Глава IV Начало новой игры Крым. Ялта. Ливадийский дворец. 29 августа (11 сентября) 1917 года – Твой брат – опасный сумасшедший! Николай промолчал, продолжая толкать пред собой инвалидную коляску. Аликс же привычно распалялась, причем с каждой минутой все больше и больше. – Ты посмотри, во что он превратил нашу благословенную Россию! Просто никаких сил нет вот это видеть! Великий князь окинул взглядом идеально подстриженные кусты и деревья парка, но счел за лучшее промолчать, прекрасно понимая, что сказано это было вовсе не о прекрасной природе Ливадии. – Все то, что ты десятилетиями пестовал, все, что досталось тебе от предков, все пошло прахом! Он опошлил само понятие дворянства! «Служение!» «Освобождение!» А этот его, прости Господи, Манифест о земле? Это же ужас. Ужас! А флаги эти мерзкие! Это же надо – объявить в России красный флаг, словно то мятежное отрепье победило! Чернь при власти! Немыслимо! Бывший самодержец вновь не стал что-то говорить. Такие сцены уже стали рутиной, и великий князь не считал необходимым еще один, совсем уж бессмысленный раз обсуждать с ней происходящее. Тем более что он прекрасно себе представлял все те аргументы, которые она выплеснет ему на голову при первой же попытке возразить. Собственно, а во имя чего нарываться на глупый спор? Тем более с женой. Что это изменит-то? Аликс меж тем привычно заводилась все больше и больше, накручивая себя все новыми аргументами и доводами. – Он оттолкнул от себя просто-таки всех достойных людей! Всех, на ком держалась Россия! А эта его выскочка итальянская! Что она возомнила о себе! Какая из нее императрица?! Ей куклами играть нужно, а не государством! Куклами!!! «Благословенная Мария»!!! Даже я такого не могла себе вообразить!!! Она сорвалась на крик, и Николай устало заметил: – Тише. В здешнем парке даже деревья имеют уши. Но Ники лишь раззадорил жену своим замечанием. – А кто мне может запретить говорить?! Она? Эта выскочка на российском троне?!! Продолжая толкать коляску с женой, бывший монарх резонно возразил: – Аликс, будь благоразумна. Она никакая не выскочка, а знатная особа наивысшей пробы из тысячелетнего царствующего дома. Принцесса Иоланда Савойская, старшая дочь короля Италии, – достойнейший вариант супруги для российского монарха. Бывшая императрица резко обернулась в кресле. – Ты это на что намекаешь?! – Ни. На. Что. – Правда?! Ладно, оставим это. Пока. Мы еще поговорим и об этом. Но чем она лучше? Чем лучше эта кукольная девочка итальянская? Николай не спешил с ответом, ясно понимая, на какой зыбкий лед он вступает и каким грандиознейшим скандалом это все может обернуться. – Она тут вообще ни при чем. Мы как бы то ни было, в общем-то, отнюдь не о ней сейчас говорим. Но бывшая царица не собиралась отступать и зло прошипела: – Кукла итальянская! – Аликс, помилосердствуй! Говори тише! – А то что? Она осерчает?! Или братец твой непутевый? Или прибегут сейчас жандармы и начнут нас вязать?! Великий князь покосился на аккуратно подстриженную парковую зелень так, словно и вправду ожидал увидеть там отряд в синих мундирах ОКЖ. Понятно, что отряд где-то там, но он охраняет периметр дворцового парка, да и сам Ливадийский дворец. А в кустах если кто и есть, то он не станет себя обнаруживать. Но все же положение бывшей августейшей семьи было, мягко говоря, не совсем однозначным. Да и к чему дразнить гусей? Пусть Михаил сейчас занят куда более важными делами, чем судьба бывшей монаршей семьи, но все же… – Аликс, дорогая, не забывай, что именно твои неосторожные речи в Москве и Петрограде и стали причиной нашего нахождения здесь. Бывшая царица яростно вскинулась в кресле. – Да что ты такое говоришь, Ники?! Это, значит, я во всем виновата? А не твое ли отречение стало всему этому причиной, а? – Император – помазанник Божий. Значит, Господу так было угодно. Прозвучало не очень убедительно, и Аликс тут же воспользовалась этим. – Не бывает бывших помазанников Божьих, помни это! Ты был не в себе и уступил давлению брата и обстоятельств! Но это лишь испытание, которое послано тебе и всей России! Каждое скандальное