— Возьми вот это — аккуратно и медленно закрепив шляпу на поясе, он вытащил из набедренного кармана сложенный в четверо лист и протянул мне. — И это? — Ты ведь искал не только внедорожник, но и актуальную карту местности. На этом варианте немало белых пятен, но отмечены все дороги и активные населенные пункты отсюда и вдоль всего побережья бывшего Юкатана, самой Мексики и дальше на север. Тебе ведь куда-то туда? — Я не… — Подарков ты не принимаешь — согласился Кортарус — Верно. Но это не подарок, а большая такая стародная визитка, что подчеркивает мое огромное эго. Там внизу целый список из сетевых адресов и там же приведены твой сетевой ник и пароль — мы организовали тебе доступ. Последняя строчка — мой личный адрес для связи. Если вдруг что — напиши. О большем не просим. Преследовать, надоедать и наблюдать не будем — обещаю. Если хотя бы половина того, что мы о тебе слышали правда, то такого как ты человека злить не стоит. Убить может и надо — а вот злить нет… Дождавшись, когда я возьму карту, он кивнул на прощание, щелкнул четками и без всякой спешки ушел. Обернувшись, я вгляделся в серый сумрак и разглядел несколько мягко двигающихся фигур. Вскоре они исчезли, а еще через пару минут за таверной раздался шум катящихся по гравию шин. Спрятав сложенный лист в карман, я пошел дальше, пока что выкинув все это из головы. Дон Ругер был в жопу пьян и трезв как раскаленное стеклышко. Полубезумные внимательные воспаленные глаза пылали на потемневшем истощенном лице, добавляя тревожной трагичности и заодно сверля мне переносицу. Такое состояние смешанной трезвости и опьянения я видел не первый раз и понимал, что ему глубоко посрать на ту проблему с застрявшим из-за устроенного им взрыва в джунглях. Он попросту откупился от караванных лидеров и тут же забыл о них. В паре шагов от нас на утоптанной земле корчился какой-то вставший у меня на пути хреносос со сломанными руками, над которым склонилось пара мало похожих на медиков мужиков, но дон Ругеру было плевать и на них. Хотя сейчас ему прямо на глазах становилось лучше, а в больных глазах появлялось все больше осмысленности. Тогда как несколько минут назад там, в омутах его налитых кровью глаз плескалось лишь безумие и абсолютно тупая безнадежная ярость — а какими еще могут быть злоба и месть, если они направлены против тупых обезьян? Это то же самое, что ненавидеть всех тигров, если один из них сожрал твою дитя — даже мучительно подыхая от твоих рук тигры не поймут, не проникнутся, не ужаснутся, а просто сдохнут сами не зная за что. Он отомстил — и понял, что зря напрягал жопу и, по сути, обосрался. Но вот сейчас… сейчас он быстро приходил в себя, попутно сменив вялый заказ новой бутылки на куда более властный и бодрый приказ подать сюда побольше крепкого кофе. Он быстро трезвел и расцветал той самой правильной злобной гоблинской злобой, что на этот раз была направлена в нужную сторону и на правильных упырков. Оторвав взгляд от моей уже начавшей чесаться переносицы, он опустил его на лежащие перед ним тяжелые обезьяньи дробовики. Покивав, он постучал по ним пальцами: — Я оставлю их себе. — Если купишь — ответил я, сидя в стоящем перед ним удобном плетенного кресле и баюкая в руках тяжелую глиняную кружку с остатками кофе. — Эй! — отлипнув от стены, уже седеющий крепыш в белой влажной майке качнулся в мою сторону — Думай с кем разговариваешь! Это дон а-а-а-а, мерде! Пута! Пута! — закрутившись, он схватился за рассеченный брошенной кружкой лоб и рухнул на колени — Дерьмо! Убейте ублюдка! Убейте этого сраного… — Заткнись — едва слышно велел дон Ругер и вопли крепыша как отрезало. Хотя