В ноябре большинство чиновников уже склонялось к мысли, что Проткнутых Носов надобно разместить в резервации Куапау возле Модоков. Генерал Шерман полагал, что это самое подходящее для них место, где «умеренным трудом они вполне смогли бы прокормить себя в мирных условиях. Но ни в Орегон, ни в Лапуай им нельзя возвращаться». Шерман знал, что Ховард и Майлс пообещали дикарям вернуть их в резервацию Лапуай весной 1878 года, но он придерживался мнения, что с мятежниками нужно обходиться строжайшим образом, иначе другие могут последовать их примеру. Отказываясь выполнить обещание Майлса и Ховарда, генералы Шеридан, Шерман и Терри заявили, что ни у Ховарда, ни у Майлса не было достаточно юридических прав обещать что-либо сдавшимся туземцам. Как человек военный, Шерман не скрывал своего восхищения боевыми качествами Проткнутых Носов: «Закончилась одна из самых удивительных индейских войн. Индейцы проявили мужество, упорство и ловкость, перед которыми всем следовало бы склонить голову. Они не занимались скальпированием, отпускали пленных женщин, не занимались садистскими убийствами мирных жителей. Они дрались по всем правилам военного искусства, выставляя авангардные и арьергардные отряды, устраивая засады снайперов, воздвигая оборонительные сооружения». Но никакое восхищение профессиональными воинскими качествами индейцев не притупило в Шеридане чувство опасности, связанное с возвращением дикарей на родную землю. Среди многих племен ещё слишком ясно проглядывалось беспокойство, и пламя восстаний могло разгореться внезапно с новой силой. Министр внутренних дел Карл Шурц направил 1 ноября телеграмму, которой уведомлял Майлса о необходимости отправить Проткнутых Носов вниз по реке Жёлтый Камень в форт Бафорд, затем в форт Линкольн. От форта Кио до форта Бафорд было четыреста миль, а до форта Линкольн предстояло покрыть ещё четыреста. Вождь Жозеф узнал о решении военных властей лишь 16 ноября, прибыв в форт Линкольн. Первоначально Майлс также не догадался о планах Шеридана, так как до его сведения было доведено, что доставка продовольствия для пленников в форт Кио обошлась бы слишком дорого, поэтому их переправили в Линкольн. Но если бы Майлс знал наверняка о далеко идущих планах командования, он всё равно не смог бы ничего предпринять. Майлс организовал фургонный обоз для передвижения мужчин и наиболее крепких женщин в сопровождении военного эскорта. Раненых, больных и детей он отправил по реке. Пароходы уже прекратили навигацию, поэтому пришлось дожидаться прибытия из города Ливингстон плоскодонок с зимними запасами для форта Кио. Майлс задействовал для переброски пленных в форт Бафорд четырнадцать плоскодонок. Посудины, слегка обрамлённые бортами, достигали тридцати двух футов в длину и восьми футов в ширину. В распоряжение Фреда Бонда, одного из рулевых, попало двадцать два Проткнутых Носа, которым выдали сушёную солёную свинину, зелёный кофе, коричневый сахар, рис, муку. На дно лодки уложили камни, чтобы можно было разводить костёр. Чтобы подстегнуть лодочников, Майлс обещал наградить первого, кто достигнет форта Бафорд. Мистер Бонд вспоминал: «Я встал перед индейцами и объяснил им, что я был их начальником в том длинном путешествии, что нам предстояло плыть через враждебную территорию Лакотов, поэтому я надеялся, что Проткнутые Носы будут послушными. Затем я повернулся к одному старому вождю, который тщательно переводил мои слова, и сказал, что буду называть его Джорджем Вашингтоном за его благородный облик. Я сказал, что он будет передавать своим людям все мои распоряжения. После этого я обратился к одной женщине, волосы которой казались белыми, как снег, она была достаточно крепкой и высокой, хотя лицо её было густо покрыто морщинами, которые заставили бы поморщиться даже аллигатора из болот Флориды. Я сказал, что буду звать её Тень Ночи. Она должна была командовать всеми женщинами и выполнять обязанности лоцмана. Ещё одной пожилой индеанке я поручил заниматься приготовлением кофе и просушивать дрова для костра. Остальным женщинам я велел взять на себя обязанности по приготовлению пищи и присмотру за ранеными. Молодым индейцам