повеление твоего брата лишь приближает тот день, когда ты вновь будешь призван на царство! Николай потер переносицу. Сказать, что происходящее тяготило бывшего самодержца, это ничего не сказать. Он с болью смотрел на то, что творит с Россией его, теперь уже царственный, брат. Нет, успехи Михаила Второго были очевидны. Громкие победы, которые, безусловно, нельзя отрицать. Но то, что происходило внутри империи, пугало Николая все больше и больше с каждым днем. Тысячелетний уклад, проверенный временем привычный взгляд на мироустройство, сама суть России, все это рушилось, прямо на глазах распадаясь на не связанные друг с другом части. Дворянство – тот становой хребет, который всегда был опорой государства и самодержавия, позволявший сохранить основы основ при любых потрясениях, вдруг сам заколебался в вихре происходящего в стране. Да что там дворянство! Многое вокруг изменялось до полной неузнаваемости! И каждый раз Ники казалось, что вот-вот, еще одно необдуманное решение брата, и все рухнет, все пойдет вразнос, о чем постоянно твердила ему Аликс. Но нет, каждый раз все самым чудесным образом разрешалось само собой, и Михаил вновь оказывался удачливее, чем можно было предположить. Казни членов императорской фамилии и виднейших представителей элиты империи? По мнению многих, в том числе и самого Николая, они неизбежно должны были привести к скорейшему дворцовому перевороту, поскольку никто из элит не мог простить такого даже монарху! И ничего, проглотили. Сделали вид, что так и должно быть. Фактический возврат к абсолютизму, лишь прикрытому фиговым листком недействующей конституции? В прежние времена это взорвало бы общественное спокойствие и обратило бы Россию в череду кровавых выступлений, куда более тяжких, чем смута 1905–1907 годов. Но и тут Михаил вышел сухим из воды, а этот его писака Суворин преподнес это как величайшее завоевание демократии и народовластия! Эта комедия со «служением» и закон, по которому все дворянство, включая (слыханное ли дело!) и женщин, должно было десятилетиями (!) служить государству под угрозой немедленного лишения дворянства! Почти не было исключений ни для кого, поскольку служить должны были все дворяне, вне зависимости от древности рода и знатности. Исключения не делались ни для многочисленных потомков Рюрика, ни для нынешних членов императорской фамилии. Точнее, исключение было лишь одно – семья самого Николая находилась под «охраной» и, находясь на «отдыхе», не имела права покидать имение. Или хотя бы вспомнить про то, как нынешний император поставил на место богатейших промышленников и купцов России? Николай никак не ожидал, что те так просто простят Михаилу ночные аресты и допросы в Высочайшей Следственной комиссии, куда их, уважаемых людей, буквально волоком тащили жандармы сквозь грозовую ночь «для дачи пояснений». Все после этого были уверены, что дни нового монарха сочтены. Но нет! А Манифест о земле! Михаил фактически ограбил огромное количество землевладельцев, всегда бывших основой и опорой государства. И вновь ничего! Оставалось лишь хмуро процедить, сквозь едва шевелящиеся губы, прикрыв их рукой: – Говори тише, будь добра. Возможно, участь повешенных на Болотной площади нам не грозит, но вряд ли Михаилу понравится доклад о том, что мы с тобой обсуждаем мятеж. Но Аликс это лишь еще больше раззадорило: – Мятеж? Какой это мятеж?! Это восстановление божественной справедливости! Корона – твоя! Он украл у тебя все заслуги! Николай устало покачал головой: – Нет-нет, Аликс. Господь определенно на его стороне. Вспомни все победы этого года. Он, возможно, очень удачлив, этого у него не отнять, но и без божественного благословения здесь вряд ли обошлось. В жизни так не бывает. – Вот именно! Не бывает! Это все твои заслуги, как ты не понимаешь?! Твои!!! Завоевание Константинополя? А разве это не твои планы, которые ты готовил много лет?! Кто там отличился? Черноморская дивизия? А не ты ли ее создавал? Черноморский флот? Авиаматки? Не твои ли это все детища? Если бы не они, твои недруги, то ты бы завоевал Константинополь уже в мае! В августе твои