Рядом с нами возникла дверь. Приват–зона сравнима с коробкой внутри коробки: её можно открыть в любом ВИРТУС-сегменте. Правда, доступна она не всегда: при контактах с энписи — будь то драка или простой разговор — в неё не попасть. Думаю, это правильно… Ну согласитесь, что шептать в бою «приват–зона» и сбегать от атакующего вас эльфа не комильфо, да и в диалоге это смотрелось бы странно; встреча с тем же Ферзюбрем пошла бы насмарку, если бы в разгар беседы я вдруг взял и свалил. — Клим Ларин, почта, — сказал я. Возник интерфейс мессенджера. Открыв письмо Инги (то, где она ответила на моё объявление), я коснулся иконки с её аватаром, затем — своей двери: — Разрешаю доступ… Базовое условие: в моём сопровождении. В ответ на мой шёпот дверь (её я уже гостеприимно открыл) стала видимой для Инги. Молча кивнув, она встала со стула. Я пропустил её вперёд и вошёл сам. Пока Инга осматривалась, я сел в кресло, за заваленный бумагами стол. Моя приват–зона стилизована под офис частного детектива: шкаф–картотека, два кожаных кресла, диван. Дверь, через которую мы вошли, наполовину застеклена, жалюзи на ней опущены. На доске для заметок висят исписанные листки, под потолком лениво крутится вентилятор. — Надо же… — Инга крутанула диск на чёрном блестящем телефоне. Потом глянула в окно — и вскинула бровь при виде Тынского храма: — Прага?.. А почему, к примеру, не Бруклин? По антуражу было б самое то, — на миг умолкнув, она мечтательно закончила: — Логово частного сыщика где–нибудь у Бруклинского моста… — Я не был в Бруклине, — признался я с неохотой. — Не люблю посещать в ВИРТУСе места, где не бывал в реале. — А в Праге, выходит, бывали? — С женой. Медовый месяц. — Так вы женаты? — Был женат. Инга кивнула и больше не стала ни о чём спрашивать. Молодец. Это лучшее, что она могла сделать. Я указал ей на кресло, а сам голосовой командой вновь открыл интерфейс — в этот раз своего персонажа. — А вы не очень–то джентльмен, — заметила Инга, усаживаясь напротив меня. Пылившиеся в кресле газеты ей пришлось убирать самой. — Это точно, — буркнул я. — Манерничать с дамами у меня не выходит. Цолфи вам подтвердит. Мою глупую шутку Инга не оценила. Беглый просмотр характеристик дал ожидаемый результат — я потерял немного здоровья: очевидно, после прыжка из окна. Для таких казусов есть система оповещений (голосовая или визуальная — на выбор), но я её отключил. Вообще–то так делают почти все, хотя раньше — в эпоху приставок — это было немыслимо: системные сообщения возникали чаще баннеров, всплывающих на ютьюбе. Тебя ранили? — лови циферки… даже если это просто укус пчелы («Вас жалит пчела! Получено 1 единиц урона! Ваша жизнь 49/50»). А отыскав новый предмет, ты вмиг узнавал всю его подноготную — даже про нож было написано, что это нож (ну а вдруг кто–то примет его за грабли?) и что сделан он из железа. Был даже литературный жанр – LitRPG, немыслимый без подобных оповещений. Но когда с книжных страниц виртуальность перекочевала в квартиры, оказалось, что все эти цифры излишни: они только мешают, вспыхивая в пылу схватки. Ладно ещё, если бьёшься с волшебником (без цифр не оценишь урон от магии), но где магии нет, всё ясно и так: будешь терять кровь — ослабнешь, сломаешь ногу — не сможешь на неё ступить, а если тебя долбанут по башке, то упадёшь и не встанешь… Короче, при серьёзной травме тебе так поплохеет, что всё поймёшь и без цифр. Ну а то, что «нож железный», «палка деревянная», а «унитаз фаянсовый», подскажут собственные глаза. В общем, товарищей фантастов обошла стороной очевидная мысль: погружение в игру — оно на то и погружение, чтобы быть самодостаточным, и ни один набор цифр не скажет вам то, что говорит тело. — Зачем вы так поступили с Цолфи? — спросила Инга. — Она что, поможет нам завладеть яблоком? — Нам?.. — уточнил я. — Ну вы же