я ничего не сказал, потому что оставил их для будущих дел». Молодые люди требовались временами в качестве гребцов и иногда в качестве бурлаков, если лодка останавливалась на песчаных отмелях. В свободное время индейцы мастерили для себя луки и стрелы, при помощи которых постоянно добывали свежее мясо. Бонд обязательно делал остановку в полдень на каком-нибудь островке, чтобы все могли отдохнуть. Они проходили четыре мили в час и почти сорок миль в день. В обязательном порядке принимались все предосторожности против возможного нападения диких зверей и отрядов Сю. Дни стояли светлые, ночи морозные. Рыбы и дичи хватало в изобилии. Вдоль реки росло множество кустов с ягодой, и Проткнутые Носы с удовольствием собирали её, потребляя заодно с нею значительное количество сахара. Когда они доплыли до реки Миссури, воду уже покрыл лёд, заметно затруднив продвижение. Но Бонд сумел попасть в форт Бафорд в назначенное время. Военное руководство взяло приехавших индейцев под стражу и обходилось с ними, как с пленными. Остальные плоскодонки приплыли через несколько дней, за ними появился и обоз полковника Майлса. Приказом № 225 от 9 ноября пять рот, размещавшихся в форте Бафорд, были направлены в качестве сопровождения пленных Проткнутых Носов в Бисмарк. Но полковники Майлс и Мур решили, что индейцам было бы удобнее продолжить путешествие по воде, и назначили весьма высокую оплату рулевым. Продвижение по реке Миссури заметно облегчило бы путь уставшим индейцам. Фред Бонд вспоминал: «День изо дня мы занимались тем, что отпихивали кружившие вокруг нашей посудины льдины. Изредка на берегу появлялся олень и немедленно падал, сражённый пулей вождя Вашингтона, который, похоже, не умел промахиваться. А стрелы молодых индейцев обеспечивали нам на ужин сытный бобровый хвост, ведь это отличное блюдо, если уметь его приготовить. Но, несмотря на отличное времяпрепровождение, я всё чаще замечал в глазах моих путешественников пустоту, и я никак не мог понять, кто заронил в них печаль». Бонд сделал разумный вывод, что время, проведённое в форте Бафорд, наложило тяжёлый отпечаток на Проткнутых Носов. Они стали впадать в депрессию. Их вера в Майлса и его обещания таяла с каждым часом. Они не без основания начали тревожиться за свои жизни. Первое подтверждение своих опасений Проткнутые Носы получили, проезжая деревни племени Мандан. Манданы встретили пришельцев весьма агрессивно, бросали в них камнями и даже угрожали поджечь лодки. Проткнутые Носы скрепя сердце прошли через это испытание, понимая, что не могли дать вооружённого отпора Манданам. Вся их внутренняя сила была сконцентрирована на ожидании дальнейших испытаний. В форте Линкольн они были страшно напуганы железной дорогой, свистом паровозов, артиллерийским салютом. Индейцы восприняли обрушившийся на них шквал звуков, как знак собственной судьбы. Бонд рассказывал по этому поводу: «Они сделались внезапно такими беспомощными, что мне пришлось в одиночку править лодкой, чтобы добраться на противоположный берег к крепостному причалу. Все они затянули какую-то заунывную песню, я думаю, песню смерти». Плоскодонки и обоз достигли форта Линкольн 16 ноября. Военное министерство распорядилось отправить Проткнутые Носы из Линкольна в форт Ливенворт. Первоначальное место назначения было изменено. Генерал Шеридан сообщал в телеграмме генералу Шерману: «Вашу депешу касательно Проткнутых Носов получил. Я распорядился держать пленных в форте Ливенворт вместо форта Рилей до получения дальнейших распоряжений». Майлс активно запрашивал Шермана о возможности направить делегацию Проткнутых Носов в Вашингтон, но от всех уровней власти он получил официальный отказ — от Мак-Крари, Шурца, Шермана, Шеридана и Хайта. Тем временем жители Бисмарка организовали 19 ноября грандиозное чествование полковника Майлса, его солдат, вождя Жозефа. Бонд так описывал увиденное: «Весь маленький городок гудел, как улей, готовясь провести большой бал и ужин в честь вождя Жозефа. Дамы из форта тоже пришли. Не было никаких отпечатанных входных билетов. За вход платили по десять долларов наличными, но женщин пропускали бесплатно». Колонну