он позволил себе еще один короткий глухой стон, после чего его вывели в сад. Мы находились на задней более чем просторной веранде с толстыми бревнами колонн и полом из плиток прохладного дикого камня. Многочисленные растения увивали колонны и заткали все пространство, надежно отсекая лучи уже поднявшегося солнца и сохранив ночную прохладу. Сад я видел мельком, но успел заметить десятки развешанных на деревьях птичьих клеток. — Я покупаю — произнес дон Ругер, властно опуская ладони на дробовики и так прижимая их к столу, словно они могли убежать — Назовешь свою цену. — Цена обычная — ответил я и покрутил опустевшей рукой — Я тут кофе не допил. — Кофе дорогому гостю — велел владелец усадьбы и в коридоре раздался торопливый топот — Еще я покупаю тебя. — Я не продаюсь — рассмеялся я — И никогда не буду. Ни за деньги, ни за идею. Хватит с меня. — Тогда я покупаю твою помощь как наемника. Ты ведь наемник? Ты убийца, незнакомец по имени Оди? — Убийца — кивнул я. — Убил многих? — Ну… кто считает дохлое мясо? — Умения убивать мало… Скажи, Оди… ты ведь не задаешь лишних вопросов и не страдаешь сраными сантиментами и тупыми убеждениями? Мне нужен хладнокровный убийца. Я усмехнулся: — Тупых убеждений у меня хватает. Сантименты давно кончились — да мне вообще при рождении всего одну пачку их выдали. Быстро и разошлось на всякую ерунду вроде песчаных куличиков… — Что? — Говорю — хватит нести херню. Я бы не пришел, не желай заработать. — Твоя цена? — Нормальный внедорожник или тяжелую вместительную багги. А к этому всему неплохой запас боеприпасов и медикаментов, плюс подробную карту и все добытое мной остается моим — перечислил я — И все это я хочу сразу — вот прямо щас пусть закатят на веранду. Что скажешь? — Что скажу? А ты как думаешь? Эти твари убили моего единственного сына… наследника… — Так у тебя вроде дочерей немало? — Семь любимых нежных цветков… девять внуков… — Но сын — это сын? — Мое дитя — это мое дитя. И я не собирался пережить никого из своих детей. Я надеялся мирно и тихо помереть лет через двадцать в собственной постели и в окружении плачущих родных, провожающих меня в последний путь. Но сын… он был младшим из моих детей. Долгожданным мальчиком. Мария, моя жена, умерла при родах… Ты ведь сам мужчина. Ты должен понять… — Не — я лениво качнул головой и принял от подошедшей старой женщины новую кружку с черным как смола кофе — Я далек от всего этого. — Ты многое теряешь… — Может и так. Так что насчет моей цены? — Ты получишь все, что требуешь. А затем мы отправимся в джунгли и прикончим убивших моего сына обезьян. И… — он сделал судорожный вдох, а затем с хрипом выдохнул — И мы найдем голову моего сына! Голову! Моего! Сына! Мы отыщем! А затем я наконец-то смогу похоронить тело своего лежащего там на льду в подвале обезглавленного ребенка! — Ладно — кивнул я — Найдем. Добудем. Закатывайте тачку и погнали. Только не в джунгли — сначала заскочим в пару других мест поближе. — Других? — в его воспаленных глазах вспыхнул темный огонь — Это куда же? Он не глядя нащупал налитую ему чашку с едва не кипящим кофе и сделал большой глоток, не сводя с меня глаз. — Да тут реально рядом — усмехнулся я — Кстати… у тебя есть связи со здешними патрулями или как там их? Ну чтобы не вмешивались, когда вдруг где-то начнут утробно орать от боли… — Связи есть — кивнул дон Ругер и сделал второй глоток — Как не быть… Нам никто не помешает… никто… Я разберусь со стражей, а ты делай что хочешь, но отыщи мне виноватых… и голову моего сына. Сделка? — Сделка — кивнул я — И пусть моя машина не будет яркой… Глава 9 Любители пытающиеся делать работу