Больше ничего дельного экскурсовод прибавить не сумел. К тому же он отошел к другим посетителям, которые появились в этот момент в маленьком музее. А подруги так и остались стоять возле витрины с экспозицией, посвященной жизни и деятельности в здешних местах известного промышленника Ильи Спиридоновича. Они с интересом рассматривали вещи, принадлежавшие этому человеку. Но больше всего их интересовала фотография семьи промышленника. – И все же, как ты думаешь, на кого похожа эта девочка? Ты не можешь сообразить? Взгляд Киры был по-прежнему прикован к лицу воспитанницы Морозова – сироты и дочери его погибшего компаньона. Но Леся не захотела притворяться, будто облик девочки напоминает ей кого-то знакомого. – Все люди на кого-нибудь да похожи, – сказала она. – Но эта девочка мне точно кого-то напоминает. – Дети вообще все на одно лицо. – Ну, ты загнула! – не выдержала и рассмеялась Кира. – Все дети разные. Интересно, как звали эту сиротку? – Тут не написано, – наклонившись к витрине, заметила Леся. – Только написано, воспитанница, и все. – Хм, странно. – Что именно? – Странно, что такой человек, как этот Морозов, взял к себе чужого ребенка на воспитание. – А что тут такого? У него у самого была целая куча детей. Ну, и взял еще одного. Денег у него было полно, а воспитанием сам Морозов наверняка не занимался. Для этого существовали всякие там мамки, няньки, ну, или очередная действующая супруга. – Стоп! Что ты сказала? – Когда именно? – Про деньги! Ты сказала, денег у нее было полно. А ведь в этом и могла крыться отгадка его доброты по отношению к сироте! – Во-первых, я сказала «у него», а не «у нее». То есть у самого Морозова. А во-вторых… – Но если девочка была дочерью компаньона Морозова, – снова перебила Кира свою подругу, – то она должна была быть богатой наследницей! – И ты думаешь, что Морозов взял ее к себе в дом, чтобы, став опекуном девочки, присвоить себе ее капиталы? – Запросто! – Но даже в те времена существовали какие-то опекунские советы, специальные органы, которые надзирали за опекаемыми сиротами. И были адвокаты и юристы, которые следили, чтобы Морозов не тратил, а напротив, преумножал капитал сиротки. – Я тебя умоляю! – воскликнула Кира. – И ты в это веришь? – Но так было на всей территории царской России. – Все эти попечительские органы легко подкупались. К тому же сидящие там люди вряд ли могли уследить за всеми тонкостями бизнеса Морозова. Он мог так запрятать капиталы девочки, что потом и концов никто не нашел. – Ну, допустим, у него были планы обобрать сиротку. Но ведь потом началась революция, и большевистская власть сравняла в правах и богатых, и бедных. Плану Морозова по обогащению за счет сироты не суждено было сбыться. Даже если он и обобрал ребенка, то не смог воспользоваться украденным богатством. Да, все это было так. Но это если посмотреть на дело со стороны. Неизвестно, что думала по этому поводу сама сирота. Вид у девочки на фотографии был не слишком-то счастливый. А если сказать прямо, то вид у ребенка был забитый и несчастный. – М-да… не очень-то сладко ей жилось в доме опекуна. Сам он тиран и деспот. Мачеха, даже если и была добра и жалела ребенка, вряд ли могла оказать существенную поддержку. Всем заправлял сам Морозов, а он был не из тех, кто привязывается к детям. И все же печальное личико девочки кого-то упорно напоминало Кире. Она подходила к фотографии и так, и этак. Пыталась припомнить, где же она видела этот маленький носик, упрямый круглый подбородочек и большие глаза. И вдруг радостно хлопнула в ладоши и громко воскликнула: – Поняла! Честное слово, поняла! – Что? – Поняла, где я видела этого ребенка! – Вот этого? – испугалась Леся. – С фотографии? Побойся бога, Кира, девочка давно мертва! Ты видела ее призрак? – Нет, но я ее видела. И ты тоже видела. – Я? – Представь себе, что у