Майлса с индейцами при въезде в Бисмарк встретил оркестр из форта Линкольн и практически всё население округи. На городской площади пленникам и военному эскорту раздавали пищу. Внешний вид Проткнутых Носов, как вспоминал Бонд, заставлял сердце сжиматься от горя. К этому времени пленные уже узнали, что их отправляли на Индейскую Территорию. Единственное замечание Жозефа по этому поводу было: «Когда же белые люди научатся говорить правду?» В городе прошёл и специальный банкет в честь Жозефа и двух его помощников. Газета «Bismarck Tribune Weekly» напечатала 21 ноября официальное приглашение вождю: «Верховному Вождю Проткнутых Носов — Жозефу. Сэр, желая выразить наши добрые чувства и восхищение вашим мужеством и человечностью, проявленными во время недавнего военного конфликта с армией Соединенных Штатов, мы сердечно приглашаем вас отобедать с нами в Доме Шеридана. Обед состоится в половине второго пополудни». Пока вождя Жозефа и его близких соратников чествовал избранный комитет, Фред Бонд устраивал прощальный ужин для своего нового друга вождя Вашингтона. «Грустно нам было кушать. Помню, как официантка сказала, что чертовски бесчеловечно было сажать этих людей под стражу!» Всем казалось очевидным, что военные да и гражданские власти перегибали палку в отношении пленных. Но на военных оказывалось немалое давление со стороны жителей районов боевых действий. В одном из писем военному командованию говорилось: «Этих пленников следует судить. Их надо привести обратно, чтобы пострадавшие их опознали, чтобы их признали виновными и повесили, как поступают с убийцами». Некоторые из чиновников высказывались против высылки Проткнутых Носов на Индейскую Территорию. Так Хайт, комиссионер по делам индейцев, писал министру внутренних дел Карлу Шурцу: «Опыт показывает неразумность высылки северных индейцев на Индейскую Территорию. Далеко за примером не нужно ходить, стоит лишь вспомнить катастрофические последствия переселения Понков». Он детально изложил все факты о человеческих потерях среди Шайенов и Понков. Перемещение Проткнутых Носов предполагало ещё более значительные климатические перемены в жизни индейцев, что означало гораздо больший уровень смертности. Тем не менее делались все приготовления для дальнейшей отправки пленных через четыре дня. Вождь Жозеф сказал: «Нас не спрашивали о нашем желании. Нам просто приказали сесть в поезд». Полковник Майлс заявил, что сделал всё от него зависевшее, чтобы воспрепятствовать перемещению Проткнутых Носов на Индейскую Территорию. Его доклад хранился у министра обороны Мак-Крари: «Эти люди оставались друзьями правительства с момента встречи с первыми белыми людьми и на протяжении всего времени исследования их земель, и их умелая помощь сэкономила нам тысячи долларов и сотни жизней. По моему мнению, их обманывали долгие годы, что привело к потери множества воинов и имущества. Теперь у них не осталось ничего, кроме жалкой кучки одежды. Я имею честь сообщить, что обеспечил их достаточным объемом провизии, чтобы они могли достойно существовать. Они достаточно разумны, чтобы оценить по достоинству оказанную им поддержку правительством». Объясняясь с Жозефом, Майлс сказал: «Вы не должны винить меня. Я приложил все силы, чтобы сдержать данное вам слово. Но вожди, стоящие надо мной, дали мне приказ, и я должен подчиниться или уйти в отставку. Но это вам не поможет, потому что приказ выполнит кто-то другой». Жозеф верил Майлсу и ни в чём не обвинял его. Он сказал: «Я не знаю кого винить. Есть вещи, которые я не способен понять. Правительство посылает генерала драться с нами и заключать с нами соглашение, но затем нарушает данное слово. Очевидно, что-то не так с этим правительством». Позже, познакомившись поближе с системой политической и военной иерархии, Жозеф сказал: «У белых людей слишком много вождей». 23 ноября, когда Проткнутые Носы покидали Бисмарк, генерал Шерман направил рапорт на имя военного министра: «Пленники сейчас выдвинулись кратчайшим путём в форт Ливенворт, где останутся до весны, после чего я буду просить Индейское Бюро обеспечить их жильем на Индейской Территории». 