Первый поцелуй, первый алкоголь, первая сигарета — самые дорогие воспоминания юности были связаны у Пита с бомбоубежищем. Переступив порог помещения за массивной дверью, он оказался под одной из спален в только что купленной квартире, а именно в той, где стояла двуспальная кровать. Если верить чертежам из управления городским строительством, по крайней мере. Хоффман проверил запасной выход, стены, потолок — все выглядело в точности так, как он рассчитывал. На обратном пути он приклеил скотчем два рукописных объявления — одно на лестничной площадке и другое возле зеркала в лифте, в которых сообщал, что он, новый жилец, будет вынужден немного поработать пилой и молотком в своей квартире и просит прощения за возможные неудобства. Затем перенес все купленное в магазине стройматериалов в квартиру, положил на пол в спальне и открыл гардероб, который имел раздвижную дверь и полностью занимал стену, разделявшую гостиную и кухню. Внутри было пусто, как и следовало ожидать. Только вешалки с приглушенным стуком бились друг о друга. И этот запах, который сохранился здесь лучше, чем где бы то ни было. Потому что человеческий запах, проникая из пор кожи, задерживается в одежде и постепенно пропитывает стенки и дно гардероба. Пит взял маркер, опустился на колени и на дне гардероба начертил круг, размером с крышку колодца. Формовочный аппарат работал как ударная дрель, только с напильником, Пит довольно ловко орудовал им в тесном закутке и быстро выпилил круг на дне гардероба и точно такой же ниже, в тонкой бетонной прослойке между спальней и подвалом. Воздух, песок, а потом опять двадцать сантиметров воздуха. Песок Пит выгреб шуфельной лопатой в ведерко, которое позаимствовал в постирочной. Под песком и прочим мусором открылся второй слой бетона, такой же тонкий, в который и вгрызлась, отплевываясь, формовочная машина. Готово. Он прорубил пол насквозь. Пит запустил руку с мобильником в круглую дыру, осветил фонариком голые бетонные стены. Затем по лестнице поспешил в бомбоубежище, с потолка которого глядел на него огромный круглый глаз. Заклеил дыру гипсокартоном, зашпаклевал, закрасил белой краской, набросав песка для маскировки. Собрал с пола строительный мусор в ведерко. Теперь снова в квартиру, к гардеробу. Сверху дыра тоже не должна быть заметна. Пит выпилил подходящий по размеру прямоугольный кусок фанеры и прикрепил деталь, похожую на педаль от пианино, к одной из его коротких сторон. Теперь ручка от выдвижного ящика, которую так легко спрятать за дверцей. «Ложное дно» должно лежать свободно, подниматься за ручку от ящика и потом вставать строго на место. Пит проверил — все сработало. Дно гардероба не вызывало ни малейшего подозрения. Пит остановился перевести дух, — впервые за последние несколько часов. Медленно вдохнул и выдохнул несколько раз, прикрыл глаза. Так. Теперь, похоже, все в порядке. Только так они и смогут в случае необходимости незаметно покинуть квартиру. Пит перекусил кофе и булочками с корицей в кафе возле транспортной развязки на Хаммарбювеген. Потом купил еще две чашки кофе, на вид совершенно одинаковые, и выбрал окольную дорогу на Бьёркхаген и Черторп, чтобы избежать послеполуденных пробок. Припарковавшись возле хорошо знакомого здания в Багармоссене, — которое не менялось, сколько Пит его помнил, — поднялся в лифте на восемнадцатый этаж, в тесную «однушку» за опущенными жалюзи. — Привет, Энди… кофе? — Спасибо, не откажусь. — Ты ведь любишь с молоком, верно? — У вас хорошая память, босс. Хоффман протянул теплый бумажный стакан, который рослый охранник сгреб огромной лапищей, не отрывая глаз от мониторов, передававших изображения с восемнадцати камер наблюдения. — Все спокойно? — Какой-то пьяный шутник помочился в подъезде восьмого номера. Возле десятого пару часов назад сцепились две собаки. Рано утром молодая дама из двенадцатого отхлестала по щекам парня, похоже, возвращались из кабака… В общем, да, босс… все в порядке. Пит Хоффман опустился в углу на то, что сыграло роль свободного стула, — нераспакованный ящик с тем, для чего так и не нашлось места, и допил последнее из своего бумажного стакана. Прокашлялся. Попробовал говорить как можно более низким голосом, но охранник все равно заметил разницу. — Это аллергия — не заразно, — успокоил его Пит. — Охрип немного — вот и все. — Понимаю, босс. Эта пыльца — сущее наказание. И еще трава, которую они стригут каждое утро… Я весь исчихался. Хоффман кивнул и покосился на монитор, где в реальном времени пожилая пара мыла окно с наружной стороны. Мужчина на клумбе балансировал со шваброй в руке, а женщина через полуоткрытое окно гостиной давала ему советы. Хоффман и охранник улыбнулись друг другу. Приятно осознавать, что не одному тебе приходится жарко. — Я ведь к тебе по