Он сидел за кухонным столом — неясный силуэт на фоне окна. — …тихо, черт… Темный силуэт задвигался. — Сиди тихо, я сказал, или стреляю. Гренс стоял на пороге собственной кухни и целился в тень за столом. — Гренс, это я. — Положи руки на стол, чтобы я мог их видеть. — Черт… Гренс, опусти оружие. В темноте это было трудно разглядеть, но комиссару показалось, будто фигура медленно встала из-за стола и развернулась, протягивая руку. — Сиди, или я стреляю. Последнее предупреждение. В этот момент зажегся свет, и Гренс понял, что незваный гость всего лишь пытался добраться до выключателя. — Гренс, успокойся. Это я, Пит Хоффман. Комиссар окончательно переступил порог кухни. — Я знаю, как выглядит Пит Хоффман. Ты ему даже не кузен. Эверт Гренс приблизился к столу, насколько позволяла ситуация. Между дулом пистолета и головой злоумышленника — темноволосого, с карими глазами, обвисшими щеками и кривоватым носом, — оставалось около метра. — Еще одно движение — и я стреляю, кто бы ты ни был. Ты допустил серьезную оплошность, вломившись в квартиру к вооруженному полицейскому. Это была кухня что надо, — просторная, с высоким потолком, соединенная с комнатой Зофии узким коридором, обшитым резными деревянными панелями. Но ни сам Гренс, ни его таинственный гость не думали об этом, когда смотрели друг на друга. Глаза комиссара метали молнии в сторону незнакомца, который не только вломился в чужую квартиру, но и осмелился поджидать хозяина на его собственной кухне. А незнакомец все еще надеялся заставить комиссара его выслушать, но опасался спровоцировать выстрел. — Слушай, Гренс. Я — Пит Хоффман. — Но ты выглядешь совсем не как Пит Хоффман. Кроме того, ты совершил преступление — нарушил неприкосновенность чужого жилища. Глава четвертая Уголовного кодекса, параграф шестой… — Гренс, если бы ты только позволил мне показать свои руки. — Держи их так, чтобы я видел, черт тебя возьми. Ладони на стол! Гренс не так часто использовал табельное оружие и даже сомневался, сумеет ли воспользоваться им как следует. Тем не менее пустил бы его в ход не задумываясь. Тот, кто вломился в его квартиру без спроса, должен винить в последствиях только себя. — Я должен пошевелить ими, Гренс, чтобы ты убе- дился. — Давай, а я для начала прострелю тебе плечо. Если этого будет недостаточно и ты будешь продолжать со мной препираться, следующий выстрел будет в сердце. Незнакомец с кривоватым носом и круглыми, обвисшими щеками глубоко вздохнул, словно для того чтобы успокоить дыхание и прочистить горло. — Ну, хорошо. Ты видишь, да? Я держу ладони на кухонном столе. Все как ты хочешь, нет никакой необходимости спускать курок. Но если ты не позволяешь мне показать тебе руки, я вынужден попробовать другой способ. Давай просто поговорим. — Такая возможность предоставится тебе в суде, адвокат поможет. — В первый раз, Гренс, мы встретились при захвате заложников в тюрьме строгого режима. И тогда ты вел себя так же, как сейчас, — направил дуло в мою голову. Ты даже спустил курок — выстрел продолжался ровно три секунды. — Ты знаешь, кто бы ты ни был, что этим меня не возьмешь. Я вижу перед собой все того же незнакомого придурка, который вломился в мою квартиру и сидит за столом на кухне, где я обычно пью кофе. На моем месте, черт возьми! Мужчина посмотрел на свои руки. Кивнул им, а потом комиссару, словно повторив тем самым свою просьбу. Но Гренс не кивнул в ответ, а покачал головой. — Не двигаться, я сказал. Если хочешь жить, конечно. — О’кей, о’кей. Мы просто немного поговорим. Эверт глядел на незнакомца, у которого