Кое-как натянув рубаху на мокрое и вспотевшее тело, Я поспешил в предбанник. На палатьях боком лежал нагой Сет, а седой Муж тянул иглой нить, прижимая пальцами края ранки. Знахарь оторвался, глянул на меня. — Ух ты ж. Редкий гость в наших краях да еще и светится ярко. Хворый только телом, что же, будем радушными хозяинами, как предки завещали. Маланья готовь тесто на семечках. Будем банькой лечить да мертвый хлеб печь. — отдал от приказ второй деве, что стояла с тряпками и бинтами поотдаль. Та передав поклажу Тае, выбежала на снег голыми ногами и помчалась по улице. — Свезло тебе сынок, большую честь оказали, или Мать-Земля награду определила. Такое не часто бывает, будто подвиг свершил али имя защитил. Поведаешь? — Меня вызвали на Суд Богов на Ладье. Последователь Одина Рагнар, Я его приговорил за хульство Отца нашего. — робко ответил ветерану, боясь, что воспримут как самохвальство. — Что? — воскрикнул Брат, зайдясь кашлем. — Ляг смирно, нитки разходятся. — проворчал Знахарь, слегка ударив по голове раненого. — Ну раз Суд Богов определил, нам тогда судачить не о чем. Стяжки ложились легко, а игла порхала в руках мастера. Тем временем появилась Маланья. Раскрасневшая с мороза, с трудом тянула большой тюк с мукой и мешок с различной утварью. — Тая, вяжи деда тряпицами, да не в натяг, а с послаблением. А ты молодой, раздевайся да садись на лопату. — произнес Знахарь, откинул шкворню и разогнал угольки. Кинув добрую жмень можевельника, топнул ногой. Затем закружил рукой выходящий сизый дым. Банька наполнилась приятным запахом, а от дыма защипало глаза. Лекарь начал расскачиваться в такт. — Пойду да нарву травы. Да поутру и с росою. Поклонюсь на четыре стороны. Мать земельца выносилааа. Отец небо напоиллл. Огница сестренка согрела.Ветер брат раздулллл . — растягивая окончания пропел-проговорил Муж. Топнув второй раз босой ногой, хлестанул меня ветками по спине и плечам, царапая их. Помощница тут же растянула узел с опарой. К запаху дыма от хвои, прибавился кисло-сладкий запах сырой сдобы и закваски. — У семи дорог травы собирал, на семи ветрах просушил.Тело бледное страдает, от болячек. Душа хворая бежит из клети. Дело ратное зовет, труд честной застаивает. Дайте травы заговоренные , дайте хлебакошенные силушку. Водица родниковая оживи плоть, Огонь да зажги свет. — голос громкий по началу спустился на шепот, одурманивая разум и выметая мысли прочь из головы. Краем глаза Я заметил, как Девы обнажились и обходили вокруг меня, намазывали мое тело опарой и посыпая зернами и мукой. Все быстрее и быстрее кружились Тая и Маланья, закутывая меня в кокон из теста и лишь голова была открытой. — Хватит. Тяни его в печку. — произнес Знахарь, а сам кинул из мешочка что-то синее. Порошок вспыхнул ярко и от его света Я потерял сознание. Очнулся Я по привычке от голосов. — Смотрите девки, совсем черный хлебушек, но то не зло, что сам причинил, а то зло, что руками разгребал, потому и пачканый злом, как сажей. Не всё бело, что чисто. Как оторвете все от кожи, тащите в помывочную. Смотри, что бы хлебушек скотина или люд не сьел. Горя не оберемся. А с тобой старик пойдем готовиться отужинать, есть о чем побалакать старым людям. Затем пришли чуства. Будто кто-то отрывает от меня кожу и тут же смазывает место холодной мазью, что затупляет боль и дает оздоровление. — Молодой совсем, а Трофим сказал, что он святоч. Как из сказаний... — Та ну, те же богатыри считай, а этот малохольный, да еще и лысый совсем. — Дура ты Тая, видишь ожоги не сошли еще, горел парень и недавно совсем. — Сама ты дура или виды на него имеешь?