— То есть давать щелбаны ты будь здоров, а участвовать не можешь?! — возмутилась Наташка, и глаза её стали зеленющими, как в речке вода. — Не могу, простите, — виновато шмыгнул носом Костик. — Когда меня маленького пчела хапнула за ухо, оно надулось, как футбольный мяч, и покраснело. Оказалось, у меня аллергия на пчелиный яд. Так мама говорит. — Ну и ладно! — махнула на Костика рукой Наташка. — Мы и без тебя проверим, как пчёлы кусаются, правда, Саня? Топай своим мячом ботать, аллергик! А ещё друг называется! Я молчала. Костик стал натягивать сандалии на сырые ноги. Он смотрел куда-то вниз, и веснушки на его лице потускнели — словно загрустили и плакать собрались. Но мне очень не хотелось, чтобы они расстраивались. — Наташка, но ведь Костик не виноват, что у него аллергия, — вступилась я за друга. — Вот что я думаю. Если у нас соревнования, то нам нужен судья. Значит, Костик и будет нас судить! Смотреть, как мы правила соблюдаем. Как тебе такая идея? — Ладно, пусть судит, — буркнула под нос Наташка и выразительно посмотрела на Костика: — Только чтобы честно у меня! — А я по-другому и не умею! — ответил он, и его веснушки снова повеселели! Ему понравилась моя идея! Наташке тоже, хоть она и возмущалась. Но на самом деле она добрая. Просто характер у неё вредный, как у Снежной королевы. В качестве приза победителю решено было купить мороженое «Ураган». Когда его ешь, оно щекочет нос и взрывается во рту, словно тысячи бешеных бомбочек. Это очень вкусно и смешно! А Костик даже немного расстроился, что ему приза не полагается. Но у него же аллергия. Мы пошли к дому дяди Вани, пчеловода. Точнее, на поле с подсолнухами, которое он специально для пчёл сажал. Чтобы им вкусно было и они мёд душистый делали. Подсолнухи были похожи на светильники-солнышки, которые включили в розетки. Их было здесь видимо-невидимо. Красота! Пчёлы носились по полю, словно гоночные машины. Даже удивительно, как они не врезались друг в друга. Наверное, в их голове есть специальный прибор — радар, благодаря которому они избегают аварий и находят путь домой. А ещё они гудели! Словно грузовые самолёты: я видела такие по телевизору в новостях. По всему полю слышалось непрерывное «жжжжжжж». И от этого гула было немножко не по себе. — Почему они так зло жужжат? — не понимала Наташка. — Они же не голодные — вон сколько подсолнухов кругом. Ешь — не хочу! Чего злиться-то? — Это тебе кажется, Наташка, — сказала я. — Они жужжат, как обычно. Просто их тут миллион или даже миллиард. А нас всего трое. Вот нам и страшно. Пчёлы носили нектар с подсолнухов в ульи. Это такие маленькие смешные домики. Они стояли в огороде дяди Вани за высоким забором. Высокий забор люди строят, чтобы скрывать за ним что-нибудь ценное. Дядя Ваня прятал за ним пчелиные домики. Наверное, он боялся, что их украдут, если забор будет низкий. Он сразу останется и без домиков, и без пчёл, и без мёда. Это же целое состояние! Но нам было прекрасно известно, что происходит за забором. Мы залезали на столетний дуб и сверху видели всё! Дядя Ваня, как волшебник, колдовал над пчелиными домиками. Он открывал крышки ульев, вынимал из домиков деревяшки, похожие на рамы для картин, и вытряхивал в таз что-то жёлтое. Наверное, это и был мёд. И, наверное, он был очень вкусным. Нам ужасно хотелось попробовать эту пчелиную сладость! Но дядя Ваня ни разу не предлагал нам мёда. Наверное, ему было жалко расставаться с ним. Как Кощею со своим золотом. Правда, внешне дядя Ваня был похож вовсе не на Кощея, а на косолапого медведя. Он носил огромный брезентовый комбинезон и шляпу с мелкой сеткой, которая спускалась до груди. В этом смешном наряде дядя Ваня передвигался по огороду, как неуклюжий медведь. И чего-то мычал себе под нос. Но мы никак не могли разобрать, что именно. Уж очень тихо он говорил… Наташка и я были готовы начинать пчелиные соревнования. Но Костик решил сначала огласить правила. Он же судья! Вот что он постановил: — Первое! В соревнованиях участвуют ваши указательные пальцы правой руки. Второе! По моей команде вы одновременно суёте пальцы в центр подсолнуха, где сидят пчёлы, и ждёте, когда они вас укусят. Третье! После того как пчела вонзит своё жало, я оцениваю вашу реакцию и объявляю победителя. Им считается тот, кто не издаст ни звука. — А если мы обе не издадим звука? — решила уточнить Наташка. — Кто тогда победит? — Такого не бывает, Наташка, — ответил Костик-судья. — Кому-то одному точно это не понравится, а вот кому… Это мы сейчас и проверим! У меня тоже неожиданно возник вопрос: — А почему дядя Ваня всегда в сетке к пчёлам выходит, если они кусаются так небольно и даже приятно, как говорит Наташка? — Да он трус! — тут