– Назад, суки! – Гаврош прицелился. – Я малолетка, много не дадут. На одной ноге срок отстою! На порог выскочила мать. – Убивают, на помощь! Соседи, сюда! – истошно завопила она. Следом выскочила Галина с лопатой в руке и завизжала еще громче: – Милиция, бандиты напали! Вова, неси ружье! – и швырнула лопату – если бы Никитос не отскочил, то она бы попала в него. Степан Федорович нашел все-таки какой-то отрезок трубы и бросился на Худого, молотя его с такой яростью, будто рубил шашкой врага на поле боя. Одна рука у Худого повисла, и он, матерясь, отступал к калитке. Туда же спешил и прихрамывающий Чага. – Вера, что там у вас? – раздался мужской голос из соседнего двора. – Уходим! – оценив обстановку, скомандовал Никитос. И, обернувшись, добавил: – Еще пожалеете, чмошники… Потрепанные налетчики погрузились в свой «УАЗ», и машина, натужно ревя мотором и вздымая фонтаны грязи, скрылась из виду. – Хватит причитать, бабы! – тяжело дыша, сказал Степан Федорович. – Идите, на стол приготовьте! Надо нервы расслабить… Когда они остались вдвоем, отец обнял Сергея, прижал к себе, похлопал по спине. – Молодец, хорошо сработал! Главное, вовремя! Только не пойму: чего ты не в длинного, что меня молотил, а в других пальнул? – Вы же с ним рядом были… Я под ноги хотел, и то Чагу задел… – Какая там дробь была? – Пятерка, кажется… – Мелкая, ничего ему от пары-тройки дробинок не станет! Выковыряет иголкой – и все дела! Отец помолчал и добавил: – Надо бы их всех троих угрохать. Свиньям бы скормили, а кости в лесополосе закопали. А так… Они ведь еще придут! – Может, не захотят связываться? – сказал Гаврош, чтобы успокоить отца. – Ты, вон, Худому руку повредил, я Чагу подстрелил… – Нет, – покачал головой Степан Федорович. – Знаю я эту породу. Обязательно придут! Сергей тоже так думал. – Может, Горынычу заявить? Отец усмехнулся. – Сами на себя? Они-то нам ничего не сделали, а мы двоих поранили… Да еще со стрельбой! Горынычу проще нас и оформить… Он вздохнул. – Надо патроны картечью снарядить. А может, и жаканами… Ладно, пойдем в дом, нервы расслабим! После самогона все повеселели, вспоминали детали происшедшего, хвалили Сергея. Он тоже выпил четверть стакана и захмелел, похвалы от взрослых были ему приятны. – Молодец, сынок, вовремя сориентировался: за ружьем сходил да бабахнул в нужный момент, – уже в который раз повторял отец. У него была разбита губа, рассечена бровь, да под глазом наливался изрядный синяк. – А то бы они меня втроем замесили… Тем более у главного финарь был, а я с пустыми руками, хорошо – трубу подобрал. Я ею калитку подпираю… – Слышь, сеструха, а чего ты Вовку звала с ружьем? – смеясь, расспрашивала мать. – Он же далеко, разве услышит? Да и никакого ружья у вас нет! – Да что в голову пришло, то и кричала, – объясняла тетя Галя. – Главное было – их напугать. Тут никого не докричишься, а услышат про милицию да ружье – всё, страх почуют! – Василий молодец, отозвался, – кивала мать. – Шантрапа-то вину чувствует, им и голос со стороны – в страх! Небось больше не полезут! Сергей переглянулся с отцом и оба кивнули. – Конечно, не полезут, – подтвердил Степан Федорович. – Но ухо надо держать востро! * * * К новому году всё-таки подморозило, и снег слегка припорошил затвердевшую грязь. Газификация сюда так и не добралась, поэтому над домами поднимался из труб белый дым – люди готовились к празднику: жарили и запекали мясо, у кого оно было, варили овощи… Проходя по улице мимо дворов, можно было по запаху определить, кто что готовит. Только самогоном нигде не пахло, – хотя наверняка он и был в каждом доме, – спиртным запаслись заранее. Вера Петровна