Собралась просить отца небось? Тебе лучше к ветерану, он в том деле толк знает, быстро тебе тропинку к детям проложит во Славу Рода!. А с молодым заблудитесь по дороге. — У самой то глаза горят. Хочешь новой крови получить, забыла уже про Михаила? А он из-за тебя в дозорные подался. Служит теперь вместе с лучником Еремеем. А тот нелюдимый совсем. — отозвалась Маланья. — Хватит болтать, давай обмоем его, а потом к ужину готовить нужно. Меня перевернули на живот и начали тереть щелоком. Смыв остатки теста со всего тела, мягко просушили полотенцем, аккуратно промакнув обновленную кожицу. — А если отец не принял решение, оставить ли его на ночь? — неожиданно спросила Тая. — К чему тогда рубашку обрядовую принесли? Побуди его, нужно имя выспросить да порадовать с новым рождением. — отозвалась Маланья. — Очнись, добрый молодец. Время праздновать. — похлопывая меня пощекам и плечам, дождалась, когда Я очнусь. Раскрыв глаза, узрел двух обнаженных Дев, что не смущались своей наготой, а больше пытались меня раззадорить. Дар указывал азарт и предвкушение. — Как имя твое зановорожденный? — Я брат Церкви и Храма, Светоч Путеводный, Босик. Расскажите, к чему меня готовят? — То Хранитель общины скажет, а нам не велено. Вещи твои на чистке. Возьми одежду приготовленные да поршни. Ждем тебя в общинном доме. — произнесла Маланья. Девы натянули сарафаны и, весело смеясь, помчались на перегонки по чистому снегу. Я глубоко вздохнул приятный запах трав и хлеба, а затем оделся. Неожиданно для себя решил пройтись босиком по белой скатерти-тропинкe. Потому перекинул обувку через плечо, вышел на улицу. Тело сразу же стало исходиться паром, а лицо приятно защипало от мороза. Забытое чувство, когда ноги ощущают Мать-Землю, все неровности и ямки, но между тем ступается легко и свободно. Скоро преодолев короткую дорогу до светлицы, постоял немного перед крыльцом, ловя одинокие снежинки, затем открыл дверь. В натопленной горнице ноги закололи с мороза, Я тут же надел просторные поршни. За столом сидел весь поселок по своему распорядку, а гости были на краю, ближе к двери. С моим появлением тут же вскочила молодая дева из местных и подошла к лоханке с водой для умывания. Перекинув через локоть полотенце, набрала черпаком водицу и терпеливо ждала меня. Поклонившись Люду, Я подошел к девице, обмыл руки и лицо. Приняв тряпицу, обтерся да вернул обратно. — Что же. Время потчевать гостей да праздновать. Займи свое место, Светоч. Сегодня наш Род видет троих путников пред собой. Каждому досталось от щедрот наших, согласно нашему укладу. Герою Севера Босику и Ветерану Юга Сету мы даровал и избавление от болезней и ран. Сиротке Веронике оберег на долгую жизнь и наше позволение свободного посещения поселения, в надежде, что она найдет свой дом или примет наш. Долгие беседы вести не будем, итак задержались с трапезой. Гуляй поселение, ярко и жарко, как в последний день. Слава Роду! — Слава Роду! — грянуло в ответ. — Тая, Маланья уважьте гостей. — приказал Павел Степанович. Знакомые мне по бане Девы проворно соскочили с лавок да обнесли морсом и едой наши лохани и чаши, лишь Забаве не предложив ничего. Я удивленно раскрыл глаза,но под столом меня ударил ногой Брат Сет. Затем наклонился ко мне и произнес на ухо. — Чтобы Забава смогла остаться в поселении на ночевку и тебе за ворота не выходить, всем обьявили, что она твоя раба по праву закладной. А раз это твоя собственность, то и ухаживать тебе самому за ней нужно. Надкуси хлеб впервую очередь, прояви уважение к дому, во вторую пригуби с чаши напитка родового, можно сказать почти без хмеля молоко на травах и меде, чуть крепче кваса. Кутью ложку прими в третью очередность. Потом можешь со своего стола переложить барыне. Но кушать начать можно после Хозяина. Гляди во все глаза, только Даром не пользуйся, итак светишь на всю горницу, Люд смущаешь. — ветеран отстранился от меня после этих слов и оглядел стол. Напротив сидели девки и