профи — уже проблема. Разъяренные любители — почти сраное фаталити. От размашистого удара безутешного отца голова, избиваемого с силой откинулась назад, с хрустом врезавшись затылком в стену. Я успел заметить, как закатились его глаза, а затем тело затряслось в мелких судорогах и сползло с лавки на испятнанную кровью землю. Там он и затих — еще живой, но если и очухается, то вряд ли станет прежним. Когда затихшая жертва не отреагировала на сильный пинок в живот, а следом и по яйцам, Ругер повернулся ко второму из отысканных нами гоблинов. Занося кулак, он повторил все тот же неизменный вопрос, заданный уже раз двадцать — с неизменным же ударом. — Говори! Так не пойдет… Шагнув вперед, я коротко толкнул плечом, и рычащий мститель отлетел в сторону, запнулся о подрагивающее тело и рухнул. — Эй! — разъяренный возглас принадлежал одному из сильно похожих друг на друга молодых еще мужиков. Оба являлись зятьями Ругера. Лениво повернувшись, я чуть отклонился в сторону, и его пытавшаяся сграбастать меня за ворот футболки пятерня прошла мимо. А вот мой кулак не промахнулся, и я с насмешливым рыком сломал ему нос: — Говори! Он отшатнулся, разинул рот, но я не дал ему и слова сказать, ударив еще раз в то же место: — Говори! Он упал, и я пнул в бедро, заставляя его взвиться от дикой боли: — Говори! — Да он и рта открыть не успевает! — испуганно заорал второй зятек, выставляя перед собой ладони в классическом жесте. — Именно — проворчал я, отходя от стонущего и плюющегося кровью ушлепка. Глянув на поднявшегося Ругера, в чьи глаза вернулась осмысленность, я понял, что он чуток пришел в себя и по крайней мере пока не станет пытаться проломить голову второму из наших совсем недобровольных собеседников. Мы находились в большой капитальной постройке с толстыми глиняными стенами. Здание находилось на заднем дворе недавно посещенной нами таверны и принадлежало дону Ругеру — я и не сомневался, что мы легко отыщем приватный уголок для жестких бесед. Не удивлюсь, если этому воротиле принадлежит половина города. Владел он не только недвижимостью — раз уж к нам даже не качнулся ни один из местных патрульных, когда мы через весь задний двор вели дрожащих пленников с заломленными за спины руками. Но за входом в пристройку приглядывало трое людей Ругера. Внутри имелось несколько тяжелых караванных тюков, а из мебели была только длинная пристенная лавка — на нее я и усадил быстро отысканных мной ушлепков. Но сразу поговорить не получилось… но в целом я понимаю ставшего еще более несчастным отца — после таких-то недавних новостей о единственном и любимом сынишке… Да я и сейчас не торопился вопросы задавать. Присел рядом с дрожащим мужиком, поднял с пола и протянул ему бутылку с текилой. — Пей. Он отказываться не стал и жадно приложился к горлышку. Ну да — если все одно подыхать, то лучше уж под анестезией. Бутылку пришлось забрать силой и тогда же я спокойно велел: — Рассказывай, как есть. Все с самого начала. Пока он собирался с мыслями, я прикинул все то, что мы уже узнали из простых трактирных разговоров. Будь я один — пришлось бы повозиться. Но Ругера тут знали все, а многие его откровенно боялись, поэтому отвечать начали быстро, делясь известными им обрывками темных, влажных и мерзких слухов. А слухи были настолько мерзкие, что никто и бы и не дерзнул о таком рассказывать — как никак речь о сыне того, кто может закопать тебя живьем одним своим словом. Короче говоря — Ругер Младший втихаря потрахивал молодых обезьян. Причем буквально. И был он в этом деле просто ненасытным. Готов был каждый день — дайте только еще нетраханную молодую обезьянку.