Я заставил себя кивнуть, понимая, что под «исчезнет» имелся в виду выход в реал. На обладательницу голоса я старался не смотреть. Она отступила, я шагнул за порог. Дядя Петя, значит… В холле царил полумрак: окна зашторены, свет выключен. Хозяин дома создал нужную атмосферу: хотел ощутить себя в реале, где ему пришлось бы таиться и избегать взглядов соседей. Это повышало реалистичность происходящего — возможно, девочки в его глазах становились более живыми. Не выдержав, я спросил: — Сколько на мыле болотных шипов? Вопрос был идеален для выявления энписи: в тех сегментах, где они не обозначены (а неписей не везде помечают зелёной точкой, как во «Фрее»), легко запутаться. Но абсурдная фраза это исправит. — Простите, но ваш вопрос некорректен, — бесстрастно сообщила девочка. — На мыле шипов нет. Кроме того, слова «болотный» и «мыло» практически несочетаемы: мыло — это средство гигиены, предназначенное… — Умолкни, — буркнул я. Хоть я и знал, что ребёнок «невзаправдашний», мне всё–таки полегчало. Под уходящей наверх лестницей скрипнули половицы — где–то там был коридор. — Она неживая, — произнесли глухим басом. — Всего лишь непись… Из простых, семилетней давности. — Знаю, — прошептал я. — Но грохнуть тебя всё равно хочется. — Однажды ты уже это сделал, — под лестницей щёлкнул затвор. — Попробуешь повторить? — Нет… Я не за этим пришёл. Возникла пауза, потом из коридора сказали: — Пойдём в гостиную. Я не знал, где гостиная, но пошёл наугад — сквозь пыльный сумрак, на скрип половиц. Как и ожидалось, коридор тоже был полутёмным. В нём никого не оказалось, поскольку Егорыч уже ждал в комнате. А когда я туда вошёл, он на меня наставил ружьё. — Дробовик, — сказал Егорыч. — Оба ствола заряжены. — Не сомневаюсь, — сказал я. Какое–то время мы стояли. Потом Егорыч кивнул на кресло перед журнальным столиком, где были бутылка (почти пустая), стакан и блюдце с салатом — точнее, с его остатками. Садясь в кресло, я поморщился. Пресытившись виртуальной экзотикой, мы стали беситься с жиру — и дошли до того, что воссоздаём в ней бытовуху… Вот уж не думал, что один из админов «Адреума», потратившийся на «Бентли» и мини–яхту, заскучает по грязным блюдцам. С Егорычем я познакомился два года назад. Он тогда играл в шутер (названия уже не помню, но что–то про зомби–апокалипсис). В предпоследней локации Егорыч набрёл на засаду и после трёх тщетных попыток её пройти вызвал меня. С засадой я ему помог, но за следующим домом мы нарвались на куст, оказавшийся ядовитым; безобидный с виду кустик хлестнул Егорыча веткой. К слову, это было результатом моего пьянства: накануне я крепко набрался в реале, и в тот день маялся похмельем — вот и забыл про чёртов куст. Из–за яда, якобы попавшего в его кровь, у Егорыча снесло крышу: периферийка в его кресле ввела соответствующий препарат. Он стал хохотать, попытался со мной драться, а после убежал в заброшенный дом — что–то в составе препарата вызвало двигательное беспокойство. Я отправился следом… и нашёл Егорыча раньше, чем перестал действовать яд. Меня привёл к нему детский крик, донёсшийся из подвала. Когда я туда спустился, увидел такое… Девочка, конечно, была энписи, но меня всё равно переклинило: я бил Егорыча прикладом, пока его аватар не дал дубу. Выйдя в реал, я минут десять успокаивался, а затем сообразил, что у меня осталась видеозапись: в том шутере с менторов требуют записывать всё, что мы делаем (по–моему, чистый идиотизм — ведь при необходимости администрация может просмотреть действия игроков). И Егорыч об этом знал. Едва я вспомнил про ту запись, как он мне позвонил: предлагал деньги и умолял не выкладывать запись в Сеть. Заодно и угрожал, хотя отлично понимал, что ничего мне не сделает. Ну и лапшу на уши вешал: мол, всё это из–за яда, а так он нормальный… Когда понял, что врать без толку (ни одна периферийка не превратит нормального в педофила), бессильно заплакал — и стал божиться, что к живым детям не прикасался: