– Ну, зачем ты так, Галя! – подала голос мать. – Мы же вам платим… – Платят наемным рабочим, а у нас, выходит, семейное дело, мы доход должны поровну делить! – не успокаивалась Галина. Лицо ее, то ли от самогона, то ли от гнева, стало пунцовым, и сейчас она была еще больше похожа на хрюшку, причем настоятельно требующую забоя! – А ведь, правда, Степан, – снова вступил дядя Вова. – Давай по-семейному – работаем вместе и заработок общий… – Хорошо придумали, молодцы! – скривился отец. – Кредит мы сами взяли, с поросятами, когда они болели и дохли, сами ломались, а когда стало налаживаться – то давайте пополам делить? А вот тебе! Он свернул дулю и сунул свояку прямо под нос. Тот взревел и бросился на родственника, опрокинул его с табурета и занес огромный кулак. Но Степан увернулся, вскочил, отпрыгнул к печке и схватил кочергу. – Ну, иди сюда, десантник хренов, я тебе башку раскрою! – страшно заревел он. Женщины бросились между ними, растащили по углам. Постепенно накал страстей угас, выпили мировую, а Сергей провалился в тяжелый сон. Всю ночь за ним гонялся черноухий боров, хищно щелкая огромными, как у волка, зубами. На другой день Гаврош встал с тяжелой головой и в школу не пошел: его мутило. Дядя Вова тоже после вчерашнего был никакой. Следующую свинью они забили с отцом. Тот показал, как лучше это делать: левой рукой нащупать колотящееся в ужасе сердце, приставить между пальцами нож и надавить… Действительно, так оказалось ловчее… Правда, у Сергея вышло не очень гладко: без замаха вогнать клинок было трудно, пришлось навалиться всем телом и перепачкаться, но отец сказал, что навык придет быстро… Глава 2 Никогда не дружи с бандитами 1989 г., с. Яблоневка Забой свиней пришелся Гаврошу по душе: нравилась и власть над обреченными животными, и собственная значимость, которая росла с каждым забоем и возвышала его над сверстниками, да и над большинством взрослых людей, не познавших кровавого ремесла… Он завел блокнот с черной клеенчатой обложкой, в который записывал своих жертв: 1. Черноухий; 2. Щетинистый; 3. Жирная; 4. Бесхвостый… И классная – Наталья Ивановна, и другие учителя были бы удивлены такой скрупулезностью и педантичностью Сергея Гаврина, который никогда особым прилежанием не отличался и учился спустя рукава. А он гордился своей точностью, гордился освоенным смертельным уколом между пальцами, гордился каждой новой цифрой в своем блокноте… Его распирало желание похвастаться перед Никитосом, Худым и Чагой, но интуиция подсказывала, что те вряд ли поймут его гордость и оценят значимость. Хотя, если бы он рассказал, что убивает людей, его авторитет бы наверняка взлетел на недосягаемую высоту! У Никитоса он не был давно, а когда пришел в знакомый двор, то вместо привычной расслабленной хмельной расслабухи окунулся в атмосферу возбужденной злой нервозности. Чага и Худой что-то делали в углу, Никитос возился под навесом. – Осторожней! Смотри, куда льешь! – выматерился Чага. – Заткнись! – рявкнул Никитос. Увидев Сергея, он накрыл что-то на столе тряпкой. – Где пропадал? – хмуро спросил он. – Так это… Осень… Как раз время забоя… Я сам восемь свиней заколол! – Гаврош все же похвастался и тут же пожалел об этом. – Значит, ты свинячий киллер? – усмехнулся Никитос. – Лучше бы ты двуногих свиней резал! А то расплодили опять кулачье, сосут кровь из народа. Да когда с ними по-хорошему, еще и огрызаются, ружьями машут… – Кто ружьями машет? – Да этот козел, Короедов! – Фермер из Заполянки? – Фермер сраный! Какой он фермер? Кулак-мироед! Люди на него пашут, грыжи наживают, а он лежит, в потолок плюет и богатеет! Вчера чуть Чагу не застрелил: над головой просвистело… Про Короедова в Яблоневке много говорили: был агрономом в разоряющемся совхозе, а когда разрешили кооперативы и фермерские хозяйства, взял землю в аренду, стал выращивать зерновые, разводить коров… У него работали несколько сельчан, но не жаловались, что он пьет их кровь – наоборот, были довольны: и работу нашли рядом с домом, и платит неплохо… – И что теперь? – спросил Гаврош. – А вот смотри! – Никитос показал на своих корешей. Гаврош присмотрелся. Оказывается, Худой наливал бензин в бутылку, которую держал Чага. – Теперь мы ему ночью ответку дадим! Пойдешь с нами? – Я? Гм… Да нет… Что я родителям скажу… И вообще… – Ну, ладно. Тогда ружье одолжи. Завтра верну, зуб даю… А то у меня только это, – Никитос поднял тряпку. На столе лежал небольшой пистолет с потертым воронением. – Ух ты! Настоящий? – Газовик. Дерьмо, переделанное под мелкашку… А с твоим ружьем я там все разнесу! – Да, а потом и меня, и отца посадят… Никитос хищно оскалился. – Не признавайся, и никто тебя не посадит! Меня когда-то дядька учил: «Вот ты кошелек вытащил на глазах у трех лохов, а на следствии говоришь – знать не знаю, никакого кошелька не видел! И они ничего не докажут!» А дядька шесть раз судим, он-то знает! – Тогда как же его шесть раз сажали? – выскочило у Сергея. Никитос осекся. – Как, как… Через чердак! Больно умным стал! Ружье дашь? – Да нет, никак не могу… Чага подошел с наполненной бутылкой, вместо пробки заткнутой газетой. – Вот, готово! Никитос кивнул. – Сделайте еще две. Гаврош