вовсю кидали голодные взгляды на нас с Братом и завистливые на прислуживающих нам Дев. Поотдаль, ближе к старосте мужи, раньше восседали седые и с окладистыми бородами, а чем дальше от Главы, тем моложе со смешными чубами на голове. Детей и старух Я не видел совсем, или их нет или в яслях да в дальных домах живут. — Воздадим почести Отцу Роду, что уберег наш Дом от зла и страданий. Слава Роду! — крикнул староста. — Слава Роду !!! — отозвался стол. Павел Степанович поднялся, протянул руку к большому караваю и переломил его надвое по подготовленному заранее срезу. Себе оторвал немного с каждого куска и пустил хлеб по обе стороны. Принявший подношение кланялся, отбирал себе ломоть и передавал дальше. Дошла очередь и до нас. Старик поднялся, принял хлеб на вытянутых руках, поклонился Хлебу, затем столу, опосля Хозяину, оторвал кусок Веронике, положив перед ней, затем себе. После развернулся и знаками показал повторить. Мне ничего не оставалось, как последовать за ветераном. В чужом поселении со своим правилом не ходят. Глядя на наши действия, Люд одобрительно зашептался. Значит высказали уважение. Оставшиеся куски тотчас перехватила молоденкая девчонка и понеслась в сторону ворот, угостить стражников. — Разделю с Вами свой хлеб, свой кров и свои печали, свою радость и ложе. Мы есть дети Рода, непослушные, спесивые и глупые, как и все остальные. Но знайте родичи, знайте гости, что Я есть это поселение, Я есть дом и уголь в камине, Я есть свет в лучине и вода в колодце. Потому нанеся мне или кому из родичей обиду, вы огорчаете всё поселение. А поселение ответит быстро. А ежели с заботой и любовью вы согреете меня, то и каждый дом, каждый муж или дева вернет вам сторицей. А сейчас время отужинать. — долгая проникновенная речь старосты произвела на меня глубокое впечатление. Я глянул Даром на горницу и обомлел. Исключая нас пришлых, весь стол был залит одним цветом, как единое тело. Брат горел азартом, Забава стыдом, а сиротка любопытством. Как Только староста вкусил хлеба и отпил из чаши, все последовали его примеру. Каравай был еще теплым, от того и вкусным. Напиток вмеру терпкий и сладкий, а вот кутья мне пришлась не по вкусу. Пресная и водянистая. Высказал дань традициям, все довольно улыбались в предвкушении ужина. Слово вновь взял Павел Степанович:-Мы разделили хлеб и соль, пора бы и насытиться в этот Святой для нас день. — А какой сегодня день? — спросил Я тихонько ветерана. — Сегодня неделя, последний день седмицы. (Неделя — старое название воскресенья, до крещения. Означает нет дела или не делай). День памяти предков и заветов их. Поминальный день уже у них был, обычно собираются в общинном доме да празднуют жизнь, не забывая при том о смерти. — подсказал мне Храмовник. А тем временем на столе показались угощения, а маленькие розетки с кутьей забрали. В деревянную лохань навалили варенных корней, хороший кусок мяса и тушенных овощей. — Не забивай живот сильно. Сегодня у тебя еще есть важная задача! — заговорщически произнес Сет. — Какая? — изумился Я. — Отплатить добром за излечение, стол и кров. Они не привечают чужих или соседей, так как считают их временными людьми. Для них важен лишь их собственный Род. Поскольку поселок закрыт, то и связь у них лишь внутри поселения, а свежая кровь им ох как нужна. Считай что рыбацкая деревня для них мертва, с поморами они не особо дружат. А следующая деревня или в пятнадцати верстах выше или сама в нужде. Вот и катаются по слабым Родам, меняясь кровью. Полно тебе переживать, ты пышешь здоровьем после баньки. — А где все детишки у них? И стариков не вижу. — Празднуют жизнь только те, кто могут ее дать. Таков закон. Тут за столом только такие, да и мы — гости. Забаве то отсыпь еды, а то измаялась девка, не привычно ей быть