мол, его похождения исключительно виртуальные… А затем вдруг взбесился. «В реале я зла никому не делал, — прокричал мне Егорыч, — так какого же хрена должен перед тобой каяться? Если выложишь запись — застрелюсь в тот же день. И моя смерть будет на твоей совести!» Потом он дал отбой. Я весь вечер об этом думал… Нет, я вовсе не собирался его шантажировать — просто обдумывал ситуацию. Ведь в реале он и впрямь никого не трогал — по крайней мере, при мне. Да и зачем таким, как он, «палиться» в реале, если ВИРТУС избавил их от этой нужды? Любые фантазии можно реализовать по ту сторону гейм–кресла… Недаром же число изнасилований с появлением ВИРТУСа снизилось в восемь раз. В общем, цепочка моих размышлений привела меня к тому, что уж лучше Егорычу и ему подобным «резвиться» в виртуальности, чем рядом со школой высматривать своих жертв… На следующий день я ему написал (общаться с ним лично было противно), что если до меня дойдёт слух о его связи с настоящим ребёнком, я даже не стану этот слух проверять — сразу обнародую запись. А потом собственноручно его придушу. Однако ту запись хранить было гадко — и я её удалил. Вот только Егорыч об этом не знал. После долгого молчания он тоже сел в кресло. Исподлобья взглянул на меня через стол: — Сколько?.. — Что — сколько? — не понял я. Потом сообразил, о чём он: — Ты думаешь, мне деньги нужны? Егорыч дёрнул плечом. — И стал бы я тянуть два года, чтобы только теперь тебя шантажировать? — с сарказмом уточнил я. — Но ведь именно за этим ты и явился. Разве нет? — Пожалуй, что да, — признал я. — Но требовать буду не деньги. — Тогда что же?.. — Твои возможности в «Адреуме». Доступ к инструментам администрирования. У Егорыча вытянулось лицо. — Нет, Ларин… Нет, забудь. Даже и не проси. — А это похоже на просьбу? Застонав, Егорыч встал. С ружьём в руке прошёл до окна и назад. Резко остановился и снова на меня посмотрел: — Я же работы лишусь… — А выложу запись — лишишься жизни, — беспощадно сказал я. — Ты сам говорил, что тебе после этого один путь — на тот свет. Егорыч глядел на меня с мольбой и злобой. — Админский доступ, — бросил я. — Логин и пароль учётки. — И что тебе это даст? — попробовал выкрутиться Егорыч. — Токены доступа фильтруются, удалённый доступ к учётной записи заблокируют. Это во–первых… а во–вторых, если ты в «Адреуме» собрался фокусничать, то тебе не мой доступ нужен, а суперадминский, которого у меня нет. И входить надо с основного серверного центра: даже вход с дублирующих серверов не прокатит. — Это уже мои проблемы, — сообщил я, мрачно подумав о Затворнике: снова придётся к нему обращаться. Но зато он и с обычным доступом сотворит чудо. — Нет… — Егорыч был близок к панике. — Нет, не могу. — Ну тогда я пошёл, — я и правда встал с кресла. — Запись выложу в семь вечера по Москве. Готовься к своему звёздному часу. — Сука… — прошептал Егорыч. Я решительным шагом направился к двери. — Стой… Стой, Ларин. Подожди. Я остановился. — Colorful sky триста сорок восемь. А пароль… — Напиши на бумажке, — сказал я. От Егорыча я вышел с небывалым облегчением — и не только потому, что получил желаемое; мне хотелось уйти с той секунды, как я вошёл. Но увы, облегчение было недолгим. Качели, где осталась Кэсс, пустовали: сиденье покачивалось, цепи скрипели на ветру. А Кэсс… А Кэсс лежала на траве. Если честно, я не сразу смог поверить глазам — уж слишком сюрреалистичной была картина. Лёжа на спине, Кэсс безостановочно превращалась: то в Бедуина, то в Ингу, то в саму себя. Нечто похожее я видел вчера, когда она демонстрировала свои способности. Но сейчас метаморфозы происходили так быстро, будто Кэсс ими не управляла. Одолев ступор, я подбежал к ней и услышал: — Пройдёт… Со мной это уже было. Я вздрогнул: «пройдёт» выговорила Инга, а остальное — ведьмак Геральт. И голос менялся вместе с обликом. — Кэсс… — я опустился рядом. — Комната с аватарами… — прошептала она. — Сегмент, где я оказалась после смерти…