же нашёлся Костик. — Разве не понятно? — Конечно, трус, — согласилась с Костиком Наташка. — Вот мой папа ловил пчёл для бабушкиного рамва-ва-тизма голыми руками! И никто его ни разу не укусил. Потому что он смелый и сильный. А дядя Ваня? Он всего боится. И пчёл в том числе. — Если бы он их боялся, Наташка, — сказала я, — он бы их не разводил! Ты же вот не стала бы держать, например, змей, если боишься их? — А какая от змей польза? — стала умничать Наташка. — Мёда они не дают, и шерсти у них нет, чтобы гладить. Они даже не мяукают! Я их не боюсь, просто в быту змеи совершенно бесполезные. В отличие от пчёл. — У змей есть яд, — возразила я. — Им лечат многие болезни. — А у пчёл и яд, и мёд! Выходит, они в два раза полезнее змей! — настаивала Наташка на своём. Мы бы так ещё долго проспорили. Но Костик сообщил, что нашёл подходящий для соревнования подсолнух. Подсолнух рос на краю поля — сам по себе, отдельно от всех остальных. Он был невысокий — одного с нами роста. А голова у него была похожа на перезревший цветок-солнышко. И там в центре роилось штук двадцать пчёл! Мы стали разглядывать насекомых. Пчёлы медленно и ровно передвигались по подсолнуху, словно комбайны по полю. И быстро-быстро перебирали лапками: собирали пыльцу и нектар. Я обратила внимание на одну пчелу. Она была крупнее остальных и шустрее. Она то обгоняла своих соседок, то пыталась выпихнуть их из центра на край цветка. А потом замерла, выпрямила свои усики-антенны и вдруг стала рисовать ими в воздухе круги… точь-в-точь как моя учительница Людмила Ивановна! И глаза у неё так же блестели. И даже руками, в смысле лапками, пчела взмахивала так же, как Людмила Ивановна! «Ну просто феноменальное сходство!» — сказал бы мой папа. Но папа был в Москве. И не мог ничего сказать. Вместо него сказал Костик: — Начинаем соревнования по пчёлокусанию! Приготовились! — объявил он важным голосом, как будто вокруг было не поле с подсолнухами, а стадион с болельщиками. Мы с Наташкой подняли вверх указательные пальцы. — Считаю до трёх! — предупредил Костик и начал считать. — Рррра-аз!.. Два! — Ой, погоди, Костик! — вдруг пискнула Наташка. — Я передумала. — То есть как? — не поняла я. — Совсем? — Нет. Не совсем. Я передумала одновременно с Саней пальцы совать в подсолнух, — пояснила Наташка. — Так и скажи, что испугалась! — фыркнул Костик. — Трусиха! — Это ты трус, Костик, а я за справедливость! — сказала Наташка. — Ну и в чём заключается твоя справедливость? — Костик сощурил глаза и поставил руки на пояс. — В тебе, конечно! — ответила она непринуждённо. — Ну, вот скажи — как ты сможешь за нами обеими наблюдать, если нас одновременно пчёлы укусят? — Легко! — сказал Костик. — Я же судья, я и не такое умею! — Это тебе кажется. А на самом деле это невозможно: смотреть сразу на двоих укушенных. Я за честную игру! Поэтому кусать нас должны не одновременно, а по очереди, — заключила Наташка. — Сначала Саню, а потом меня. Согласны? Костик пожал плечами — он не знал, что ответить. А я была согласна. С Наташкой спорить — только время терять. По очереди так по очереди: какая разница! — Считай, Костик! — потребовала я и подняла вверх палец. Костик медленно сосчитал до трёх. А дальше… Дальше я сунула палец в цветок и заорала как резаная. Потому что в него вонзилось что-то горячее, как кипяток, острое, как нож, жутко кусачее и противное. И вдруг стало больно и горячо везде — в каждом кусочке тела, в каждой клеточке. Мне показалось, что даже мозг в моей голове сейчас взорвётся. Вот как больно вдруг стало! От моего крика Наташка и Костик вытаращили глаза и раскрыли рты. Как будто они смотрели фильм ужасов. И видели монстра или вампира. И от страха они не могли ни говорить, ни двигаться. Они смотрели то на моё лицо, то на мой палец — и готовы были упасть в обморок. Я тоже посмотрела на ужаленный палец. В нём торчала большая заноза. И от этой занозы пыталась оторваться и улететь… Людмила Ивановна! Ну то есть пчела! Та самая, которая похожа на Людмилу Ивановну! Она устремилась ввысь и работала крылышками, словно пропеллером. И вдруг пчела оторвалась от занозы и исчезла. Мой палец опух и был похож на разваренную сосиску. А ещё он дёргался и пульсировал, как будто его током ударило. Или как будто у него внутри сердце появилось! — Неужели так больно? — удивилась Наташка. — Ещё как больно, — всхлипывала я и утирала слёзы с подбородка. — Но сейчас твоя очередь. Может, тебе и понравится. Наташка глубоко вздохнула: — Точно не понравится. Я даже пробовать не буду. Ты победила, Саня. Хоть и проиграла. — То есть как это проиграла? — не поняла я Наташку. — Кому? — Получается, что сама себе, — ответила Наташка. — Но выиграла у меня.