Два тяжелых шорка сопроводили один не менее тяжелый вздох. – Теперь стучим, – подсказала я. – В следующей комнате никого нет! – Это не повод врываться. Одну из Рессо ты уже напугал, двух других не стоит. С рыком он постучал. Я испросила разрешения войти. И где-то в глубине дома звонкий детский голос радостно заверил: – Мама, не пугася, это вольк… и тетя. – Неужели видящая? – голос Асда сел до шепота. – С проблемной речью, – кивнула я. – Ну что, идем? – Мне нельзя входить. Если она меня увидит… Я поняла его без слов. Как все здравомыслящие взрослые, он хотел сохранить свои тайны в секрете. Сила у маленьких видящих нестабильна, увидев чужую суть, могут выгореть или лишиться рассудка. То ли дело маленькие ведающие, им с рождения подвластно и прошлое, и будущее любого встречного, но раскрывают они лишь истории, что связаны с детьми, животными, сладостями, шалостями, сказками и чудесами нашего мира. Но не успел Асд уйти, вдруг вспыхнул свет, ослепляя и освещая маленькую и уютную прихожую, ладную деревянную мебель, добротный коврик в пятнах от растаявшего снега и малышку с огромными прозрачно-голубыми глазами. Еще одна темноволосая любимица богов в коротеньких пижамных штанишках и рубашечке внимательно посмотрела на меня, на перстень, затем перевела взгляд на оборотня. Но вместо того, чтобы испугаться его волка, она улыбнулась, шагнула ближе и требовательно подергала Асда за штанину. – Будись моим папой? – Немая сцена. Второй раз за день альфу стаи ставят перед неожиданным вопросом. И пока он пытался совладать с собой и не рыкнуть на ребенка, что видит суть, кроха охотно сообщила: – Маленький Шусь сяслив, его пес сяслив, сясливой буду я. – Шус Дори и его наполовину лурский волк? – Мы переглянулись. Неужели… – Ведающая, – хрипло уронил двуликий, поднял девочку на руки и рассмеялся. – Хотя чему я удивляюсь, одна магичит, вторая видит прошлое и будущее. А что умеет ваша мама? – Умилать, – серьезно ответила кроха. – И сяс пытаеся. Надо Ияс позвать. Пока она говорила, я провела рукой над девочкой, удостоверилась, что яда и прочих магических плетений на ней нет. Сбросила свою накидку и вручила ее Асду. – Ребенка в карету, старшую сюда. – На его попытку напомнить о непрестанном сопровождении, которое требовал Инваго, я подняла руку и оттопырила пальчик с реликвией рода. – Злат со мной. Только дошла до комнаты, где лежала мама девочек, как вдруг лязгнула калитка, стукнула дверь, и в дом вихрем ворвалась испуганная Иянс. Она пролетела мимо меня со словами: «Не входите, я справлюсь сама!» – схватила с полки небольшую шкатулку и исчезла в комнате, до которой мне остался шаг. Следом вошел довольный собой Асд. – Видела, а она сапоги не вытирала, – укорил он меня. – Ее можно понять, а ты… – Я смолкла, задавшись смутившим меня вопросом. – Ты как так быстро? Или Иянс сама пришла? – Нет, из кареты она не высунулась. Я привез. Сказал, что ее доставит верный пес Шуса, за которого нужно крепко держаться и молчать. – Но твои размеры… – У страха глаза велики, – отмахнулся оборотень. – Ты нашла причину болезни? – Нет. Из-за твоей спешки я ничего осмотреть не успела и ничего не нашла. Так что держись рядом, смотри в оба. Мы обошли весь домик, начиная с той самой прихожей и заканчивая последней спальней. Заглянули во все шкафы и щели, но источника заразы не нашли. Из-за моего приближения и прикосновения ничто не оплавилось, не потрескалось, не вспыхнуло, не разбилось, не осыпалось пеплом, не заискрилось, не зашипело, не скукожилось до размеров горошины. Предположить бы, что во всем виноваты проклятья и плетения, однако ни зверь из реликвии, ни