27 ноября Проткнутые Носы добрались до места своей зимовки. Их расположили в двух милях от форта. Вскоре многие индейцы заболели малярией, от которой умерло двадцать человек. В своей речи во время капитуляции Жозеф выразил надежду на то, что ему удастся отыскать тех соплеменников, которые успели убежать или потерялись во время долгого пути. Оказавшись в положении ссыльного, он никого не мог искать, но некоторых беженцев к нему прислали, когда они объявились. Илусикасет, что означает Стоящий-На-Краю, известный также под кличкой Джон Пинкхэм, однажды поведал свою историю о военной кампании и бегстве. Вместе с пятью другими мальчиками (от двенадцати до семнадцати лет) он скрылся во время сражения при Большой Дыре. Прячась, переполненные страхом, они отстали и не сумели соединиться с основной группой. Вместо этого они решили вернуться к реке Чистая Вода. Имея в своём распоряжении лишь одну винтовку, они несколько недель подряд чувствовали себя в совершённой растерянности. «Мы старались держаться как можно дальше от белых людей, поэтому шли очень осторожно, медленно. Почти всё время мы ничего не ели. Голод ужасно терзал нас. Иногда в течение нескольких дней мы не могли понять, где находились. Мы не знали местности и боялись за наши жизни. После долгих блужданий мы, наконец, преодолели Скалистые Горы и другие дикие утёсы и добрались до резервации Проткнутых Носов». Официальные представители правительства не замедлили отправить их в форт Ливенворт вместе с тринадцатью другими «недоговорными» индейцами, которые только что возвратились с охоты на бизонов. Практика моментальной высылки «недоговорных» краснокожих применялась повсеместно. Раньше упоминалось об одной женщине, которая во время родов отстала от племени и попала к дружественно настроенным Абсарокам. Абсароки приняли её ребёнка в свою семью, но вскоре о присутствии этой женщины стали осведомлены власти агентства и отправили её на Индейскую Территорию. Все без исключения коменданты фортов и индейские агенты получили приказ переправлять «недоговорных» дикарей на Индейскую Территорию. Племенных вождей строго предупредили не принимать бродяжных Проткнутых Носов. Одна из женщин, проживавшая неподалёку от Медвежьей Лапы с ужасом вспоминала, как обращались с Проткнутыми Носами, пойманными после сражения в пограничных городах. «С ними обходились хуже, чем с бездомными собаками… Я с содроганием воскрешаю в памяти картины того жестокого обхождения с ними». К тем, кто сдался на Змеином Ручье, позже прибавилось ещё восемнадцать человек. Затем появились некоторые из тех, кто сбежал в Канаду. Среди них оказался и Жёлтый Волк. Добравшись до Канады, группа Жёлтого Волка попала в деревню Лакотов, где их встретили, как своих соплеменников. «Мы смешались с ними. Они взяли каждого из нас в свои палатки… Они дали мне всё, что мне потребовалось. Весной один из Лакотов сделал меня своим братом». Проткнутые Носы оставались среди Лакотов до самой весны 1878 года, когда до них дошли слухи, что их племя начало возвращаться на родные земли. Но слух оказался ложным, в чём быстро убедились те, кто поторопился вернуться на родину. Небольшие группы организовывались время от времени и отъезжали в Айдахо. В отряде Жёлтого Волка насчитывалось тринадцать мужчин, девять женщин и несколько детей. Все ехали на лошадях, почти у половины мужчин имелись ружья. Они прекрасно понимали, что их могли ожидать трудности, избежать которых будет не легко. Отсутствие продовольственных запасов, скорее всего, заставит их воровать скот. Но это они воспринимали совершенно нормально. Дважды индейцы разных резерваций пытались взять их в плен. Однажды они добрались до стада какого-то скотовода и поживились, затем решили найти хозяина и как-нибудь уладить неприятную ситуацию. Их встретили три белых человека с ружьями наперевес, крича: «Убирайтесь отсюда!» Жёлтый Волк выстрелил и убил одного из них. В другой раз Жёлтый Волк совершил ещё один жестокий поступок, ища пропитание и дружбу. Беспомощность в английском языке сделала их общение с белыми людьми просто невозможным. Был случай, когда один из белых людей приветственно закричал: «Идите сюда, друзья! Слезайте