как будто болело горло. Складывалось впечатление, что каждое сказанное слово доставляет ему боль. — А во второй раз, Гренс, мы с тобой сошлись по-настоящему. В Боготе, помнишь? Кафе «Гаира». Там я научил тебя пить агуапанелу — сахарный тростник и горячая вода. И в тот раз мы с тобой не были врагами. Мне была нужна твоя помощь, Гренс, и мы сражались на одной стороне, бок о бок. Комиссар холодно улыбнулся. Он больше не слушал незнакомца. Голова комиссара не могла вместить больше бреда, чем в ней уже было. — Я немедленно вызываю патрульную машину, а до ее прибытия ты будешь просто сидеть и ждать. У меня нет никакого желания выносить трупы из собственной кухни за полтора года до пенсии. Не опуская пистолета, комиссар левой рукой выудил из кармана пиджака мобильник. — Успокойся, Гренс, — снова подал голос незнакомец. — Я спокоен до тех пор, пока спокоен ты. И в этот момент чужак заволновался. Возможно, он просто не был уверен, что следующее его воспоминание будет истолковано правильно. — Слушай дальше, Гренс. В следующий раз все получилось наоборот. Тогда уже ты нуждался в моей помощи и уговорил меня внедриться в банду торговцев живым товаром, которые начинали в Ливии и… — Хермансон? Это Эверт, — Гренс выбрал один из немногих номеров в папке быстрого набора. — Я у себя на кухне, целюсь в голову взломщику, который незаконно проник в мою квартиру. Хочу, чтобы вы прислали ма- шину. Ответный женский голос прозвучал необыкновенно громко. Или это Гренс специально прибавил звука? А может, вынул наушники, чтобы незнакомец все слышал. — Ты в порядке, Эверт? — Я в полном порядке. Если хочешь, чтобы взломщик тоже оставался в порядке, высылай машину немедленно — На твой домашний адрес? — Да, на мой адрес. Гренс поднял глаза на незнакомца и еще раз холодно улыбнулся. — Десять минут — и ты в наручниках будешь сидеть в патрульной машине. С каким удовольствием я буду свидетельствовать против тебя в суде… — Вернувшись домой после нашей последней встречи, комиссар, — продолжал незнаконец, — я обнаружил на кухне пятна крови. Об этом не упоминается ни в одном протоколе. — Будь добр, заткнись наконец. — Кровь была и на оружейном шкафу в моем подвале. Я храню там пистолет, свой «Радом», и на этот раз дуло было развернуто не в ту сторону. Им кто-то воспользовался, Гренс. Пуль тоже не было… И об этом ты не прочитаешь ни в одном чертовом протоколе. Пятна крови на полу, секретный подвал — пожалуй, комиссар уже слушал его краем уха. — И далее то, что Расмус и Хюго называют печеньем в клетку. Ты точно готовил вместе с ними нечто подобное, и я никак не могу взять в толк, что именно. Кто еще может знать об этом, кроме членов семьи? — Печенье в клетку? — Да. Они смотрели друг на друга, и Гренс как будто начал что-то припоминать. — Печенье в клетку, ты сказал? — Да, я сказал именно так. Комиссар опустил пистолет. Выдвинул стул, сел напротив незнакомца. — Хоффман? — Навеки твой Пит Кослов-Хоффман. Не отрывая глаз от комиссара, гость медленно поднял руки со стола, — жест, который он уже столько раз пытался сделать. Потом правой рукой открутил два пальца на левой. — Видишь, Гренс?.. Бросил протезы на стол. — Медицинский силикон, персональные капсулы… Легко выкручиваются и снова вкручиваются на место. Протезы… Идеально примыкают к обрубкам в ваккуме… Ты все еще не узнаешь меня? Даже теперь, без двух пальцев? — К чему этот маскарад, Хоффман? И что с твоим голосом? Гренс положил пистолет на стол между собой и собеседником. Возможно, это был жест доверия. Или призыв к тому, что они должны друг другу доверять.