сделала жаркое из свинины, нажарила картошки, нарезала сало и ливерную колбасу, достала из погреба квашеной капусты и помидоров, и даже выставила привезенную из города бутылку коньяку… Сестра Галина с Володей – принесли холодец, салат оливье, запеченного кролика, моченых яблок, самогон и две бутылки шампанского. Стол получился царским! Гаврош ходил вокруг и глотал слюни. Такое изобилие видеть ему приходилось нечасто, а может, и вообще никогда. Особенно привлекали коньяк и шампанское – в Яблоневке их не пили, только рассказывали, какие это великолепные напитки. Здесь в ходу был самогон, Гаврошу не нравилась его обжигающая крепость и быстро наваливающаяся после половины стакана вялость. Да и портвейн «777», который пил Никитос со своей кодлой, был невкусный, хотя придавал смелости и уверенности в себе. Коньяк же, судя по отзывам, имел прекрасный вкус и тонкий запах, а шампанское – и вовсе было напитком богов! Гаврош мечтал попробовать эти божественные нектары, а поскольку первоначально они собирались встречать Новый год школьной компанией, то уже подготовился к этому: поехал в Климовку, купил и коньяк и шампанское и занес к Нинке Кузнецовой, у которой и собирались веселиться, ибо ее родители собирались ехать к приятелям в Тиходонск. Дома оказался ее отец – дородный, вальяжный Иван Петрович зашел пообедать. Он доброжелательно поговорил с подростком, как и положено говорить начальству с народом: об учебе, о планах на жизнь, о родителях… Улыбнулся, пожал руку на прощание, но Гаврош подслушал, как он сказал вышедшей проводить дочери: «Ты что, лучше кавалера не могла выбрать? Он же свинарь, от него свиньями пахнет…» Гаврош не подал виду, что слышал этот разговор, да и вернувшаяся Нинка держалась как ни в чем не бывало. Но мысль поцеловать ее исчезла сама собой: а вдруг она тоже унюхает запах свиней? Встреча оказалась скомканной, он отдал спиртное и ушел. Другие участники тоже приносили выпивку и закуску, возбужденно предвкушая приближающуюся вечеринку, обсуждали программу развлечений: загадки, конкурсы, игры… Но за неделю до Нового года все рухнуло: Иван Петрович объявил дочери, что планы изменились, они с женой остаются дома, хотя молодежь может праздновать вместе с ними… Однако праздновать под присмотром предков никому не хотелось, а искать новое место было уже поздно, да и вряд ли во всей Яблоневке могла найтись подходящая свободная квартира или дом. Компания распалась, принесенные продукты и спиртное разобрали обратно, только Гаврош за своими «напитками богов» не пошел. Он подозревал, что Иван Петрович отменил вечеринку из-за него, а раз так, то пусть хоть Нинка попробует коньяк и шампанское… Хотя уж кто-кто, а дочь председателя сельсовета наверняка их пробовала. Но неважно: тут дело принципа! И вот, хотя первоначальные замыслы осуществить не удалось, на изобильном столе в небогатой хатенке Гавриных, словно по волшебству, оказались и заветные напитки! Это несколько подсластило горькую пилюлю… Наконец, все уселись за стол. Отец и дядя Вова торопились: нужно было еще успеть проводить старый год, а потом неспешно и весело встретить новый. – Как встретишь год, так его и проведёшь! – многозначительно, как будто он лично открыл эту истину, повторял дядя Вова, разливая в рюмки коньяк. – Так что, пора начинать, а то встретим трезвыми и голодными… Тетя Галя скептически покрутила в пальцах пятидесятиграммовую рюмку, сморщилась. – Да что ж тут пить? У меня дупло в зубе больше этого наперстка! – Коньяк стаканАми не бухают, для этого самогон есть! – урезонил ее супруг. – И ты Серега выпей, для здоровья полезно… – Конечно выпью, – солидно