— В нашем распоряжении сутки, Хоффман, чтобы найти того, с кем этот человек работает в Швеции. Того, кто совершил три убийства за последнюю неделю, и того, кто угрожает твоей семье. Через сутки нам придется отпустить Заравича, а он в любой момент может добраться до бумаг, где написано, кто посадил его на шесть лет, лишив возможности проститься с умирающим сыном. И тогда, Хоффман, против тебя, Зофии и детей ополчится весь криминальный Стокгольм. В таких случаях, поверь, они держатся вместе. Мой обыск прошел не так, как было задумано, и мне нечего предъявить прокурору, чтобы уговорить его задержать Заравича в Крунуберге еще на несколько дней. — Я делаю, что могу. — Давай ты будешь делать только то, что нужно, хорошо? Меня не интересует, каким образом, но ты должен узнать имя этого человека. В Шкодере поздний вечер. Пит Хоффман озирается в пустом баре. Часы на стене будто отсчитывают последние секунды до взрыва. Салфетка, которую он обычно хранит на дне кобуры, развернутая, лежит на столе, между бутылками с местным пивом и мобильником, в котором только что отзвучал раздраженный голос комиссара Гренса. Пит трогает пальцем край салфетки с длинными цепочками заполненных буквами клеточек. Это кроссворд, или нет, — план, которому он следует, вычеркивая выполненные пункты. Остались две цепочки, два пункта, которые нужно будет выполнить. Два незачеркнутых слова. Выжить — одиннадцать букв: Л-О-К-А-Л-И-З-А-Ц-И-Я Выжить — девять букв: К-Р-И-П-Т-О-К-О-Д Пит склоняется над салфеткой с карандашом в руке, чтобы вычеркнуть первое слово. Но медлит и оставляет все как есть. Сначала он должен заставить говорить человека с птичьими глазами. Пит готов зайти далеко, комиссар Гренс это почувствовал, поэтому и предупредил. Но мертвец не откроет ему никакого криптокода. Питу нужно проникнуть в дом, охраняемый двумя вооруженными мужчинами. В маленькую комнатку в «башне». Очень может быть, что этот человек подвергался пыткам и раньше, но за эти несколько часов Пит должен его сло- мить. Потому что именно этот мужчина дергает за нитки, управляющие действиями шведских марионеток. Потому что часы тикают. 07.09. (Осталось 14 часов и 53 минуты) Сыр, джем, ванильный йогурт, крекеры, апельсиновый сок. И себе — чашка кофе. Они рано проснулись. И не потому, что так было нужно, напротив. Всем было бы проще провести это время во сне. Но в половине шестого Луиза заплакала и разбудила Расмуса и Хюго. Сейчас все они сидели на диване, еще несколько дней назад принадлежавшем другим людям, перед накрытым к завтраку уродливым стеклянным столиком. На телеэкране, который мальчики обычно использовали для своих игр, люди только тем и занимались, что стреляли друг в друга. Зофия прикрыла глаза и на какое-то короткое время оказалась совсем в другом месте. Дома, самым обычным утром, перед самым обычным завтраком. Звон ложек о стекло, хруст крекеров, когда все одновременно жуют. Открыв глаза, Зофия не нашла в себе силы озирать чужую квартиру, видеть за окном квартал, по которому никогда не ходила. И только новости по телевизору были все те же. По одной программе ведущий комментировал кадры далеко не мирной демонстрации перед саммитом в Париже. Американский президент обещал снизить налоги. Миротворческое подразделение ООН было обстреляно во время перевозки продовольствия в Западную Африку. И шведские сюжеты, казалось, повторяли новости недельной и двухнедельной давности. Штурм отделения полиции в Мальмё. В Нурсборге застрелен молодой человек двадцати лет. Два школьника получили тяжелые ножевые ранения в Бергшё. Зофия повернулась к Луизе поправить салфетку под подбородком и сунуть в рот остатки молочной каши и пюрированного банана, когда Расмус вдруг закричал, не то смущенно, не то удивленно: — Мама! Смотри! Поначалу Зофия не поняла, в чем дело, и как ни в чем не бывало продолжала вытирать Луизе подбородок и щеки. И только после того, как Расмус во второй раз закричал «смотри!», повернулась к телеэкрану. Кадры из жизни в последние годы все более неузнаваемой Швеции сменились другой картинкой, так же мало походившей на тот мир, в котором Зофия рассчитывала жить после того, как Пит в последний раз вышел из заключения. Война — вот как это выглядело. Так бывает, когда ракета по чьему-то недосмотру взрывается не на поле сражения, а в жилом квартале. Дом, которому был посвящен этот репортаж, стоял в одном