делу, Энди, — сказал Пит. — Я слушаю, босс. — Мы немедленно запускаем еще одно убежище. — Еще? — Семь новых камер. Я хочу, чтобы ты подсоединился к ним сегодня же вечером и проверил, все ли в порядке. — Какой подъезд? — Это не здесь, в Тальбакене, Гамла Сикта. — Не понял. — Дело важное и срочное. Как всегда, впрочем. — Но… что, если там что-нибудь случится? Я имею в виду… до сих пор наш главный козырь состоял в том, что все они здесь, на одном пятачке. И если там действительно что-нибудь произойдет, боюсь, я не смогу бросить этих троих ради… Ложь. На самом деле Пит нисколько не потерял хватки, одна Зофия видела его насквозь. — Одинокая женщина чуть за сорок. Трое детей, два мальчика, десяти и восьми лет, и девочка-младенец. Убежище высшего класса. Утром я звонил в коммуну Нака, и они дали добро. Так что все как обычно. Я уже укрепил окна и двери, камеры на местах. Ночью помогу им переехать. Для вас с Карлосом и Биллом все остается как раньше. Плюс один монитор — только и всего. Он был по-прежнему голоден, энергия так и истекала из тела. Поэтому остановился на автобусной парковке перед магазином 7-Eleven возле Хорнстюла, перекусить сосиской-гриль с некрепким пивом. Потом взял еще одну сосиску, с дополнительной порцией горчицы, и покосился на часы. Прошло почти десять часов с тех пор, как Пит покинул маленькое ателье в угловом доме. На этот раз он вошел с черного хода. Поднялся по лестнице на Боргаргатан, пересек внутренний двор и нырнул в подъезд, ближайший к Хёгалидсгатан, где она уже поджидала его с улыбкой, в которой Пит непременно утонул бы, если бы располагал временем. В общем, мастер выглядела довольной. — Присаживайся, примерим. Откуда ни возьмись появился столик на металлических колесиках, озлобленно визжавших, как и всегда. — Мне показалось, на этот раз нужны более радикальные изменения… Или я не права? — Ты совершенно права. Потому что обычно мне этого не нужно, но на этот раз — да. На верхней столешнице лежало четыре заготовки. — Я была вынуждена работать отдельно с каждой частью, так лучше получаются детали. Но я сделаю все возможное, чтобы тебе было проще. Она махнула рукой в сторону того, что должно было превратить Пита в другого человека. — Одна для правого глаза, одна для левого и еще одна для носа. А эта большая — для подбородка и щек и захватывает низ шеи. Так будет проще отследить, если что-то начнет отставать. Мастер начала с ближайшей заготовки, осторожно подняла со столика то, что издали походило на кусок человеческого тела. — Я предпочитаю работать с желатином, как ты знаешь, но сейчас для него слишком жарко. На этот раз, как и обычно, я понятия не имею, для чего тебе все это нужно, но предполагаю, что твои дела будут связаны с некоторой физической активностью, что увеличивает риск того, что желатин просто-напросто расплавится. Пит понимал, что в обычных случаях знание цели маскировки — одно из главных условий ее работы. Что для нее естственно расспрашивать об этом клиентов, но только не его. Он улыбнулся: — Твой муж случайно не полицейский? Она улыбнулась в ответ: — Нет, но то, что для вас реальная жизнь, для него художественный вымысел. — То есть? — Он драматург. Считает себя таковым, по крайней мере. Так мы и познакомились, по работе… — В таком случае я отвечу на твой вопрос утвердительно. Да, маскировка будет связана для меня с некоторой физической активностью. Мастер переводила взгляд с заготовки на Пита и обратно, как бы прицеливаясь. Потом прищурила глаза и решительно приложила деталь к коже. Несколько раз Питу доводилось наблюдать весь процесс от начала и до конца, поэтому он имел представление о том, как она работала в его отсутствие, формируя ловкими пальцами его новую идентичность. Мастер будто возводила перегородку из глины вокруг подбородка, скулы или кончика носа, в которую наливала гипс и немножко средства для мытья посуды и чего-то еще, — Пит так и не запомнил всех названий. Как только смесь застывала, мастер разрушала перегородку и снимала слепок, на который потом ориентировалась при лепке деталей. — На этот раз я заменила желатин силиконом, — продолжала она. — У него множество недостатков, но в нашем случае это лучшее. Преимущество в том, что силикон хорошо выдерживает жару, но он может затвердеть, вот что плохо. Поэтому я немного поэкспериментировала, подмешала кое-какие компоненты, чтобы сделать его более эластичным. Теперь будем держать пальцы, Пит, чтобы твоей коже это понравилось. Она попросила его прикрыть глаз и приклеила Питу второе веко, складчатое и обвисшее. Потом кривоватый нос с увеличенными ноздрями, два рыхлых дополнения к щекам и такое же к подбородку. — Я уже имею представление об оттенке твоей кожи, поэтому на этот раз рискнула покрасить сразу. И вот теперь… Ее лицо отразило облегчение.