с коней! Мы дадим вам муки!» Но индейцы не поняли этого. На Скалистом Ручье в Монтане Проткнутые Носы повстречали старателей. Взаимные подозрение и недоверие закончились смертью Джона Хэйса, Амоса Эллиота и Билли Джори. Некто по имени Джонс готовил еду для незваных гостей, когда услышал стрельбу. Он бросил всё и пустился наутёк. Индейцам не удалось поймать его. На пути к Тропе Лоло Жёлтый Волк зарубил ещё одного поселенца и разоружит трех других, потому что посчитал, что жесты их рук, поднявших оружие, означали: «Ну-ка, потягайтесь с нами силой!» Сообщения о подобных нападениях быстро достигли официальных властей в форте Миссула, откуда вскоре выступил отряд в тринадцать человек под командованием лейтенанта Томаса Вэлласа и пустился по следу Проткнутых Носов по Тропе Лоло. Солдаты настигли дикарей 25 июля и вступили в перестрелку. Жёлтый Волк сказал: «У нас была маленькая война». Командование форта Лапуай тоже получило информацию о столкновениях с индейцами и выслало делегацию, состоявшую из солдат и представителей агентства, навстречу Проткнутым Носам, когда те добрались до Чистой Воды. Индейцы более старшего возраста сдались немедленно, но Жёлтый Волк заявил: «Что касается меня, то я лучше останусь в прерии и сделаюсь похожим на койота. У меня нет дома!» Ещё несколько воинов попытались избежать капитуляции, но условия вынудили их сдаться. Они поняли, что за ним охотились бы до последнего и убили бы их. Жёлтый Волк рассказывал о своих злоключениях: «Меня отправили на Индейскую Территорию с девятью другими воинами из группы Жозефа. Там мы воссоединились с нашими родными и друзьями, то есть с теми, кто остался в живых… С нами не плохо обращались, пока мы были пленными. Нам предоставили даже свободу передвижения, разве что не разрешали ехать в направлении Айдахо и Уаллоуа. У нас были даже школы. Но климат убивал нас. Все новорождённые умирали. Многие из стариков тоже… Ночью и днем мы страдали от той погоды. В первый год немало людей заболело лихорадкой. Нам всегда не хватало нашей родной земли. Не было гор, не было ручьев, не было прозрачных рек. Я беспрестанно думал о Уаллоуа, где я вырос, о людях, о наших типи на изгибе реки. Я вспоминал голубое озеро, зелёные луга с пасущимися лошадьми и коровами. Мне казалось, что ко мне взывал голос из лесистых гор. Мне чудилось, что я спал. Я не ощущал себя живым». Жозеф с самого начала выступал охранителем своего народа, пытаясь решать все спорные вопросы путём переговоров. Когда же все средства оказались исчерпаны, он вступил в войну, чтобы отстоять права Проткнутых Носов и их землю. Боевые действия он прекратил, только когда смог договориться о приемлемых для племени условиях капитуляции. Обнаружив, что обещания были нарушены властями, он мобилизовал всю свою волю, дабы помочь соплеменникам выжить. Вполне понятно, что его не могли удовлетворить условия существования в резервации Куапау в Канзасе. Его жалобы сумели заставить комиссионеров Хайта и Кингсли начать расследование. Вскоре комиссионеры пришли к твёрдому убеждению, что совершили ошибку, посчитав, что горные индейцы легко свыкнутся с климатом Канзаса. К такому же выводу пришёл сенатор Томас Мак-Крири, являвшийся и членом комитета по расследованию, посетившим Проткнутых Носов в октябре 1878 года. Инспектор генерал Мак-Нейл пришёл к заключению, что необходимо было провести встречу с президентом, и с этой целью организовал поездку Жёлтого Быка и Жозефа в Вашингтон в марте 1879 года. Однако переговоры с президентом лично, а также с секретарём внутренних дел и другими чиновниками не принесли ожидаемых результатов. Отчаявшись, Жозеф дал интервью газете «North American Review»: «Я слышал только разговоры, но ничего не делалось. Хорошие слова не живут долго, если они не перерастают в конкретные дела. Слова не могут заплатить за смерть моих людей. Ими нельзя расплатиться за мою землю, которую теперь топчут Бледнолицые. Словами не сохранить могил наших отцов. Хорошие слова не вернут моих детей. Хорошие слова не сделают реальностью обещания, данные мне военным вождем Майлсом. Хорошие слова не подарят моим людям здоровья и не