягся он, и Марина с удивлением услышала ревнивые нотки. – А я не обещала, что ты будешь единственным, – холодно сказала она, давя в себе смех. Он замолчал. Марина тоже молчала, с интересом ожидая дальнейшего развития ситуации. Она была честной с собой – он идеально подходил ей в постели, с ним было спокойно и хорошо, но никакого сравнения с Хохлом Георгий не выдерживал. Каким бы ни было их расставание в аэропорту, как бы они ни общались по телефону – у Марины даже мысли не возникало больше о том, что она сможет жить без Женьки. И никакой Георгий, будь он святым и с крыльями, не заменит ее безбашенного, жесткого и одновременно очень нежного Хохла. – Если я понадоблюсь, вы знаете мой номер телефона, – сухим, официальным тоном проговорил Георгий, и Марина фыркнула: – Н-да… А ты, оказывается, ревнив. Ну, так расслабься – у меня Виола с сыном, я не хочу, чтобы она тебя тут видела. – Она меня не знает. – Может вспомнить твое лицо или – что еще хуже – пороется в твоей голове и выяснит то, что не должна знать. Я отправлю ее на Кипр и потом тебе позвоню. – Будь осторожна. Он положил трубку, а Марина, удовлетворенно улыбнувшись, вернулась к отправке письма отцу. Ветке удалось купить билеты на ранний утренний рейс, а Виктор Иванович сделал все, чтобы она смогла полететь вместе с ним на Кипр. Марина с облегчением выдохнула – осталось только довезти Ветку с ребенком в аэропорт, а там уже ей ничего не угрожает. «Да и мне будет легче – я хотя бы не буду переживать за них и смогу заняться всеми этими делами спокойно и взвешенно». За остаток вечера Марина сумела при помощи Ветки найти агентство, занимавшееся арендой автомобилей, и взять там приличную машину. Фамилия Виолы и ее звонок владельцу агентства решили все вопросы, даже несмотря на выходной день, и ухоженная «Мазда» была припаркована во дворе дома с полным баком бензина. – А есть преимущества быть мэрской женой, ага? – улыбнулась Марина, когда они с Веткой возвращались с улицы с ключами от машины и двумя пакетами продуктов. Ветка только плечами передернула: – И не говори! Они тихо поужинали, разбудив и накормив Алешу, и Марина настояла, чтобы Ветка с мальчиком легли и хоть немного поспали перед дорогой. Сама же устроилась с ноутбуком в спальне на кровати и принялась составлять «рекламный проспект» своей будущей «фирмы». Почтовый ящик тихонько звякнул, и в углу монитора заморгал белый конверт письма. Открыв его, Марина чуть не заплакала – это оказалось письмо от Грега. «Мамочка, я тебя очень люблю и скучаю. Мы с папой сидим в аэропорту, скоро наш самолет. Очень хочу, чтобы ты к нам быстрее прилетела. Крепко тебя целую». Коваль провела пальцами по монитору и закусила губу. Сын скучал и ждал ее, а она снова занята какой-то ерундой. – Больше никогда… – пробормотала она, – никогда не оставлю тебя. И не буду влезать никуда, хватит. Каждый, кто хоть немного знал ее в прежней жизни, сейчас усмехнулся бы и покачал головой – Коваль и «никогда»… ну-ну, сомнительно. Чтобы не мучиться с подъемом, Марина так и не легла спать, проведя остаток ночи за ноутбуком с кофе и сигаретами. Поболтала в аське с Машкой, страдавшей от своей обычной бессонницы, посмотрела какие-то сайты и Машкин же интернет-дневник. В сон не клонило, и это было хорошо – скоро за руль, лучше потом отоспится. Машка порадовала стихотворением, от которого Марина почему-то вдруг загрустила и принялась вспоминать какие-то моменты из жизни с Хохлом. Женька стоял перед глазами такой, каким был при их самом первом близком знакомстве, – огромный, в серых джинсах и черной короткой кожанке, под которой ясно угадывался пистолет, с выражением восхищения и какого-то легкого испуга в прищуренных серых глазах. Она помнила свое ощущение от той встречи – боялась его и хотела. Да, хотела, хотя и не признавалась себе в тот момент в этом странном желании. Но было что-то в его фигуре, в глазах, в обыскивавших ее ручищах, что заставляло Марину подумать о Хохле как о мужчине. – Пришли мне по почте стихотворение, – попросила она Машу, и та отправила в ответ краснеющий смайлик. – Не люблю свои стихи. – Ну и не люби. А мне отправь, раз я попросила. Почтовый агент звякнул через пару минут, и Марина, открыв письмо, еще раз перечитала стихи: – Мне бы чуточку Твоей веры, Дотянуться до небес —