Костик сжал пальцы в кулаки и топнул ногой. — Ну-ка, суй, Наташка, палец в подсолнух! Ты же обещала! Или тебе помочь? — угрожающе произнёс он. — Обойдусь и без твоей помощи, — пропищала она, как комар. — Я передумала соревноваться. Я вижу, что мне это не понравится. И пробовать нечего! Саня выиграла. Хоть и заплакала. Мне стало вдруг всё понятно. — Ты специально это подстроила, Наташка, — сказала я. — Чтобы не вместе, а по очереди! Ты хотела проверить сначала… Проверить, будет ли больно! На мне проверить. Какая же ты, Наташка… какая же ты… Я не выдержала и снова заплакала. От боли, которая не проходила, и от обиды, конечно. Костик тоже чуть не плакал. Он очень хотел облегчить мои страдания и начал дуть на ужаленный палец. Он так старался! Мне даже чуть-чуть стало легче. Покрасневшая до ушей Наташка стояла рядом и рисовала носком сандалии круги по земле. Ей было стыдно, хоть она и не признавалась. Вдруг кто-то громко кашлянул и произнёс: — Вы чего орёте здесь, как ужаленные? Это был дядя Ваня-пчеловод. — А мы и есть ужаленные, — сказал Костик тихо и показал на мой палец. — Как же это тебя угораздило, Саня? — удивился дядя Ваня и почесал бороду. — Я с пчёлами всю жизнь работаю, но они меня ещё ни разу не жалили за семьдесят лет. — А я специально палец подставила, — сказала я. — Было интересно, как они кусаются. Оказалось, хуже не бывает… — Да ты герой! — воскликнул дядя Ваня. — Только пчёлы не кусаются, а жалят. А это всегда больно. И, между прочим, опасно. Дядя Ваня осмотрел мой палец и аккуратно вытащил из него жало. Он это сделал легко и быстро, как фокусник. Было совершенно не больно! — Жало не повреждено, — сказал он, словно доктор. — Значит, яда попало в ранку немного. До свадьбы заживёт. Дядя Ваня улыбнулся, и я тоже улыбнулась. Странно, почему мы прозвали его Кощеем? Он ни капельки не был на него похож. Ни с одной стороны! Он напоминал мне сейчас самого доброго волшебника в мире. — Дядя Ваня, а мёд вкусный? — неожиданно спросила его хитрющая Наташка, которая до этого помалкивала. — Вкусный. Но только детям он редко нравится. Уж очень сладкий. Приторный, — ответил пчеловод. — Нам бы точно понравился, — сказала наглая Наташка. — А он полезный? — Очень! Помогает от ста болезней! А давайте я угощу вас свежим? — предложил дядя Ваня. — Только вчера собрал! Мы пили чай с подсолнечным мёдом на веранде у дяди Вани, и он рассказывал нам о пчёлах. Оказывается, они могут быть весёлыми, а могут грустить и даже болеть. А ещё их легко разозлить — если махать перед ними руками. Вот, например, как это сделала я, когда сунула палец в подсолнух. Эх, как же больно меня ужалила эта пчела! Я всё думаю: может быть, это потому, что она похожа на мою учительницу Людмилу Ивановну? Наука доения коров Была жара. Я ждала Костика и Наташку во дворе, чтобы пойти вместе купаться, а они всё не шли. Я стояла возле будки злого Тарзана и пыталась его приручить. — Тарзан, улыбнись! — просила я собаку. — И я дам тебе кусочек пирожка. Но пёс рычал на меня, как на врага. — Тарзан, не будь дураком, не злись, я же своя, — уговаривала я собаку, как вдруг услышала в курятнике страшный шум, треск и сумасшедший петушиный крик. Как будто в сарай к курам попал метеорит! Я вбежала в курятник. Но вместо метеорита увидела лежащую на земле бабушку. Она была придавлена лестницей, а на лестнице качалась огромная опрокинутая на бок корзина, в которой куры несутся. По всему курятнику валялись разбитые яйца, летали перья вперемешку с соломой и, как бешеные пули, носились туда-сюда куры во главе с петухом. Ор от них был такой, что у меня даже уши заложило. Я бросилась к бабушке и стала вытаскивать её из-под завала. — Что случилось? — испуганно закричала я. — Полезла яйца собирать, да на самой высокой ступеньке лестницы оступилась и