войска уже бы маршировали по Берлину! – Но Моонзунд… – А что такое Моонзунд?! Михаил твой тут при чем? Он что – флотоводец?!! Он – кавалерист! К тому же мы сами знаем, как воюют знатные особы! Бывший самодержец возразил: – Ну, тут ты не права. Он воевал без дураков. Я сам его постоянно осаживал. – Ты веришь лишь отчетам! Откуда ты знаешь, как он воевал? Да и имеет ли это какое-то значение? Ну, кроме того, что этот выскочка Суворин смог создать образ царя-полководца! Подумать только – «командовал сражением при Моонзунде!» Как же он именно командовал, а? Сидел в бункере в Риге? В то время, когда покойный Эбергард командовал флотом и сражением?! Как удобно украсть славу у покойника! Он-то уже не может возразить! Ники промолчал, а воодушевленная Аликс продолжила нагнетать: – У тебя украли все – корону, империю, будущее. Что будет с нами? С Алексеем? С девочками? Ответь мне! Николай лишь скрипнул зубами. Фактический арест. Он видел, как страдает Аликс, как томятся и как растеряны дочери, в одночасье превратившиеся из блистательных высокородных невест в обитательниц чумного барака, который окружающие стараются обходить десятой дорогой. Как постоянно, и с каким-то ошеломлением, улыбается Алексей, пытаясь скрыть от окружающих свои страхи. Ведь он не может не понимать всю опасность своего положения и насколько он сам является опасностью для сестер и всей семьи. Претендент на трон, который уже становился (пусть и невольно) знаменем мятежа, является угрозой для любого монарха, какое бы имя он ни носил и в каком веке бы ни жил. И увидев в руках сына томик «Государя» Никколо Макиавелли, Николай внутренне содрогнулся, представив то, что чувствует сын, читая многочисленные примеры того, как беспощадно устраняли возможных претендентов на корону. Устраняли часто вместе с семьями и вырезали целыми родами. Конечно, никто не знает, что ждало бы их, если бы Ники не отрекся бы тогда от престола. Михаил тогда долго и цветасто рассказывал о планах заговорщиков убить всю августейшую семью и всех членов императорской фамилии. Но кто сказал, что это были не воспаленные фантазии брата? И вот теперь сам Михаил держит нити их жизней и судеб в своих руках. Неопределенность томила, а страх все больше охватывал их души в ожидании того рокового мига, который может наступить в любой момент, когда император сочтет их слишком опасными. И что тогда? Как он обставит их гибель? Ведь вряд ли его прельщает слава Бориса Годунова, якобы приказавшего убить малолетнего Дмитрия! Кто поверит в то, что император ни при чем? Или их обвинят в каком-нибудь мифическом заговоре? После которого лишение титулов и ссылка в Сибирь будет самым мягким наказанием. Возможно, девочек Михаил и пощадит, но какая судьба ждет их после этого? Незавидная участь. – Ники, подумай о наших детях! Николай покачал головой. – Нет, Аликс. Нет. Я отрекся. Отрекся на Святом Писании перед ликом Бога и перед людьми. Такова была воля Его. Я не могу. Жена зашипела яростно: – Но за сына ты не имел права отрекаться! И Алеша не отрекался перед Богом и людьми! Он законный наследник престола Всероссийского, а значит, именно он законный император! – Да тише ты! Ты понимаешь, что говоришь? Понимаешь, насколько это опасно? Бывшая императрица зло рассмеялась. – О да! Вот в чем не откажешь твоему братцу, так это в решительности! Он не стал церемониться с нашей многочисленной родней и быстро указал им место. Если бы действовал, как он, если бы ты после убийства нашего Друга повесил бы привселюдно князя Юсупова и прочих на Дворцовой площади, если бы ты лишил титулов и имущества всех причастных к смерти Распутина, если бы не колеблясь сослал бы всех своих недругов в Сибирь, то ты бы до сих пор был всевластным императором, а не пугался бы сейчас каждого куста в этом парке! В твоем парке!!! Николай остановил кресло и, обойдя его, присел перед женой на корточки, взял ее ладони в свои и проговорил мягко: – Аликс, в любом случае эти разговоры не имеют смысла, не говоря уж о том, что они смертельно опасны сами по себе. В руках Михаила вся полнота власти. Тут уж ничего не поделаешь.