— А это зависит от его положения, — рассудил Затворник. — Слышал про социальную иерархию викингов? Ярлы, карлы и рабы. Так вот, если он из ярлов, то я даже не рыпнусь. Если из карлов, подумаю. А если он мелкая сошка — это, конечно, вряд ли, но вдруг? — то я всю его жизнь спущу в унитаз: этот засранец даже пиццу не сможет себе заказать! Меня передёрнуло. Надо намотать на ус, что злить Затворника опасно… — Хорошо, — сказал я (кстати, не кривя душой: чутьё подсказывало, что имя Взломщика мне вскоре станет известно). — При следующей нашей встрече ты узнаешь, кто пытался тебя взломать. И затаил дыхание: как бы Затворник не передумал. Но он кивнул (мол, по рукам) и сообщил: — В общем, знаю я двух техлидов из «ВИРТУС Корпорэйшн», и оба они любят посплетничать. Ну и много чего интересного болтали о Кнежик. — Например? — спросил я. — Что она лесбиянка и баловалась наркотой. Во второе я не верю, но первое похоже на правду. Хотя мне это по барабану. У меня вырвался вздох разочарования: — И всё?.. — Ещё говорили, что её завербовали спецслужбы. — Тоже мне новость… — буркнул я. — Это же секрет Полишинеля… — Уж чем богат… — парировал Затворник. — Или ты ждал Особой папки с пометкой «Совершенно секретно»? Но по взгляду Затворника было ясно, что главное он приберёг на потом. Так оно и оказалось: — А ещё ходят слухи, что у Кнежик есть сын. Мои брови приподнялись, и Затворник ухмыльнулся: — Ага. Уже взрослый. Но она его не рожала — воспользовалась услугами суррогатной матери. — А отец?.. — машинально спросил я. — Неизвестно. Судя по всему, ЭКО было с донорской спермой. Затворник умолк, дав мне это обдумать. — Но зачем Кнежик ребёнок? — проронил я. — В смысле, она ж была помешана на науке… В интервью даже жаловалась, что ей некогда спать. — Может, как раз из–за бесценного отпрыска? — заметил Затворник. — Судя по всё тем же слухам, она над ним тряслась как наседка: он даже в школу не ходил — был на домашнем обучении. — Но в Сети о нём ни слова… — с сомнением вставил я. — А чего ты хотел? Сведения об ЭКО регулируются законами о защите частных данных: право на забвение и всё такое… Они ж за последние лет пятнадцать ужесточились настолько, что ни один поисковик не захочет рисковать — особенно с монстрами уровня Кнежик. Её адвокаты самого чёрта порвали бы в клочья. Поразмыслив над этим всего пару секунд, я понял, что Затворник прав: порвали бы, и ещё как… Ни от рогов, ни от хвоста бы ничего не осталось. Заодно мне подумалось, каково это — так дрожать над своим чадом, чтобы скрыть его от всех?.. Видимо, Кнежик была из тех гениев, которые «с прибабахом»; они иногда попадают в историю, но чаще — в дурдом. — О нём хоть что–нибудь известно? — естественно, я имел в виду её сына. — Молодой, — пожал плечами Затворник, — лет двадцать, может, чуть больше. Судя по всему, нелюдимый, как и его мать. Говорят, за пару лет до её смерти он съехал и жил отдельно: слинял сразу, как исполнилось восемнадцать. Но даже после этого остался одиночкой: нигде не тусил, в светскую хронику не попадал, — сделав паузу, Затворник признался: — Всё это настолько странно, что выглядит дезой… В общем, не ручаюсь за достоверность. Я рассеянно кивнул. Нигде не тусил, в светскую хронику не попадал… Нелюдимый… Не потому ли, что он чем–то болен?.. Мне вспомнился Взломщик — и как он вёл себя в приват–зоне. — А что касается того, чем занималась Кнежик незадолго до смерти, — продолжил Затворник, — то тут ничем порадовать не могу. Вроде был один проект с рабочим названием «Феникс», но о нём ничего не известно. Если честно, я и в названии не уверен. Затворник умолк, а я вздрогнул. Феникс — символ возрождения. Символ воскрешения и вечной жизни. Символ бессмертия. А в унисон с этой мыслью прозвучал писк — вроде того, что издаёт микроволновка по окончании разогрева. Передо мной вспыхнул красный восклицательный знак. Затворник переменился в лице. — Ларин, у тебя проблемы. Я глядел на красный знак с тем чувством, какое испытывают на краю пропасти. — Экстренный выход… — прошептал я. Потом вспомнил: мы в локации Затворника. Тут экстренный выход не предусмотрен. Но он сказал: — Я разрываю твой контакт с ВИРТУСом… Ты будешь в реале через восемь секунд. Я судорожно кивнул. Восемь секунд — это мелочь. И целая вечность, когда горит красный восклицательный знак. Он мог загореться лишь из–за ЧП — например, при пожаре… Или если трубу прорвёт… Или при землетрясении… Или если кто–то вскрывал мой дверной замок. * * * Открыв глаза, я сразу понял, что нахожусь в комнате не один. Я никого пока не видел, но чувство было однозначным: рядом кто–то точно есть. Он пришёл по мою душу, и он уже близко. Его взгляд буравил спинку гейм–кресла. Он меня видел, а я его — нет. — Без глупостей, Клим, — сказали сзади — почему–то приглушённо, будто визитёр был в маске. — Посмотри вверх. Я посмотрел. Надо мной висел дрон — угрожающе низко, как шмель над цветком. Дрон был чёрный, шестироторный. Под его брюхом поблёскивали баллончики с открытыми распылительными головками. Сзади вновь заговорили: — Надеюсь, ты не думаешь, что это дезодорант? Вставай, но без резких движений. Медленно встав, я развернулся. Незваный гость был у порога. Им оказался Лоцкий, но узнал я его не сразу: нижнюю часть его лица скрыл резиновый респиратор. По бокам были фильтры, глаза защищали пластиковые очки. — Второй раз не здороваюсь, — сказал Лоцкий. И сумбурно добавил: — Я же обещал, что ещё с тобой свяжусь. — Обещал… — растерянно признал я. И осознал всю нелепость его слов: он что, пришёл поговорить?.. С дроном и в противогазе?.. Взломав для этого мою дверь?! Но тут до меня запоздало дошло, во что Лоцкий одет: перчатки и комбинезон. Это было очень плохо. Он ведь так вырядился, чтобы следов не оставлять… — Сядь, Клим, — велел Лоцкий. — Куда?.. — тупо спросил я. Лоцкий подумал и решил: — На диван. Руки держи так, чтобы я их видел. И учти, что гексакоптер определил тебя как цель: дёрнешься — выпустит газ. Дождавшись, пока я сяду, Лоцкий занял кресло напротив. — Сейчас мы будем говорить, — мягко сообщил он. — От итогов разговора зависит твоё будущее. Хотя есть вероятность, что его у тебя не будет.