оборотень их не почувствовали. Когда Иянс позвала меня, я надеялась, что хоть в спальне хозяйки отравленный или заразный предмет даст знать о себе. Проявится, испортившись, но тщетно. В маленькой комнатке, резко пахнущей травами и настойками, при моем появлении все осталось неизменным. Уютный диванчик с пледом на спинке, деревянная кровать, на зависть снежно-белая постель, пол с полосатым домотканым ковром, магический светильник на прикроватной тумбе, заставленный баночками комод, тяжелый стул, подушка, вышитая розами, и зеленоглазка, вцепившаяся в эту подушку. Лицом Иянс сливалась с выбеленной стеной и казалась более болезной, чем ее умирающая родительница, мирно посапывающая в данный момент. – Не помогает, – прошептала девушка, – я отдала последние деньги за настойку, а она не-не помогает. Озноб прошел. А пя-пятна… На ее коже остались пятна. Не сошли. Из белых стали же-желтыми. Я присмотрелась к Лиллиане Рессо. Изможденная, бледная и немного пятнистая, но при этом стойкая, цепко держащаяся за жизнь тонкими, отдающими в синеву пальчиками, что лежали поверх одеяла. Ощутив мой взгляд, она разлепила явно тяжелые веки, посмотрела на меня нездорово блестящими глазами, беззвучно произнесла: «Здравствуйте…» и почему-то «Извините». Приветственно ей улыбнулась, коснулась чуть влажной руки. Женщину съедала не серая плесень, уже хорошо. Девочек вместе с мамой можно забрать в поместье. Не считая нужным затягивать, я бросила Асду покрывало и отдала, пожалуй, самый верный в этой ситуации приказ: – Отнеси мадам Рессо в карету. Пусть Эванжелина снимет с нее все до последнего клочка одежды, в том числе заколки из волос, броши и прочее. Все. И с ребенка тоже. У Инни будет моя накидка. Матери дашь свою куртку… – А Иянс? – спросил двуликий с самым серьезным лицом. И, не дав мне предложить раздеть кучера, Асд усмехнулся: – Обожаю женщин в рубашках! Он бережно завернул Лиллиан в покрывало и вынес из дома. Пока оборотень отсутствовал, я успела дотошно обследовать комнату и узнать, что с появления болезни их маленькая чисто женская семья переезжала пять раз. При этом они не брали с собой ничего из прошлого дома, как и я, предположив, что зараза может таиться в предметах, одежде и ценных сердцу мелочах. Последних было мало, как качественно, так и количественно, особой жалости они не вызывали и сжигались. С каждым переездом семья меняла круг общения, еду, воду и даже привычки, однако болезнь все равно прогрессировала. И теперь достигла пика. Последние слова зеленоглазки закончились всхлипами. – Не плачь. Мы найдем источник, а там уже и лечение. Я в очередной раз бросила завистливый взгляд на хозяйскую кровать. У меня такое белоснежное белье никогда не получалось. Конечно, благодаря бытовой хитрости Торопа, а также стиральням и гладильням на дальней заставе я добилась постоянной белизны своих наволочек, простыней и пододеяльников, но почти сияния, в коем вот-вот послышится хруст снежного наста, – никогда. Это должно было быть дорогое средство для ткани. Очень дорогое средство, которое не всем по карману, тем более маленькой семье, где болеет мама. Сдавать на обработку дорого, значит, отбеливали сами. Интересно, чем? – Иянс, а как вы… Мой вопрос оборвал стремительно вернувшийся Асд. Он накинул на девушку покрывало, скрутил ее и вынес. Что ж, узнаю все сама. Я вернулась в ванную, где стояла лохань, пара жестяных ведер и печурка, которую хозяева растапливали, чтобы нагреть воды. Причем воду предварительно нужно было наносить из кухни. Словом, обустроено все было самым простецким образом. Мыльные средства и пасты, стоящие на полочке, относились к