взяли меня в помощницы. Значит — нам. Я медлил с ответом. Что–то в Инге меня настораживало. Её ум (а она определённо умна)? Настойчивость? Не по возрасту броская харизма? Я и сам не мог понять, но, наверное, всё вместе. Тут её взгляд устремился куда–то вверх, за моё левое плечо: — Надо же… — Инга привстала с кресла. — Вы её сами скопировали? Я сначала не понял, куда она смотрит, но затем догадался, что на картину: та висела сзади меня. В общем–то ясно, почему Инга её заметила: в антураж офиса картина не вписывалась — слишком уж странная… На первый взгляд она простая — мужик с собакой на ночной улице, — но и улица, и мужик, и собака какие–то деформированные, будто состоят из фрагментов (словно картина была написана на стекле, а потом его разбили — и осколки кое–как склеили). — Нет, не сам, — признался я. — Один мой клиент художник, а заодно игроман. В свой последний визит он достал из слотов картину и с какого–то перепугу решил украсить ею мой офис, — почему–то смутившись, я добавил: — А удалять её неудобно: он ведь часто тут бывает. Увидит, что картины нет… Зачем обижать человека? — И клиента терять, — безжалостно добавила Инга. — Не без этого, — признал я. Инга кивнула и вдруг спросила: — А художника случайно не Вячеславом зовут? Я удивился: — Откуда вы знаете? — Он вообще–то знаменитость, — укоризненно сказала Инга. — Вячеслав Зотов, известный авангардист. Пишет в стиле кубофутуризма… видите, у него все объекты геометризированы? — Чего?.. — тупо спросил я. Инга вздохнула: — Это такой метод живописи. Изобразительные формы упрощаются через выделение их геометрической структуры. Всё предстаёт как бы раздробленным на фрагменты. — В разобранном виде, что ли?.. — Не совсем… Хотя некоторые говорят, что кубофутуристы изображают мир как раз таким — разобранным на куски. Я неопределённо пожал плечами. Инга отвела наконец взгляд от картины и уточнила: — Вам такое не нравится? — Слишком надуманно, — честно ответил я. — По–моему, это псевдоинтеллектуальная чушь. — А вот критики бы с вами не согласились, — ревностно заметила Инга. — Они видят смыслы, которых нет, — беспощадно парировал я. — Сами их придумывают, а потом хвалят художника. — А в жизни разве не так? — туманно спросила Инга. — Мы сами придумываем свои смыслы. А кто не умеет, тому грош цена. Я не нашёл, что на это ответить, — да и чёрт её знает, что она имела в виду… И тут меня словно облили водой. Я чуть не вскочил с кресла. Думаю, мой рот открылся, а глаза стали больше стандартных размеров (раза эдак в полтора). — Что с вами?.. — встревожилась Инга. Я вместо ответа захохотал. В те секунды я чувствовал себя идиотом, но не смеяться не мог. Так лихо меня ещё не обманывали. — Кубофутуристы… Геометрическая структура… Неплохо же вы разбираетесь в живописи. В глазах Инги мелькнул испуг — и запоздалое осознание своей ошибки. — У вас во «Фрее» нет ни ирллинга — вы на мели, потому что играли в карты… — я покачал головой, злясь на собственную тупость. — Случайно не в покер? Инга молчала, поджав губы. — И периферийки у вас нет, — сказал я. — А знаете, почему? Потому что в больницах нельзя их использовать: психотропные препараты, имитирующие виртуальный алкоголь, запрещены для пациентов с тяжёлыми травмами — например, тех, кого недавно сбила машина. Инга не издавала ни звука. — Поздравляю с воскрешением из мёртвых, Инга, — язвительно сказал я. — Или мне всё–таки называть вас Кэсс? Глава 6 Не люблю, когда меня водят за нос — даже за очень большие деньги. Рябов с Лоцким держат меня за кретина. Дочь Рябова не погибла. Возможно, она сильно травмирована, и её отец, боясь новых покушений, скрыл её от окружающих (с его–то связями провернуть можно и не такое), но она — жива. И сидит прямо передо мной. Встав из–за стола, я пошёл к двери. — Подождите… — прошептала Кэсс. — Всего доброго.