— Скажи, зайду. Вечером. Ему нужно было решать вопросы, вопросы эти были сплошь денежные, и их было много. А для этого он должен был точно знать, что будет дальше. — Вечером, — повторил он, встал и пошёл в церковь поговорить со святыми отцами. Отец Иоганн заметил его, оторвался от чтения и подошёл к нему: — Пришли отдать дань? — Да, и спросить. Нужно ли будет готовить поминальный обед? Или еще какие-то ритуалы. — Наш орден, наследник рыцарского орден, и брата павшего мы провожаем пиром, даже во время поста. Но мы в курсе ваших затруднений, мы устроим пир у себя в монастыре, по приезду. Кавалер кивнул и спросил: — Нужно ли нам будет соблюсти дни поминовения, три или девять, прежде, чем мы двинемся дальше? — Двинемся дальше? — удивился отец Иоганн. — Так как же мы двинемся дальше, если в комиссии нет прелат-комиссара? Нет, друг мой, мы возвращаемся. Дело закончено. — Неужто вы не сможете заменить отца Иону? — Да кто посмеет без благословения иерархов взять на себя крест сей? — отец Иоганн даже улыбнулся не к месту. — Нет таких храбрецов, что бы без благословения, самопричинно, отважились Трибунал возглавить. Вообще-то Волков одного такого знал, может быть, из-за такого он сейчас находился не в славном городе Ланне, а в этой дыре под названием Альк. — Так что ж, мне распускать людей? — спросил он. — Конечно, иначе они вас разорят. Пусть добрые люди ступают домой. В Ланн, — говорил монах. — А мы после похорон, так тоже домой поедем. «Вы все домой, в Ланн, а мне куда?» — думал кавалер, которому в Ланн нельзя было. Впрочем, теперь он должен был отпустить солдат, иначе ему ещё и за следующий день пришлось бы им платить. И он, поклонившись праху отца Ионы, быстро прочёл молитву и поспешил обратно в трактир. Там он нашёл сержанта и сказал ему: — Дел больше нет, сегодня последний день, что я вам плачу. Завтра идите домой. — А когда будет расчёт? — спросил один из солдат, что услышал их разговор. У Волкова даже пятидесяти монет не было, он, конечно, мог заплатить им из своего золота, золотишко у него было в сундуке, но его он трогать не хотел, берёг на чёрный день. Были у него ещё кони и пара крепких телег, купленные в Ланне для похода за ведьмами, можно было расплатится с солдатами после того, как продать всё это. Но Волков тогда потерял бы на этом походе больше сорока монет. Сорок монет. Это его жалование за почти полгода в гвардии. Он вздохнул и сказал: — Может, сегодня, — и пошёл в трактир поговорить с бароном и узнать, что там у него за дело. Барон словно ждал его, у него всё было готово. Как только Волков пришёл, тот отдал распоряжение подавать обед. Кавалеру тут же поставили кресло, налили вина. На стол положили скатерть. Барон ещё был слаб, но он цвёл и улыбался: — Я молил Провидение, чтобы вы передумали. — Провидение было жестоко, — отвечал кавалер, вертя в руках красивый стакана с вином. — Насмешка его зла. — Да, да, да, уж никак я не мог предположить, что смерть почтенного монаха, станет предлогом нашей встречи. Но так уж было угодно небу. — Видимо, — нехотя соглашался Волков. — И так, могу я надеяться, что секрет мой вы сохраните? Кавалеру не очень-то хотелось знать секреты высокопоставленного вельможи, но он пришёл именно для этого: — Я сохраню вашу тайну. — Прекрасно, потому что тайна не совсем моя, — барон улыбался, словно извиняясь. «Я так и знал, тут замешан не только барон, а, может, и сам курфюрст Карл, — подумал Волков. — Зря я, наверное, лезу в это дело, обошёлся бы как-нибудь и без этих денег». Да поздно уже было отказываться, фон Виттернауф продолжал: — Наш человек, — он сказал «наш», и теперь кавалер не сомневался, что речь идёт о государственном деле, — должен был приехать сюда, в Альк, ещё месяц назад. Последнее письмо он написал мне из города Хоккенхайма, знаете, где это? — Знаю, — Волков был в Хоккенхайме, стоял два дня, когда его герцог, старший дэ Приньи, у которого он служил в гвардии, остановился там после тяжёлого поражения, что нанесли ему и другим герцогам еретики при Мюлле. — Странный город, стен нет, сам длинный. Тем не менее, зовётся городом. — Верно-верно, — соглашался барон. — Зовётся городом, хотя раньше это были деревни, пять больших деревень, что тянулись между большой рекой и большой дорогой. Потом они разрослись, и сейчас это богатый город, хотя и не имеющий стен. Он помолчал, наблюдая за кавалером, но тот ничего не спрашивал, фон Виттернауф продолжил: — Место это пренеприятнейшее, бургомистр умнейший и честный человек не покладая рук его вычищает, воров там