согласился Гаврош. Он верил, что от коньяка будет такая же польза, как от парного молока или крови. Впрочем, молоко он не пил, несмотря на пользу – просто не нравилось и всё. – Ну, будем! – красноречиво произнес первый тост дядя Вова. Все опрокинули рюмки, прислушались к себе, переглянулись. Тетя Галя скривилась. – Клопами пахнет! А больше ничего и не поняла! – маленькие глазки почти утонули в раскрасневшихся щеках. «Точно как свинья! – подумал Гаврош. – Почти все на свиней похожи. Кроме родителей и Нинки». Он тоже был разочарован: никакого великолепного вкуса, да и запах самый обыкновенный, только обжигает меньше, чем самогон. Рюмки отставили, взрослым досталось по полстакана, Гаврошу уже не наливали. Закусывали оливье, соленьями, ливерной колбасой и салом. Потом обменялись впечатлениями. – Ну, Верка, пахнет клопами? – допытывалась Галина. – Да вроде пахнет, – соглашалась мать. – Слабый, пьешь, как пиво, – высказался отец. – Ерунда на постном масле, – подвел итог дядя Вова. Сошлись в одном – незачем коньяк покупать, лучше самогон пить! И дешевле, и привычней, и до самой души пробирает! Потом попробовали шампанское – под холодец и моченые яблоки. Шипучее вино закончилось быстро и тоже не возымело успеха в компании. Гаврош со взрослыми согласился: обычная газировка! А разговоров-то… После разминки перешли на самогон, а поскольку семидесятиградусный первач требовал серьезной закуски, то набросились на горячее: кролика и жаркое. До нового года оставался еще час, а все уже были хмельными, сытыми и разгорячёнными, веселье набирало обороты. Если верить приметам, голодный, трезвый и скучный год никому из присутствовавших не грозил. Разве что Гаврошу: подросток хотя насытился и захмелел, но настроение было плохим. Он пересел на диван и наблюдал за взрослыми со стороны. Показывали какую-то музыкальную передачу, а дядя Вова, обняв отца за плечи и перекрикивая телевизор, кричал: – Надо совместное хозяйство вести! Мы знаешь, как развернемся! И никакие рэкетиры нам не страшны будут! – Да слышали уже эту песню! – смеясь, ответил Степан Федорович. – Ты каждый раз поешь одно и то же! О делах потом поговорим, по-трезвому! Гаврош перестал их слушать. Все время вспоминалась Нинка Кузнецова. Как было бы весело в компании с ней! А вдруг…?! Неожиданная мысль заставила его подскочить. Вдруг одноклассники просто избавились от него, а сами веселятся, как и собирались?! Он подошел к столу, налил полстакана самогона, залпом выпил, пригоршней захватил квашеную капусту, отправил в рот и снова плюхнулся на диван. А если взять и заявиться туда? Да еще с ружьем! Посмотреть в глаза этим предателям… Стрелки приближались к двенадцати. Взрослые притихли и со стаканами на изготовку зачарованно слушали поздравление Главного начальника. Для Гавроша, впрочем, он был таким же мужиком, как и тот, что недавно под релаксирующую музыку гипнотизировал мать и тетю Галю. Только от того зрители ждали потемнения седых волос и излечения болячек, а от этого – вообще непонятно чего. Хотя говорил он так же убедительно: – Мы располагаем поистине уникальными возможностями, большим, богатейшим интеллектуальным и трудовым потенциалом, огромными природными ресурсами. Используя их, мы можем и должны в 1990-м году переломить ситуацию к лучшему. Но для этого надо всем нам хорошо, на совесть поработать… Гавроша начало клонить в сон. Он с трудом поднимал слипавшиеся веки, стараясь не уснуть до боя курантов. Но сон взял свое. Он поднялся с дивана, перешёл в другую комнату и, не раздеваясь, плюхнулся на родительскую кровать. «Какой смысл ждать? Всё равно новый год наступит, встретим мы его, или нет…»