— Тридцать первый. Вновь меняю магазин. В дыму замечаю открытую дверь, но прежде, чем туда войти (а точнее, ворваться), поднимаю с пола труп. Прикрываясь им, как щитом, вваливаюсь за порог. Хором гремят автоматные выстрелы, пули кромсают мёртвое тело. В реале его продырявило бы насквозь. Стрелков я не вижу, но Ганмэн писал, что потолок на втором этаже стеклянный… Грех не воспользоваться. Стреляю в ту часть потолка, под которой должны стоять неписи. Осколки со звоном обрушиваются на врагов. Вместо выстрелов звучат вопли. Отбросив труп, бегу направо, вполоборота развернувшись к триадовцам. Мой приятель «ФН СКАР» поливает их свинцом. — Тридцать второй, тридцать третий, тридцать четвёртый. Перекатившись через стол (фишки, зелёное сукно… ясно — игорный зал), приземляюсь с другой его стороны и скрываюсь за колонной: их тут не меньше, чем внизу. Разумеется, в неё тут же стреляют. — Выстави ствол, — советует Роберт. — Нет, с другой стороны… Чуть правее и выше… стоп. Давай! — Не «давай», а «огонь»… — сварливо бормочу я. И стреляю туда, куда он сказал. — Тридцать пятый. Этот номер мы проделываем ещё дважды: — Тридцать шестой, тридцать седьмой. Какой–то умный энписи расстреливает надо мной потолок (вот зараза! так нечестно — это ведь я придумал!), и мне приходится бежать, чтобы спастись от осколков, — а они, судя по звону, тут весят немало. Закатившись под стол, стреляю плагиатору в ноги. Когда он падает, добиваю выстрелом в грудь. — Тридцать восьмой… граната!!! Граната и правда закатывается под стол. Я успеваю её отбросить и, спиной врезавшись в столешницу, переворачиваю стол на бок. Пригибаюсь, закрыв голову руками. Взрыв, вопли. — Тридцать девятый, сороковой, сорок первый! Прыгаю из–за стола, стреляю — толком не соображая, куда. Всюду дым, блестят осколки. Кто–то яростно орёт на китайском, явно отдавая приказы. Выстрелы сменяются сухими щелчками: у меня кончились патроны. Вместо замены магазина я проделываю трюк, достойный старых гонконгских боевиков: мыском ботинка подцепляю обронённый автомат (его бывший хозяин лежит в стороне) и, поймав его левой рукой, палю в неписей, выскочивших из–за колонн. Те падают, раскинув руки: один — на стол, второй — на бамбуковую перегородку. Она с треском ломается, будто была из картона. Джон Ву, большой тебе привет… — Сорок второй, сорок третий… — с завистью считает Роберт. Забегаю за рояль, уже изрешечённый пулями, и вставляю последний магазин в «ФН СКАР». Слева в стене открывается дверь — и появляется китаец с гранатомётом. Господи ты боже мой!.. Я палю из двух стволов, извергая из гангстера фонтанчики крови. Он заваливается обратно (кто–то, бегущий за ним, тоже падает), но успевает пустить снаряд — правда, не в меня, а вверх… Прямо в стеклянный потолок! Я бросаюсь под рояль, а в следующий миг перекрытие разворачивает взрывом. Осыпаются осколки и металлические балки. Слышатся вопли… надеюсь, предсмертные. Роберт это подтверждает: — Сорок четвёртый, сорок пятый, сорок шестой, сорок седьмой, — и добавляет после паузы: — В зале больше никого. Трое оставшихся — там, откуда вышел гранатомётчик. Выбравшись из–под рояля, иду к комнате. Под ногами хрустят стёкла. Роберт вновь даёт подсказку: — Один справа, у стены. Второй — впереди, за диваном. Третий прячется в ванной и всё время трёт перстень… Это Мань–Лун. Киваю в знак благодарности. Вместо того, чтобы войти, поступаю проще. Приставляю к деревянной стене «ФН СКАР» и жму на спусковой крючок. Выстрелы, вскрик, глухой удар. — Сорок восьмой, — говорит Роберт. Мельком глянув за порог, вижу диван, а напротив — аквариум. Большой, во всю стену. Стреляю не целясь. Волна хлынула в комнату вместе со стёклами. Сидевший за диваном гангстер с криком прыгает вправо, успев выстрелить вслепую — одновременно со мной. Мою щёку царапает острая щепка, отлетевшая от дверной рамы. Энписи падает в воду, смешав её с кровью. — Сорок девятый. До запертой двери, что ведёт в ванную, я не дохожу: под вскрик Роберта («осторожно!») её прошивает автоматная очередь. Ладно, напросился сам… Быстро возвращаюсь к гранатомётчику и, повесив «ФН СКАР» на плечо, беру оружие энписи. Гранатомёт у него короткий, ручной… Шестизарядный. Последнее меня радует особенно. Отхожу подальше от комнаты — и делаю то, что в реале не рекомендуется повторять. Вспышка, грохот, летят обломки. Из раскуроченной комнаты валит дым. Вхожу снова. Дверь в ванную уже не заперта: то, что от неё осталось, висит на одной петле. На полу, залитом кровью, лежит Мань–Лун. — Пятидесятый, — говорит Роберт. И с очевидным облегчением выдыхает. Глава 21 Перстень Мань–Луна выглядел стильно. Его отлили из металла с синеватым оттенком: видимо, предполагалось, что материал дворгианский. Но ни гравировки, ни загадочных знаков на нём не было — лишь маленький чёрный камень; на вид — чистый обсидиан. Когда я надел перстень, Роберт сказал: — Зомби уже у ресторана. Их тут целая свора, но никто внутрь не идёт: они будто ждут приказа. — Это нормально, — отозвался я. — У них ведь сменился хозяин. Значит, прежние приказы не действуют. Покинув зал (он выглядел так, будто двадцать слепцов тут стреляли друг в друга), я спустился по лестнице и вышел наружу. Там я понял, что Роберт поделикатничал: зомби здесь было столько, что сворой я бы их не назвал — уместнее была бы «орда». Они заняли всю улицу, насколько хватало глаз, теснились в проулке и на стоянке. Наверняка и за домами их было полно — просто на призыв Мань–Луна не все успели явиться. Я подавил вздох: даже тут непродуманность «Дворга» дала о себе знать. С такой армией любой гангстер подчинил бы весь город. — Ну и уродища… — проворчал Роберт. Я бегло оглядел мертвяков: серая кожа, гнилые зубы, гнойные язвы. Обноски, спутанные волосы. Длинные, продолжающие расти ногти.