бесправной. **** А праздник жизни только разгорался. Подавальщицы несли и несли еду, подливали слабый хмельной напиток, но мне, с непривычки, крепко ударило в голову. Местами Люд смеялся, кто-то вел разговоры, а меня все чаще задевали за плечо, теребили рубашку и прижимались телом. Все вокруг мельтешило, Девы сменялись Мужами, которые задавали различные вопросы и просили рассказать басню или былину. Лишь староста сидел ровно и безучастно, пережевывая хлеб и запивая его простой водой. Голова моя все чаще клонилась к столу, вдруг чьи-то настойчивые руки обняли меня за плечи, затем потянули в глубь общинного дома. В комнате освещенными лампадками и свечами было жарко. В руки тот час подали прохладный и терпкий напиток, от которого мысли выветрились, а сознание улетело. Очнулся Я лишь утром, нагим и в окружении сопящих дев. Двое мне были знакомы, Тая и Маланья. А в третьей с трудом признал Забаву. Стараясь не разбудить, Я выскочил из кровати, оделся и подпоясался, поршни не нашел и на цыпочках вышел прочь. Босым спустился в светлицу, где восседал павел Степанович. — Ты рано встал, северянин. — произнес зычно сидящий за столом староста, при том даже не обернулся. — Я не слышал шаги, просто знаю обо всем, что происходит в поселении Черный Дол. Присядь за стол. Нужно поговорить. Я не стал отказывать от приглашения, лишь сначала подошел к бадье да обмыл руки и лицо. — Трапезничать будем позже, а пока выпей молока и хлеба. — тут же из-за его плеча выплыла Катерина с крынкой и завернутым в тряпицу караваем. Староста улыбнулся. — Род принял твое семя, значит будет жизнь и будет расти наши поселение. У тебя вчера были вопросы, на которые ты получил не совсем полные ответы. Старики у нас доживают свои дни в отведенном доме, возятся с детьми и учат их нашим законам и правилам. Не скромничай, выпей молока. Дети у нас общинные значит до созревания мы все их родители. Когда Я стал старостой, много лет назад, у нас было всего шесть семей и одна повозка с добром. Все что ты мог увидеть здесь, построено и сделано руками родичей. Позже к нам присоединялись семьи, но многие были не готовы делить всё на всех. Верили в своих богов и жили особицей. Искали выгоду, алкали лучшую долю, прятали припасы и не делились кровью, такие уходили навсегда. Их имена преданы забвению, а ступить на землю родоверов они более не могут. Трудно обьяснить чужакам, что главное это РОД, и если всему РОДу хорошо и сытно, то и РОДичу равно также. Вы — северяне, нам близки по духу, просто Ваша Мать-Земля и Отец-Небо есть две чаши одного яйца, что мы зовем Родом. Вы честны и самоотвержены, за малым исключением и уже точно Я не про благородных говорю. А уж про светочей сколько всего прознали, ты такой же как мы, любишь правду и справедливость, веришь в то, что люди Братья, готов отдать последнее ради цели. У нас нет секретов и разлада, нет своего дома или угла, нет своей одежды или обуви. И мы не отдаем детей, даже если родились те болезные или с изьяном. Один бог, одна цель, один Род. Ты ярко светился после бани и это отметили все. — Муж улыбнулся своим мыслям и продолжил. — Но у нас есть и беды. Воинствующие язычники на Юге. Ведьмы и темный Люд на западе. Людоеды и зверолюди на Востоке. Орда и измененные на Севере. За все время, что Я староста, нас неоднократно грабили, убивали и насиловали. Все они поплатились. Поморы и ушкуйники брали на меч село, но мы выходили все, как один.