из стокгольмских пригородов и был уничтожен, сметен с лица земли мощным взрывом, разрушительные последствия которого сказались и на соседних строениях. «Бомба, — равнодушно констатировал журналист, — была приведена в действие меньше часа назад. Часть жителей окрестных домов уже эвакуи- рована». Холод — вот что почувствовала Зофия. Небывалый, неправдоподобный холод, грозивший превратить ее в цельную глыбу льда. — Это наш дом, мама, и его больше нет. Ты видишь? Расмус словно не знал, как к этому относиться. Должен ли он заплакать от страха или обрадоваться, что их дом, целый квартал, показали по телевизору? Но увидел, как отреагировали мама и Хюго, — его старший брат, который так много всего знал, — и тоже замолчал. Они не хотели ничего об этом слышать. Видеть было более чем достаточно. Но скоро сюжет закончился, и руины на экране сменились интерьерами риксдага, где политики обсуждали бюджет на осень. Жизнь вернулась в привычное русло. — Садитесь за стол и ешьте, — велела детям Зофия. — А мне нужно в ванную. Он лежал все там же, за вентиляционной крышкой в углу, над вешалкой для полотенец. Зофия взяла мобильник, запрограммированный на один-единственный номер, и нажала кнопку. — Пит, это я. Она понятия не имела, где он находился, но голос прозвучал так отчетливо, будто Пит стоял рядом. — Я просил тебя звонить только в самом крайнем случае. — Это и есть крайний случай. — Зо! — Мы завтракали перед телевизором, я и дети. В новостях показали взорванный дом… наш дом, Пит… — Что… — Кто-то уничтожил наш дом. Пит не отвечал. Возможно, виной тому было качество связи. Все-таки Албания — не ближний свет. — Что происходит, Пит? — Я все еще не могу говорить с тобой об этом. — Пит, ты не слышишь меня. Наш дом взорвали, его больше нет. Ничего больше нет! Голос сорвался. — Ты сейчас же объяснишь мне, что происходит, или я немедленно звоню в полицию. Решайся, Пит. Он медлил, и на этот раз дело было явно не в плохой связи. — Ты не станешь звонить в полицию. — Говори… — Чем больше ты об этом знаешь, Зо, тем хуже и для тебя, и для детей. Мы уже говорили об этом. Повторюсь, так и быть… Видишь ли, такие, как я… я имею в виду, люди, с которыми я работал раньше, спинным мозгом чувствуют, когда человек знает больше, чем ему положено. И если ты, или Хюго, или Расмус окажетесь в ситуации… — Пит, о чем ты? Она слышала его дыхание. И беспокойство, — оттого, что не может проконтролировать ситуацию на месте. — Кто-то из полицейских продался. — Кто-то… — Да, одного из них завербовала мафия. Так они получили доступ к моим документам. Записи секретных встреч с моим куратором из полиции, информация, которую я передавал как агент, — теперь все это в их руках. И этими бумагами они пытаются меня шантажировать. Хотят принудить делать то, чего я делать не собираюсь. Именно так в школьном рюкзаке Расмуса и оказалась ручная граната. Именно поэтому я замаскировался и спрятал вас в надежном месте. Но когда я оборвал все контакты с шантажистами, они взорвали наш дом. После того как Пит дал отбой, она долго еще сидела с телефоном в руке, а потом медленно опустилась на пол и заплакала. Иногда это единственное, что остается тому, кто лишен возможности двигаться, будь то вперед или назад, даже если оставаться на месте невыносимо. Зофия открыла дверь. Дети ждали в прихожей. Расмус стоял впереди, слезы на его лице так напоминали ее собственные. Хюго за его спиной, с Луизой на руках. — Мама, я… я хочу к тебе. Расмус обнял мать и, похоже, не собирался отпускать. — Тогда идем со мной, нужно переодеть Луизу. Расмус быстро проскочил в ванную, как будто боялся, что мама передумает. Но Зофия смотрела на старшего, своего умницу Хюго, который молча передал ей младшую сестренку. Она поцеловала мальчика в лоб и оставила стоять за дверью, не задумываясь о том, что он будет делать дальше. А Хюго не собирался стоять в чужой прихожей, когда его родной дом лежал в руинах. Он осторожно прикрыл дверь ванной, — до щелчка, — и Зофия ничего не заметила. Это был его шанс разузнать все про пол в том гардеробе. Тот, который двигается, если на него прыгнуть, и имеет круглую черную рукоятку в углу за дверной коробкой. Если Хюго на этот раз повезет, он откроет люк, оставаясь снаружи гардероба, чтобы не блокировать его своим весом. От ванной до гардероба в спальне девять быстрых шагов. Но идти шагом невозможно, Хюго бежит.