остановят смерть. Хорошие слова не обеспечат моих людей домом, где можно жить спокойно. Я устал от разговоров и не могу понять, почему такое множество разных белых вождей может говорить такие разные вещи и обещать так много различного». Газетчики спешили к вождю, чтобы услышать новые его выступления. Жозеф дал очередное интервью той же газете «North American Review»: «Все люди созданы одним и тем же Богом. Все они являются братьями. Земля всем нам доводится матерью, поэтому у всех людей должны быть равные права. Скорее реки должны побежать вспять, прежде чем один человек получит право запрещать другому жить, где ему пожелается. Если вы привяжете лошадь к столбу, разве она сможет нагулять себе достаточно жира? Если вы поместите индейца на крохотном клочке земли, он не будет довольным, не сможет расти и процветать. Я спрашивал белых вождей, откуда они взяли право принуждать индейцев жить на одном конкретном месте, в то время как белым позволяется быть где угодно. Никто не ответил мне. Я лишь прошу правительство обращаться со мной подобающим образом. Если мне нельзя вернуться на родину, то пусть хотя бы разрешать жить там, где моё племя не будет умирать… Мы должны быть все равными — братьями одного отца и одной матери. Над нами общее небо, вокруг нас общая страна, нами управляет общее правительство. Когда всё это будет соблюдаться, великий Вождь Духов, правящий миром, улыбнётся, глядя на эту землю, и ниспошлёт нам дожди, которые смоют все следы крови, пролитой братьями. О таких вот временах мечтают индейцы, об этом наши молитвы». К 1880 году подавляюще большинство индейских племён Запада были покорены и рассеяны или же согнаны на строго ограниченные территории, известные под названием резерваций. Упорство и военные навыки офицеров и рядовых солдат, прошедших сквозь мясорубку Гражданской войны, сломили сопротивление последних боевых отрядов дикарей. Началось массовое переселение белых людей через континент. К этому времени у многих американцев стал возникать вопрос о справедливости политики правительства по отношению к покорённым народам. Трагедия Проткнутых Носов получила широкую огласку в прессе, взывания вождя Жозефа к справедливости были услышаны. Официальным лицам в агентствах пришлось согласиться с мыслью, что выживание племени прямым образом зависело от их возвращения в родные горы. Девятнадцатого января 1881 года генерал Майлс сделал заявление, обратившись к президенту Хэйсу, настаивая на необходимости вернуть племя Проткнутых Носов в Айдахо. Президент переговорил по данному вопросу с министром Шурцом и согласился на репатриацию дикарей. Майлс получил пост командующего в департаменте Колумбия, и Шурц потребовал от Майлса гарантий, что он сумеет обеспечить безопасность индейцев от возможных нападок местного белого населения. Майлс высказался по этому вопросу следующим образом: «Я считаю, что наказывать целую деревню, большинство жителей которой ни в чём не виноваты, просто противозаконно. В этой связи я настаиваю на том, чтобы люди, не обвинённые ни в чём, получили бы разрешение вернуться на родину своих предков». Потеряв свою жену, Жозеф взял двух других, мужья которых погибли во время войны. Когда священник узнал об этом, он потребовал, чтобы Жозеф прогнал одну из новых жён. «Я прошёл сквозь войну, сражаясь за мою землю и за этих женщин. Вы лишили меня родной земли, но не сможете лишить меня моих жён», — ответил он. У него было девять детей, однако умерли все, кроме одной дочери, но и она скончалась в молодости. Двадцать седьмого марта 1901 года профессор Эдмонд Мини взял у вождя интервью, и тот сказал: «Мой дом остался в Уаллове. Я хочу вернуться туда и жить там. Мои отец и мать захоронены там. Я прошу правительство выделить мне лишь крохотный участок земли для моего племени, но пусть это будет в Уаллове. Я не прошу о большем». Поздней зимой 1903 года Жозеф предпринял ещё одну поездку в Вашингтон и встретился с президентом Теодором Рузвельтом. На обратном пути представители Индейской Школы в Карлисле пригласили Жозефа навестить их. Там он увидел генерала Ховарда и обменялся со своим бывшим врагом рукопожатием. В сентябре 