— Вы знаете, что это чемодан Путны? — обратился Пешехонов к Фалину. — Нет... Как-то не обратил на него внимания. — Хорошо. Давайте посмотрим, что в нем хранится. — Пешехонов подошел к сундуку. — Открывайте. Он, кажется, не на замке. Фалин откинул застежки и открыл крышку чемодана. Он был почти пустой, если не считать двух пар мужских и женских ботинок с коньками, тюбика лыжной мази, спиннинговой катушки, мужского старого шерстяного свитера и пары кожаных перчаток. — Не густо, — тихо произнес Пешехонов, закрывая крышку чемодана. — Как вы думаете, была необходимость выносить сюда этот чемодан? — По-моему, выносить его было ни к чему, — чуть помедлив, тихо ответил Фалин. — У них очень просторная двухкомнатная квартира. Мебели очень мало. К тому же есть две, почти пустые, кладовки. — Хорошо. Это нужно будет учесть в дальнейшем. Они вернулись к стоящей в отдалении Вере Петровне, и Пешехонов, обращаясь к ней, спросил: — Часто Надя Громова или ее муж заходили сюда? — Нет. Очень редко. Вот в этом году брали ключи, когда ставили сюда чемодан, и еще в тот вечер. — Ключ тогда вы ей давали? — Нет, меня не было дома и муж был на работе. Дома были только дети. Надя торопилась очень и просила скорее найти ключ от сарая. Ни ее, ни Арвида я ни в тот день, ни накануне не видела. — После того как следователь Фалин закрыл дверь сарая и отдал вам ключ, сюда кто-нибудь заходил? — Нет. Никто не заходил, да, наверное, и заходить-то сюда никто больше не будет. — Еще один вопрос: Громова повесилась на вашей веревке? Услышав это, Вера Петровна вздрогнула и посмотрела испуганно на Пешехонова. — Вы не волнуйтесь, — успокоил он ее и попросил Фалина показать веревку, что тот и сделал. — Вы узнаете? Эта ваша веревка? Вера Петровна, лишь мельком взглянув на нее, отвела глаза и, зябко передернув плечами, ответила: — Да! Это наша веревка. — Вы можете объяснить, почему на ней оказались вот эти пятна? Вы видели эти пятна раньше? Вера Петровна опять нехотя посмотрела на веревку, но, заметив на ней следы коричневой и зеленой краски, стала рассматривать ее более внимательно. Затем, недоуменно пожав плечами, ответила: — Я не знаю: веревку мы купили в магазине, и она была совершенно новая, чистая. Мы ею не пользовались. Муж повесил ее в сарай примерно за неделю до смерти Нади. Один раз я вешала на ней сушить белье. Веревка была чистая, а не такая, как сейчас. — Хорошо, Вера Петровна. А теперь скажите, кому принадлежат эти ящики? — Это наши ящики: муж купил их на складе под картошку. — Очень хорошо. А вы не помните, так ли лежали эти ящики, когда муж принес их в сарай? Немного подумав, Вера Петровна ответила: — Нет. Не так. — А как же? — Вдоль стены по два: один на другом. — Это вы точно помните? — Конечно, точно: я же сама их так поставила. — Когда это было? — Не помню, кажется, в марте этого года. — И так они стояли все время? — Да! — А кто же их разбросал? — Не знаю. После того случая здесь было много народу. Тогда вот и товарищ следователь сидел на одном из ящиков и что-то записывал, — она кивнула в сторону Фалина. — Спасибо, Вера Петровна. Вы можете идти домой. А вы, товарищ Фалин, позже оформите ее показания протоколом. Когда женщина вышла, Пешехонов, обращаясь к стоявшему у входа в сарай шоферу, попросил: — Сережа! Возьми, пожалуйста, один ящик и принеси его к лестнице. — Вот спасибо, — усаживаясь на ящик, устало произнес Пешехонов. Некоторое время он смотрел на лестницу, переводя взгляд со ступеньки на ступеньку, а потом обратился к Фалину: — Вы не будете возражать, если я скажу, что веревка выпачкана той же краской, которой выкрашена вон та ступенька? — он показал на седьмую ступеньку. Стоявший у лестницы Фалин опять потрогал ее рукой, а потом вяло ответил: — Похоже, что такой же. — А почему вот следы краски на ней идут почти на полтора метра? Затрудняетесь ответить. Тогда давайте от слов перейдем к делу, а Сережа нам поможет. Не откажетесь? — Что вы, Дмитрий Сергеевич, я с удовольствием, — ответил шофер. — Отлично! А теперь на другом конце веревки сделаем петлю и перекинем веревку через вот эту седьмую ступеньку. Так. Хорошо. Товарищ Фалин, берите свободный конец и привязывайте его к нижней ступеньке. Видно было, с каким старанием Пешехонов готовит этот следственный эксперимент. Оказавшись в роли следователя, он как бы возвращался в молодые годы. — Сережа! Какой у тебя рост? — Был всегда сто шестьдесят семь, а сейчас не знаю. — Будем надеяться, что такой и остался. А какой у тебя вес? — Приблизительно килограммов пятьдесят восемь — шестьдесят. — Везет нам! Ты сейчас для нас самый подходящий помощник, — пошутил Пешехонов и уже серьезно попросил: — Возьмись за петлю, повисни на ней и подергайся. Когда Сережа проделал это, Пешехонов подтянул веревку к себе и стал рассматривать то место, которым она только что лежала на ступеньке. Фалин тоже внимательно осмотрел это место, но кроме маленького зеленого пятнышка на ней ничего не обнаружил. — Итак, товарищ следователь, какой вывод можно сделать из этого эксперимента? Фалин как будто ждал этого вопроса. — Если эта веревка была чистая, то испачкаться краской только под тяжестью тела Громовой она не могла. А как это все же могло произойти я, если разрешите, покажу, продолжив эксперимент. Пешехонов улыбнулся и кивнул, разрешая. А Фалин перебросил тот же конец веревки через седьмую ступеньку и отпустил петлю до самой земли. — Сережа! Не в службу, а в дружбу помоги и мне. Ты только продень эту петлю себе под мышки и ложись на пол, а я тебя подниму, как на блоке. Когда шофер лег на землю, Фалин ухватился за веревку и стал с силой тянуть ее на себя, но при всем старании приподнять Сережу с пола не мог. — Что, тяжело одному? Помочь? — спросил Пешехонов. Он подошел к Фалину и, ухватившись за веревку, стал вместе с ним тянуть ее. Медленно, с трудом они приподнимали с земли Сережу и неотрывно смотрели, как туго натянутая веревка, скользя по ступеньке, стирает с нее слои краски и местами окрашивается сама. — Хватит, — скомандовал Пешехонов, когда Сережу подняли на весь рост. — Отвяжите! Взяв в руки оба конца веревки, Пешехонов и Фалин внимательно осмотрели ее: обе части веревки теперь были окрашены почти одинаково.