упала, — простонала бабушка. — Кажется, я руку сломала, Саня. И правда, я заметила, что левая рука у бабушки как-то странно изогнута в локте и свисает, словно переломанная пополам веточка. — Больно тебе? — спросила я. — Не знаю, — ответила бабушка. — Но пошевелить рукой не могу. Сбегай на речку и позови деда — он там мостки чинит. Он что-нибудь придумает. Дед примчался через пять минут. Внимательно осмотрел бабушкину руку и сообщил, что у неё закрытый перелом. И что надо срочно ехать к доктору тёте Вале — в деревню за пятнадцать километров от нашей. Накладывать гипс. — А кто же корову вечером будет доить? — испугалась бабушка и даже попыталась поднять сломанную руку. Но тут же сморщилась и ойкнула от резкой боли. — Конечно, я, бабушка! — ляпнула я уверенно. — Я сто раз видела, как ты это делаешь. Костик с Наташкой мне помогут. — Поможем, не сомневайтесь, — подтвердил Костик, который вдруг вырос как гриб из-под земли. — Я тыщу раз видел, как доят коров. И даже сам один раз доил. Правда, козу, но надоил целых полстакана молока! — Сравнил тоже — козу с коровой! — возмутилась я. — В корове штук десять коз поместится! Всё равно что нашего Тарзана с цыплятами равнять! — Ну и что? — произнёс негромко Костик. — Зато коза места в сарае меньше занимает, в отличие от коровы. И еды ей меньше надо, и ещё она не мычит, а это… как его… э-э-э… блеет. Вот так! — Сам ты, Костик, блеешь! — сказала я решительно. — Как твоя коза Дуська! — А ты в таком случае мычишь! Как твоя корова Дочка! — не унимался Костик. Если он начинал спорить, то остановиться первым никогда не мог. Я, к сожалению, тоже не могла, хотя и очень старалась, в отличие от Костика. — Не спорьте! — заволновалась бабушка. — Лучше слушайте, что и как сделать надо. Мы навострили уши, но в этот момент дед выкатил из гаража мотоцикл с коляской, который завопил на всю округу как ненормальный. «Тран-тан-тан-тан-тан» сменилось на «тран-тан-та-а-а-ан-тан-тан-та-а-а-ан-тан-та-а-а-а-ан», а потом мотоцикл вдруг зафыркал, как будто собирался чихнуть, и заглох. — Сейчас бензина подолью, и можно ехать, — сказал дед. — Саня, помогите-ка с Костиком бабушку в коляску усадить. Пока мы усаживали бабушку, она провела нам короткий инструктаж по доению коровы: — В семь часов приведёте Дочку с поля. Подгонять её не надо — она сама идёт хорошо. Когда запустите в коровник, не забудьте дверь на щеколду закрыть. Иначе выбежит, и не догоните. Ведро водички тёплой принесите. Она попьёт, и можно доить. Но сначала угостите её хлебцем — это лакомство для неё. Затем вымя надо протереть мягкой тряпочкой. — А если не протирать? — спросил Костик. — Тогда вся пыль в дойник с молоком повалится, — строго ответил дед. — Слушайте бабушку и не перебивайте! Нам торопиться надо! И так засветло не управимся! — Все четыре соска смажьте маслицем, — продолжала бабушка. — Найдёте, оно стоит в бутылочке на окне. — А если не смазывать? — спросила Наташка, которая в этот момент забежала к нам во двор. Дед нахмурился и так выразительно посмотрел на неё, что Наташка тут же прикусила язык. — Дойник, Саня, припаси заранее. Сядь на скамеечку, — терпеливо рассказывала бабушка, — и потихоньку начинай дёргать за сосочки. Сначала отдоишь два передних. Потом приступай к задним. Не торопись и не суетись, а то корова забеспокоится и начнёт брыкаться. — То есть как это — брыкаться? — не поняла Наташка. — А так! Лягнёт что есть мочи, и всё ваше доение на этом закончится, — пояснил Наташке дед. — Пока Саня будет доить, ты, Костик, возьми веточку и легонько отгоняй от Дочки мух, — произнесла бабушка. — А ты, Наташа, можешь погладить её рукой по морде и по спине в это время. Ей так спокойнее будет. — Да понятно всё. Ничего сложного. Справимся! — сказал Костик так, как будто отдоил в своей жизни сто тысяч коров!