1904 года Джеймс Хилл организовал поездку Жозефа в Сиэтл, где была проведена встреча с публикой. Профессор Мини вспомнил историю войны Проткнутых Носов, после чего представил американцам Жозефа и его племянника по имени Красный Гром. Но какие бы надежды ни питал Джеймс Хилл на возвращение Жозефа в родные края, они не состоялись. Вождь умер 21 сентября 1904 года. Доктор Латам, врач агентства, констатировал, что смерть наступила от разрыва сердца, когда Жозеф сидел перед костром в своём типи. Он был похоронен без лишнего шума, без помпы. Но 20 июня 1905 года Историческое Общество штата Вашингтон поставило ему выразительный монумент, и его останки были перезахоронены с необычайной торжественностью. Как белые, так и индейские ораторы воспели в своих речах выдающийся характер вождя и его усилия на благо народа. Мемориал вождя Жозефа был организован в середине тридцатых годов, также была основана Историческая Ассоциация, и мало-помалу история превратилась в легенду, сделав Жозефа величайшим военным вождём и непревзойдённым символом. В 1943 году в восточном Орегоне зародилось движение, требовавшее перезахоронения останков вождя в долину Уаллова. Движение поддержал суперинтендант Лапуаи Арчи Финни. Он заявил: «Этим перезахоронением мы не сможем возместить причинённого индейцам вреда и не будут исправлены исторические ошибки, но этим мы отдадим дань народу». Однако суперинтендант Колвиля Грэйвс охарактеризовал эти выступления общественной глупостью, которую породили граждане Орегона. Двенадцатого июня 1956 года дамба на реке Колумбия чуть ниже Бриджпорта была названа именем вождя Жозефа. На празднике, посвящённом этому событию, выступали представители федеральной власти и племенные вожди. Среди прочих слов, сказанных в адрес вождя Жозефа, были слова Эрскина Вуда: «Он руководил совершенной силой своего характера. Люди были счастливы с таким вождём… В его душе не было места злобе и ненависти, несмотря на все горести, причинённые ему нашей расой… Он был человеком истинного великодушия!» По материалам книги Меррила Биила «Я больше не буду воевать» Героика Дикого Запада Большинство людей имеют устоявшиеся взгляды на то, как должен выглядеть типичный краснокожий воин, и обычно при слове индеец представляется всадник в пышном головном уборе из орлиных перьев, с томагавком, луком, копьём или «винчестером» в руке, и всадник этот обязательно нападает на переселенцев, сидящих в крытом фургоне. Но этот живописный образ, хоть и существовал в действительности, соответствует лишь равнинным индейцам второй половины девятнадцатого века. Немалую роль в создании этого облика сыграл знаменитый Вильям Коди по кличке Буйвол Билл, привлёкший индейцев к участию в живописном представлении под названием «Wild West Show». Он всегда выпускал индейцев на арену в самых пышных нарядах, работая на потребу публики. Именно под впечатлением этого шоу Карл Май, создавший незабываемого Винниту, начал писать свои книги о Диком Западе, не зная о нём ничего, кроме того, что увидел на арене цирка Буйвола Билла во время его турне по Европе. Карл Май обладал уникальным воображением и талантом рассказчика, гений его бесспорен. Однако его сочинения не имели никакого отношения к действительности. Работая над образом Винниту — вождя Апачей, — Карл Май даже не представлял, как выглядели Апачи. Но сила его воображения была столь сильна, что в реальность его персонажей поверили многие и с замиранием сердца следили за их похождениями от книги к книге. Образы Винниту и Верной Руки прошли через весь двадцатый век, несмотря на всю их очевидную и даже вопиющую неправдоподобность. Единственно, что было правдиво в романах Мая, — наличие индейцев и враждебное отношение к ним большинства белокожих американцев, то есть мутный исторический фон. Карл Май и ему подобные сочинители соткали своими произведениями уникальный облик краснокожих воинов, живших в прериях, — яркий, благородный, почти рыцарский. Фенимору Куперу было далеко до Карла Мая, хотя именно он является основоположником романов о благородных дикарях. Карл Май и Майн Рид нарисовали в своих книгах индейцев «классических», вернее