девочки не коса, а короткая стрижка. И еще представь, что она улыбается. Не узнаешь? Лесе затея подруги показалась несколько странной. Но будучи сама человеком неконфликтным и всегда готовым пойти навстречу своим близким, Леся послушно проделала в уме те манипуляции, о которых ее просила Кира, и, приставив улыбку и другую стрижку, снова посмотрела в упор на фотографию девочки-сиротки. – О, боже! – ахнула Леся минуту спустя. – Так это же?.. – Вот о чем я тебе и говорю, – с очень довольным видом кивнула Кира. – Это она – внучка тети Маши – Верочка. Теперь ты понимаешь, что она тоже имеет свои претензии к старику Морозову? И появилась она в Морозовске совсем не случайно. – Кто? Девочка? – Да нет! При чем тут ребенок? Нет! Речь идет о самой тете Маше! Она прямой потомок той сиротки-воспитанницы, которая жила в доме Морозова и терпела от него и побои, и притеснения. Уверена, девочка ненавидела своего опекуна и мечтала от него избавиться. Но куда было идти бедному ребенку, если во всем мире у него не было ни одной родной души. Единственным человеком, который хоть как-то заботился о ней, был сам Морозов. Но увы, будучи человеком жестоким, вряд ли он мог сделать для кого-то исключение и быть добрым к одной-единственной несчастной малютке. Наверняка девочке частенько доставались от опекуна и угрозы, и побои. Она росла с ощущением того, что живет во власти человека, который этой власти над ней не должен иметь. Она его ненавидела. И вполне возможно, могла передать эту ненависть даже своим потомкам. Глава 12 Прежде чем вернуться обратно в Морозовск, в дом к тете Маше, подругам предстояло решить, открывать ли той правду или же нет. – Предлагаю пока подождать. Если она приехала в эти края, чтобы мстить потомкам Морозова, то все мы можем быть под угрозой. И дядя Коля в первую очередь! Леся тоже стояла за то, чтобы не говорить тете Маше о сделанном подругой открытии, но по другой причине. – Возможно, если мы проследим за ней, то узнаем новые подробности этой истории. Так подруги и решили поступить, ничего не говорить тете Маше о своем открытии, а тихонько проследить за ней, когда женщина снова отправится на свою «грибалку» в Черный лес. Но по дороге к автобусной остановке они снова столкнулись со своими старыми знакомыми Валерой и Геннадием. На сей раз братья держались совсем иначе. Сдержанно, если не сказать приниженно. От их былого развязного тона не осталось и следа. Перемена в обоих была разительной, и подруги сначала даже не сразу это поняли и при виде бывших кавалеров струхнули. Но первые же слова, произнесенные Валерой, показали девушкам, что бояться им нечего. – Девчонки, вы того… этого… не сердитесь на нас. – Ага! – поддержал брата и Гена. – Мы ж не знали, что вы свои – уральские. – Думали, какие-то фифы накрашенные к нам из Северной столицы пожаловали. – Но мы же сказали вам, что Кира правнучка Морозова. Ищет тут свои корни. – Не поверили мы вам. Думали, заливаете. Вот и решили за вами приударить. – Поухаживать, как у вас в столицах это водится! Странные понятия у этих ребят. Поухаживать для них означает взять нахрапом. Откуда у них такие представления? Но как бы там ни было, хорошо, что теперь они осознали свою ошибку и готовы принести извинения. Но так думала Кира, а вот Леся все еще была сердита на братьев за перенесенный ею испуг. И она спросила: – Значит, в первый раз вы нам не поверили, а теперь вдруг поверили? Что за игра? – Это не игра, – перепугался Гена. – Когда она сегодня в столовке на меня уставилась, я прямо кожей почувствовал, как от нее жар идет. Еще секунда, и испепелила бы меня шаровой молнией! И сплюнув на землю, Гена пробормотал в сторону: – И не докажешь потом ничего. Скажет, что так и было. Брат пихнул его в бок и произнес: – В общем, извините нас, девчонки. Виноваты. Кира кивнула в ответ. – Все в порядке.