Я, верная, должна терять ребенка, Чтоб в терему распутнице сберечь Ее дитя?.. На это, если можешь, Ответь, Атрид… Но только это – правда; А если правда, так подальше нож, И дочери родной, отец, не трогай! Корифей Послушайся ее, Агамемнон, И береги детей: и все так скажут. Ифигения Волшебных уст Орфея не дано, Родной мой, дочери твоей, чтоб свиту Из камней делать и искусной речью Сердца людей разнеживать… Тогда Я говорить бы стала; но природа Судила мне одно искусство – слезы, И этот дар тебе я приношу. Я здесь, отец, у ног твоих, как ветка, Молящих дар; такая ж, как она, Я хрупкая, но рождена тобою… О, не губи безвременно меня! Глядеть на свет так сладко и спускаться В подземный мир так страшно, – пощади! Я первая тебе “отец” сказала, И ты мне первой “дочка”. Помнишь, я К тебе взбиралась на колени с лаской? О, как ты сам тогда меня ласкал! Ты говорил: “Увижу ль я, малютка, Счастливою женой тебя? Цвети, Дитя мое, на гордость нам, Атридам!” А я в ответ, вот как теперь, твоих Касаясь щек: “О, если б дали боги Тебя, отец, когда ты будешь стар, В дому своем мне нежить, вспоминая, Как ты меня, ребенка, утешал”. Все в памяти храню я, все словечки; А ты забыл, ты рад меня убить… О нет, молю тебя, тенями предков Пелопа и Атрея заклинаю И муками жены твоей, отец, Моей несчастной матери, которой Сегодня их придется испытать Из-за меня вторично… сжалься, сжалься!.. Парисов брак!.. Елена!.. Разве я Тут виновата чем-нибудь? Откуда ж Твой приговор? Ты сердишься, отец? Ты не глядишь? О, если смерти надо Меня обнять, дай унести в могилу Наследие мое, твое лобзанье… Ты, мой Орест! Отстаивать друзей Твоя рука еще не научилась; Но плакать ты со мною можешь, брат. Моли ж отца слезами, чтоб меня Не убивал. Когда мы в горе, дети Не говорят, а понимают всё. Смотри, отец, тебя без слов он молит, Уважь мольбу и сжалься: дай мне жить! Мы, два птенца твои, лица касаясь Отцовского, ласкаемся к тебе: Один – совсем малютка, я – побольше. Что ж я еще придумаю сказать? Для смертного отрадно видеть солнце, А под землей так страшно… Если кто Не хочет жить – он болен: бремя жизни, Все муки лучше славы мертвеца.