Дважды был мор и неурожай. Все наши правила и запреты родились от этих невзгод. Мы хотим жить и славить Бога своего и более ничего. Так чем же мы провинились перед всем Миром, что нас так невзлюбили? Маровы дети каждую зиму у наших ворот. Ведьмы шлют заклады и больных детей, дабы посеять смерть. Южане требуют дань и шлют мытарей. Лишь Север дарит нам свою кровь или заливает землю нашей. Слава Роду мы живы-здоровы. Надумаешь после службы к нам податься, милости просим хоть одному, хоть с семьей или братьями. Но помни правила трёх. Лишь трое могут быть гостями, остальные или ночуют за забором или для вступления в поселение пришли. Будь здрав, а мне пора готовить вам сани на Север. По счет оплаты не беспокойся, ты закрыл свое бремя этой ночью. ****" Обед был скромным, но сытным. Плотно покушав и купив на дорогу провизию и один самострел, мы попрощались с Чёрным Долом. Провожать нас вышло все селение, лишь староста не покинул общинный дом, а махнул нам из открытой двери. Маланья и Тая довольно улыбались и приветливо стреляли в меня глазами. На Храмовника смотрела другая троица, от чего ветеран приосанился и не сводил с них глаз. Покидали мы сей добрый дом в разных чувствах. Я с грустью, Брат Сет с сожалением, а Забава сгорала от стыда и прятала от меня свой взгляд. Лишь Вероника не прониклась, а торопилась задать следующую сотню вопросов да хвасталась новой куклой-оберегом. Возничий накрыл нас шкурами, вывел сани за ворота, а затем низко поклонился поселку. Прыгнул на ящик да погнал по узкой дороге на Север. Старик подозвал меня рукой. Я тотчас пересел. — Сынок, смотри за лесом. Чую не просто так староста нас раньше времени выпроводил. Значит нашептал ему кто-то, что так нужно. Меч вынь из ножен да положи рядом, а самострел можешь сейчас взвести, только стрелку не заправляй. И чего это закладная твоя такая сегодня? Никак приключилась чего? — брат хитро моргнул мне да заржал в голос. Я смущенный сел обратно, с той ночи запомнились мне лишь стол да пробуждение. А что было между нами, все в тумане. Глава 5. Северный Фронтир Сани шли легко, а за счет широких полозьев почти не просаживались в снег. Гнедой с серыми пятнами криволап или, как их называют на Юге лошадка шел бойко, выкидывая копытами снежные комья. Иногда с разлапистых веток деревьев осыпалась снежная крошка, попадая за шиворот или метилась прямо в лицо. В те моменты Вероника задористо смеялась, а Брат Сет ей вторил. Со стороны казалось, что это старый дед и его внучка едут на торжок за обновками. Возница же ворчал на погоду, но больше прислушивался к нашим разговорам. Как мне сказал по секрету Брат, он глаза и уши поселения, потому мы говорили больше на открытые темы. Забава оттаяла и уже не сторонилась меня, а с каждой верстой была всё ближе, пока под предлогом холода и вовсе не прижалась ко мне. Ветеран на то щурил глаза, а Даром он светился тревогой. Меня смущали такие изменения, но тем не менее Я не отвлекался, а зорко приглядывал за лесом. Время от времени, на пределе моего Таланта проскакивали пятна в лесу, но распознать Я их не мог. Когда мелькнули тени в пятый раз, решил указать на то Брату. — Значит поквитаться решили. Эй возничий, прибавь ходу, засветло нужно в град заехать. Перевертыши идут по запаху твоей лошадки. — прикрикнул Сет. — Хорошо идем, нечего зазря погонять, как не спеши, а днем не получится, рано Ярило нынче садится, если Род будут милостив к вечеру доберемся. — отозвался санник. — Что же, значит придется отбиваться. — радостно произнес ветеран, будто и не помирал вчера. — Сдюжим ли? — усомнился Я. — Деваться не куда, Я вчера за себя бился, а сегодня еще и за сиротку постоять нужно. Ты покамесь время есть, болты заговори. Да и возничий не лыком шит. Верно Я говорю, Остап? — весело спросил храмовник. — А тож, мне для Черного Дола надобно товара привезти, а ежели не доеду, то ущерб принесу. Так что помогу по мере сил. — рассудительно заверил нас родовер, а сам тем временим открыл боковую крышку ящика, да достал самострел и тубу с болтами. — Но ежели будет выбор нам помочь или до городища добраться, что выберешь? — лукаво спросил Брат.