разряду «проще не бывает», однако отбеливателя среди них я не нашла. Заглянула с повторной ревизией в шкаф, где лежали полотенца, мочалки, корзина с грязным бельем и три небольшие банки из прозрачного зеленого стекла. Две с сухим мылом, израсходованным наполовину каждая, третья доверху наполненная мелом. Я не постеснялась, перетормошила полотенца, открыла все банки, выудила корзину, пересмотрела вещи и, добравшись до дна, чуть не взвыла. Разгадка, казавшаяся близкой, вновь стала далека. В раздражении запихнула грязное белье обратно в корзину, сложила полотенца, вернула на место банки и обмерла, заметив, что мела стало меньше. – Что за… – Я приблизила банку к свету, встряхнула ее и открыла. Порошковая масса не плавилась, не меняла цвета, не искрилась и не взрывалась. Она просто исчезала, не оставляя следа. Медленно, но верно. Лучшая из возможных отрав. – Тора?! Я нашел изменения… – Голос Асда прогремел на весь дом. Раздались шаги, и передо мной на пол упали серые тряпки, в коих с трудом угадывалась детская пижамка Инни. Следом опустились носки и женская сорочка с едва уловимым снежным оттенком, а затем девичье исподнее с внушительным разрывом на боку. – В спешке налетел на забор и порвал? – полюбопытствовала я, следя за тем, как белье Иянс медленно теряет свою белизну, а мел исчезает из банки. Все верно, мы нашли причину. – Нет. Она не хотела их снимать, я помог ради ее же блага. И не осуждай. Вместо отравленных вещей я предоставил ей рубашку и жилетку. – Благодетель, – хмыкнула я и только сейчас обратила внимание на то, что Асд до пояса раздет и разукрашен – длинными росчерками царапин на груди и наливающимся синяком под глазом. Сглотнула и исправила свое мнение: – Бестолочь. Ты что, снова ее напугал?! – Это, конечно, минус, – не стал отнекиваться он и поскреб плечо. – Однако я теперь знаю, что у Иянс пятна тоже есть. А она только о сестре и матери печется. – Она их не видела? – Конечно, не видела… на заднице три штуки, четвертое под лопаткой… правой. – Двуликий нахмурился, потер царапины на ключице и совсем помрачнел. – Знаешь, что могло вызывать заразу? – По всей видимости, это. – Я вручила оборотню на треть опустевшую тару и пояснила на его недоуменное: «Простой мел?»: – Непростой состав для отбеливания. Асд сжал банку до хруста. – Выходит, они сами себя травили?! Я кивнула и горько усмехнулась: – Удобно, не правда ли? Сами покупали, сами в воду добавляли, сами себя ядовитым бельем окружали… Но Иянс сказала, что с переездом на новое место они меняли все. И привычки тоже. Нужно узнать, кто им продавал состав, может, выйдем на заказчика. – Да уж скорее на его труп! На куски порву, тварь. И он бы порвал. Только зеленоглазка не солгала, с переездом они действительно все меняли: и товары, и продавцов, и даже рынки. Асд зря потратил четыре часа на поиски последней торговки мелом – седоволосой старушки в серой шляпке, чья вуаль изящно прикрывала шрам, наискось перекроивший высокий лоб. Никто из старожил рыночных площадей таковой не знал, в глаза не видел, но обещал оповестить, если торговка объявится вновь. Глава 12 В эту ночь все обитатели поместья долго не могли уснуть. Свекровушка, растревоженная отъездом дочерей и чувством вины перед семейством Рессо, не отходила от них ни на шаг, даже когда пришли врач и сиделка для заботы о больной. Асд отправился посмотреть, как колонна карет с детьми рода Дори добралась до первой стоянки. Он запоздало вспомнил, что не накормил лошадей яблочками для укрощения норова. А слуги в большинстве своем все еще не могли отойти от стычки между Райсой Дважды Дори и Эонкой Линг Дори. Со слов