сказать — эти образы сделались классическими с течением времени и стали воплощать собой истинную культуру степных жителей Северной Америки. Но то, что сегодня принято называть культурой степных племён, формировалось очень долго, прошло через путь многих трансформаций. Наиболее важное влияние на культуру всех без исключения племён оказало появление лошади. Как только пешие охотники получили лошадь, их привычный уклад коренным образом изменился. Надо отметить, что испанские колонизаторы установили строгий запрет на продажу лошадей индейцам, осознавая, что дикари были отменными вояками и лошадь стала бы в их руках величайшим помощником. Множество лошадей попало к индейцам после военных действий группы племён Пуэбло против испанцев в 1680–1892 гг. Кроме того, временами животные сбегали из табунов и дичали. Таких испанцы стали называть местеньо, что означает дикие и что трансформировалось со временем в знакомое всем слово мустанг. Как только пешие охотники получили лошадь, их привычный уклад коренным образом изменился. Со всех концов континента племена стали перебираться на Великие Равнины, где бродили несметные стада бизонов, которые служили нескончаемым источником пищи. Великие Равнины превратились в место, где сошлись более тридцати разных народов, принадлежавших по крайней мере к пяти различным языковым группам. Но все они единодушно пришли к заключению, что лошадь была незаменимым помощником в охоте на бизонов. В самых радужных мечтах дикари не могли представить себе, что когда-нибудь у них будет столько мяса и шкур, сколько они стали добывать с появлением лошади. Лошадь пришла в прерии из мира белых людей, следовательно, и сами белые люди не могли обойти стороной равнины, где и разыгрался спектакль, вошедший в историю под названием Дикий Запад. Война белых против индейцев превратилась в американский эпос. Но в действительности никакого особенного героизма не было на Диком Западе. Не так уж много было и военных действий. Люди с обеих сторон чаще погибали от дизентерии, алкоголизма, голода, чем от стрел и пуль. А эпидемии оспы и холеры унесли до восьмидесяти процентов краснокожего населения. Так что война в прерии вовсе не была столь героической и яркой, как её обычно представляют в книгах и на киноэкранах. Хотя несомненным остаётся факт, что схватки европейцев с американскими туземцами всегда были окрашены с самые мрачные тона и отличались жесточайшими поступками. У читателей книги «Хребет Мира» могло сложиться впечатление, что автор чрезмерно выпятил сексуальные устремления всех действующих лиц. Но мир дикой природы ни при каких обстоятельствах не может сторониться половых отношений. А мир Дикого Запада был необычайно дик. Люди — белокожие и краснокожие — вели себя так, как положено настоящим хищникам. Борьба самцов за женщину не прекращалась никогда. Сексуальные отношения диких народов всегда занимали важное, если не главнейшее, место в их повседневной жизни. В семейном кругу, когда собирались вместе сёстры и братья, постоянно звучали в адрес друг друга весьма «сальные» шутки. Близкие родственники приучались видеть друг в друге потенциальных половых партнёров: гибель мужа на войне или на охоте заставляла овдовевшую женщину идти в семью своей сестры и стать второй женой её мужа. Число жён не ограничивалось никакими правилами. Единственным ограничением была способность мужчины обеспечить свой гарем провизией. В своей книге «Старая северная тропа» Маклинток сетовал на то, что не мог изложить легенды Черноногих в том виде, как их рассказывали сами индейцы, так как истории звучали слишком нецензурно (согласно взглядам «цивилизованного» человека). Замечу, что речь шла не о бытовых историях, а о легендах про Великого Старика, которого считали одним из основателей рода Черноногих, то есть о человеке, который пользовался огромным уважением. Тем не менее Маклинток счёл истории непристойными, хотя сам признавал, что в «прилизанном» виде легенды утеряли одно из своих важнейших качеств — естественность и потеряли главное, что важно для этнографического материала — подлинность. То же самое можно сказать обо всех племенах без исключения.