их и закинет… – Кто, я?! – изумился Сергей. – А кто?! – повысил голос Никитос. – Мы же кореша! А кореш за кореша жизнь отдаст! А ты – то не можешь, это не можешь! Со своим папашей свиней режете, на грязи да крови бабло заколачиваете! Если ты не пацан, а барыга, то, может, мне вам оброк назначить? Или вас самих подпалить?! Никитос не шутил. В прищуренных глазах пылала звериная ярость. Гаврош окаменел. Отец был прав. Как предупреждал, так и выходит. Надо сказать, что он не испугался. Он вообще никогда не пугался, наверное, потому, что сердце редко билось. Но что сейчас делать, он не знал. Чага и Худой стояли по сторонам, как цепные псы в ожидании команды хозяина. – Что молчишь, свинячий киллер? Язык проглотил? – Фильтруй базар, Никитос, – нахмурился Гаврош. – Я не киллер. Тем более не свинячий! – Вот ты как запел! – угрожающе прошипел Никитос. – А хочешь, я тебя оболью бензином и подожгу? – продолжал Никитос. – Прямо здесь? – Поджигай, – пожал плечами Гаврош. – Ты же сам учил: «Сказал – делай! Пустой базар – это для фраеров!» – Смотри, наблатыкался! Только… На улице затормозила машина, хлопнули дверцы. Никитос оборвался на полуслове, глядя куда-то сквозь Сергея. Он тоже обернулся. У ворот стоял большой черный джип, таких в окрестных селах и даже в райцентре не было. Из него вышли три коротко стриженных парня в спортивных костюмах «адидас», кроссовках и коротких кожаных куртках. Приземистые, мощные – таких называют «качками»… В руках у них были бейсбольные биты. Они направились к калитке, но возле чагиной «Нивы» остановились. Один с размаху ударил по лобовому стеклу, оно прогнулось и покрылось трещинами. Второй врезал по крыше, третий разбил фары… – Вы… что… делаете? – Чага, видно, хотел крикнуть, но голос сел, и он только еле слышно просипел. Его никто не услышал. Впрочем, если бы он даже орал изо всех сил, его бы тоже не услышали. Парни привычно и слаженно делали свою работу, методично колотя битами по дверям, капоту, багажнику, стеклам, фонарям и указателям поворота… Через пару минут, оставив безнадежно изуродованную машину, троица вошла во двор. У них были одинаковые прически, одинаковая одежда, одинаковые, бугрящиеся мышцами фигуры, одинаковые глаза – холодные и безжалостные. Только цвет коротких волос был разный – у двоих черный, у третьего светлый. У светловолосого за поясом, под курткой, торчала рукоять пистолета – очевидно, он был старшим. Никитос и его свита вели себя, как обреченные на забой свиньи: сбились в кучу, потеряли обычную наглую уверенность и оцепенело смотрели на страшных визитеров. По сравнению с ними они выглядели как гавкучие деревенские собаки перед матерыми волками. – Ты Никитос, ты Худой, ты Чага, – светловолосый безошибочно показал пальцем на каждого. Те покорно кивнули. – А ты кто? – поигрывая битой, спросил старший у Гавроша. – Сергей Гаврин, – ответил тот, почему-то не решившись назваться прозвищем. – Ты был ночью в Заполянке? Сергей покачал головой. – Свободен! – светловолосый повернулся к остальным. Гаврош не мешкая направился к калитке. – А вы, козлы вонючие, зачем полезли на ферму? – услышал он за спиной и решил, что сейчас начнется мочилово: бесстрашный хранитель блатной чести Никитос вобьет оскорбление в глотку белобрысому «качку», схватит свой небольшой пистолет, тем временем боксер Чага нокаутирует одного или двух наглецов, а выстрелы Никитоса подведут финальную черту… В этом своем представлении Сергей исходил из рассказов Никитоса и Чаги, но реальность оказалась совершенно другой! Сзади действительно послышались глухие удары, будто старательная хозяйка выбивала пыль из ковра, но когда он обернулся, то увидел, что это «качки» ногами выбивали из его недавних приятелей заблуждения об их смелости, героизме и высоком авторитете в криминальном мире. А те корчились, стонали, катались по земле, закрывали головы руками и, наверное, радовались тому, что их не обрабатывают битами… Выйдя на пустынную улицу, Сергей отошел до первого переулка и остановился, не зная, что делать. Бежать к участковому? Опорный пункт милиции располагается в Васильевке, до нее пять километров, и не факт, что Горыныч на месте: он вполне может колесить по району… Побежать к Кузнецовым, у которых есть телефон, и позвонить в райотдел? Но Никитос считал, что обращаться к ментам западло, значит, этим звонком можно только осложнить ситуацию… Звать соседей? Но сейчас все, кроме стариков и старух, на работе… Да если бы и нашлись мужики – что они сделают против этих матерых волчар? Только найдут проблемы на одно место… Да никто и не станет вмешиваться, включая Горыныча… Тем временем три «качка» спокойно вышли из двора, двое сели в свой джип, а третий поджег газетный фитиль в бутылке, которую с такой тщательностью готовил Чага, и забросил ее в изуродованную «Ниву». Потом присоединился к товарищам, и черный джип неспешно поехал в сторону ведущей к городу трассы. А через несколько минут «Нива» вспыхнула красно-желтым, чадящим пламенем, послышались вялые крики «Пожар!» На улице появились любопытные, шатаясь, вышли за ворота окровавленный Никитос и его пристяжь. Но им оставалось только смотреть на разгорающийся пожар…