дворецкого, ханжа и скандалистка при первой встрече обменялись проклятьями, а при второй чуть не сошлись в кулачной драке, хотя правильнее сказать, в драке вееров. К слову, после ужина из сервиза пропали два ножа для фруктов, две вилки, одна солонка, а все имевшиеся перечницы неожиданно опустели. Выслушав доклад, я предложила впредь обеспечивать скандалисток только ложками и заранее предупредить, что порча имущества будет взиматься в десятикратном размере через трудовую повинность. Сама я долго сидела над книгой рода, подсчитывала количество светлых ответвлений от древа Дори, а именно внебрачных детей неудержимых в штанах воителей. Как ни странно, их оказалось мало. Всего пятнадцать малышей, появившихся исключительно во время войны с моей родной Вдовией. Что поразительно! Тария и до этого воевала с Дагассой, с Ратией, затем участвовала в конфликте с племенами Оффс и в боях за пролив Безликих дев тоже кулаками махала. Так почему послабление в мужских умах произошло лишь недавно? Что изменилось за эти пять лет? Демон Горный что-то сделал, как-то повлиял или нет? Я нахмурилась, перебирая варианты возможного прошлого, и вдруг осознала. Вивьен! Это Вивьен удерживала воинов от безучетного размножения, а Хран, наоборот, перестал. И вот итог, пятнадцать детишек младше пяти лет, и, судя по всему, дальше будет больше. Нет духа ведьмы – нет удерживающего от измен фактора. Или фактора предохранения от беременностей? У кого бы узнать? Я пролистала всю книгу рода, а также два тома о хранителях. И чем дальше искала, тем больше понимала, что род Дори не сохранил сведений о слабеньком духе ведьмы Вивьен, который вовсе не так уж слаб. Обдумав все, я выписала имена внебрачных детей, вычеркнула из них Инни Рессо и новорожденную дочь Аргаша Дори, чьей крестной я обещала стать. С ними все будет в порядке, остальных нужно проверить. Далее составила перечень вопросов касательно Вивьен и задумалась, кого этими вопросами потревожить. Эванжелину? Свекрессу, от имени которой меня уже начинает трясти? Храна, когда появится? Или Инваго, которого я против воли жду? И чем ближе рассвет, тем чаще мне вспоминаются горячие сжимающие руки, слышится тихое: «Не спишь?» Вопреки ожиданиям, он явился спустя долгих три часа и разбудил меня отнюдь не нежным шепотом. Вначале раздался тихий рык, затем грохот от распахнувшейся двери, а уже после решительные шаги и набирающее силу ворчание: – Вот ты где?! Я ее ищу-ищу, все спальни оббегал, в «Логово» заглянул. А она здесь отсыпается… Тора, дорогая, кто в здравом уме использует книгу рода вместо подушки и стол вместо ложа? Две ледяные руки вцепились в мои плечи, холодные губы коснулись шеи. – Твоя жена, – прохрипела я, вяло передернув плечами. – И что ты бурчишь? Должен бы радоваться, что вся кровать в твоем распоряжении… или дело не в этом? – Не в этом. – Уступить тебе половину «подушки»? – усмехнулась, придвинув в его сторону книгу рода. – Что? – И этот муж-ж, только что нежно дувший в мое ушко, неожиданно его прикусил. Хмыкнул, услышав мой ойк, и до обидного быстро уклонился от оплеухи. – Половины мне не хватит. Ну-ка, иди сюда и идем отсюда! – В «Логово»? – Нет, – ответил супруг, поднимая меня на руки, – до него я тебя не донесу. И отнюдь не легко и уверенно направился к двери. Лестницу мы преодолевали особенно долго, так что я уснула до того, как мы достигли кровати. А проснулась незадолго до обеда от ощущения пристального взгляда, сосредоточенного на мне. Со сна из всех возможных наблюдателей вспомнился только урод Урос. Рука в поисках кинжала сама собой скользнула под подушку и, не найдя ничего, сжалась в кулак.