казнят каждую неделю, но они всё равно стекаются туда отовсюду. — Там ведь река Марта, — вспоминал кавалер. — Да, большая река, большие баржи, а севернее в неё впадает река Эрзе, а вдоль Марты идёт большая дорога, да ещё одна дорога идёт с юго-востока, от Вильбурга, и эта дорога идёт прямо в Хоккенхайм. — Много купцов? — догадался кавалер. — Десятки, бургомистр говорил мне, что только барж у пристаней в день останавливается около десяти. А сколько мелких купчишек едет через город на север и на юг, одному Богу известно. — Значит, и воров там хватает. — Бургомистр говорил, что виселицы там не простаивают, а плачи зарабатывают больше кузнецов. И это ещё не всё, — барон остановился, чтобы отпить вина, — ещё там кучи паломников, все приезжают посмотреть на святую. — На мощи? — Да нет, не на мощи, — барон поморщился, — есть там какая-то старуха немая, чернь считает её святой, хотя никто её, конечно, не канонизировал, бургомистр запретил ей принимать этих дураков и гонит их прочь, а они всё равно едут. Хоть у дома её постоять, помолится. — В общем, город многолюден, — резюмировал кавалер. — И я должен буду найти в нём вашего человека? — Нет, думаю, нашего человека вы там не найдёте, — невесело сказал барон. — Там купцы пропадают постоянно, принц Карл велел обер-прокурору и бургомистру устраивать там розыски, и не раз. Последний раз такой розыск был прошлым летом. По просьбе бургомистра был устроен большой розыск в городе, после того, как пропал купец с большой казной. Бургомистр просил роту пехоты у принца, так своей стражи не хватало. Палачи и следователи работали неделю, много воров клеймили и рвали ноздри, двум рубили руки, двух колесовали, и ещё дюжину наверное, повесили, но ни купца, ни казну его не нашли. Купцы там испокон веков пропадают, а если не пропадают, то их там грабят, конечно, если без охраны они. — Ну, раз вашего человека мне искать нет резона, что ж мне там искать? Вот тут и пришло время рассказать о том, что нужно было держать в тайне, это Волков понял по паузе, что сделал барон, и по его долгому и внимательному взгляду, которым он мерил Волкова. И барон опять заговорил: — Якоб Ферье был нашим лучшим другом, что работал на той стороне реки. Волков знал, что на той стороне Марты начиналось герцогство Эргундия, а дальше и вовсе земли подлого короля, с которым императоры вели войну уже двадцать лет, воевали они, правда, только на юге. «Значит, Якоб Ферье был шпионом», — догадался кавалер. — Он переправился через Марту и остановился в трактире «Безногий пёс». Оттуда написал мне письмо, в котором сообщил, что все, что нужно, у него. И как только он отдохнёт, выспится, то поедет в Альк. Он собирался выехать через день. Больше я не получал от него писем. — Нужно отыскать, то, что у него было? Это ценная вещь? — спросил кавалер. — Никому из воров они даром не нужны. — Бумаги? — догадался Волков. — Бумаги, — барон глядел на него многозначительно. — Никто не должен о них узнать? — Никто не должен о них узнать. Иначе дому Ребенрее будет большой урон. «Этот Якоб Ферье таскался где-то в землях подлого короля, и вёз оттуда бумаги, — размышлял кавалер, пока барон глядел на него и молчал. — Бумаги эти могут нанести вред дому Ребенрее, если о них кто-то узнает. И кто же этот „кто-то“? Ответ очевиден. Это император. И что тогда в бумагах? Тоже очевидно. Переписка курфюрста Ребенрее, принца Карла, с королём Оранции. Курфюрст и король вели переписку за спиной императора!» — Кавалер поставил стакан на стол, стал растирать глаза ладонями, словно отгонял сон. — «Господи, за каким дьяволом я сюда пришёл? Нет уж, я не полезу в это дело за какие-то пятьдесят талеров, нужно вежливо сказать этому господину, что я занят и что дело не по мне. И уйти». А барон словно мысли его прочёл, он чуть наклонился над столом, и, постукивая по нему пальцами в дорогих перстнях, заговорил: — Друг мой, не забудьте, вы дали обещание хранить всё в тайне. — Да, но я не давал обещания лезть в это дело. — Но вы, как мне кажется, уже догадались, о чем идёт речь, так что вы уже влезли? — Нет, нет, я ни о чём не догадался, и ещё никуда не влез, — Волков усмехнулся. — Завтра я уеду отсюда и мы никогда с вами не увидимся. А о тайне можете не беспокоится. — Вы мне не поверите, — барон вдруг стал жёсток, — но именно сохранение тайны меня и беспокоит. И вот, что я скажу вам, кавалер, земля Ребнерее, на которой вы сейчас находитесь, может стать для вас не столь гостеприимной. — Что ж, я уеду, раз земля Ребенрее будем ко мне негостеприимна.