Я шла знакомым маршрутом. Повернуть за угол, выйти на общий балкон, перелезть через заграждения, выйти во второй коридор – так быстрее всего – и вот она, наша дверь. Квартира была заперта – это меня порадовало. Я ввела свой код и проверила почтовый терминал у входа – куча неоплаченных счетов, угрозы отключить электричество (надо думать, их уже привели в исполнение) и предупреждение, что, если я не внесу деньги в ближайшую неделю, договор аренды будет аннулирован. Дальше шли голосовые сообщения от нескольких знакомых, которые наведывались сюда последние дни – и чего они тут надеялись найти? И – вот так сюрприз – неделю назад приходил некто Б. Кару. Я перестала пролистывать сообщения и замерла. По спине у меня побежали мурашки. По документам квартира была снята на имя Зои Немет, нашей бабки, которая давным-давно отъехала из нашей реальности в воображаемую, никого не узнавала и, кажется, была этим вполне довольна. Мы с Коди жили у нее с шестнадцати лет, когда мама очень удачно устроила личную жизнь и переехала к новому парню. Два подростка, бросивших школу, им бы только мешали. Так что мы почти год жили с бабулей Немет, пока она окончательно не двинулась, кинувшись на нас с топором, и ее не забрали в соответствующее заведение, а мы по ее документам переехали в эту комнату, где вдвоем даже дышать было тесно. И вот сюда заявился Борген Кару. Странный незнакомец из бара. Как он меня назвал? Рита-Лина? Черт, Эме была права, он из Сити или Промзоны. В Гетто имя Реталин не кажется таким уж невероятным, чтобы пытаться привнести в него каплю смысла. Тут часто изощряются с именами. Например, Эме – это сокращение от Эмелианты. Родители назвали ее, будто эльфийскую принцессу, а выросла Эме – с плоским лицом, раскосыми глазами и ростом как у двенадцатилетки, и она это имя терпеть не может. Я вдруг осознала, что торчу перед дверью уже минут двадцать, удалила все оставшиеся сообщения, не читая их, и шмыгнула внутрь. Жители Сити представлялись мне какими-то волшебниками с возможностями, ограниченными только законами физики, и то, что Борген Кару нашел, где мы с Коди жили, вполне укладывалось в мои представления. Не укладывалось другое – тот факт, что он вообще искал. В памяти вдруг всплыли лица Теодора и Марко, и я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь от переполняющей меня ненависти. Всего раз я встретилась с кем-то из Сити, и в результате погиб мой брат. Я произнесла это еще раз. Мой брат умер. Хватит уже надеяться на чудо. В тюрьме я постоянно об этом думала, у меня в голове сложилась сотня сценариев, в которых Коди был жив и ждал меня на свободе. А вдруг он на самом деле до сих пор прячется в развалинах Вессема? А может, он упал, потерял память и лежит в больнице? Может, он вернулся, и его тоже арестовали? Или он просто не может меня навестить – я ведь никого не успела внести в список посещений, слишком быстро все случилось, так что ко мне никто и не приходил. Так, может, он ждет меня дома? Нет, черт. Не может. Он умер. Глупо это отрицать только потому, что я этого не видела. Если бы я не кинулась бежать сломя голову, когда он велел бежать, то, может, смогла бы ему помочь. Но если бы Марко заткнулся, как ему было сказано, – ничего бы вообще не случилось. Я заставила себя двигаться. Оказывается, если сделать пару шагов к своему прошлому – пучины ада не разверзнутся и ангел не вострубит. Даже странно, если подумать. Комната была такой же, какой мы ее оставили. Беспорядок – мы собирались в спешке. На потолке свежее пятно – кажется, крыша снова течет. На столе валяется мой старый респиратор. Перед походом Теодор дал нам обоим новые, но мой остался где-то в Вессеме. Я сунула респиратор в карман куртки. Пахло затхлостью, и я открыла вентиляционное окно под потолком. В шкафу нашелся стратегический запас банок и армейских питательных концентратов – когда-то Коди инвестировал наши накопления в консервы, неплохо бы их забрать. Я пощелкала выключателем – так и есть, электричество отключили. Села на кровать Коди, посидела немного, потом легла, свернувшись калачиком. Коди, Коди, я же не смогу без тебя. Мы всю жизнь были вместе. У нас был собственный язык, которого больше никто не понимал, свои шутки, которые больше никого не смешили. Говорят, что человек рождается и умирает в одиночестве, но это точно было не про нас, мы-то были вместе еще до рождения. Я родилась первая, и потом всегда была его проводником, связывала его с миром. Когда нам сказали, что Коди должен ходить в особую школу, я устроила истерику, и мы снова оказались вместе. Я переводила его ответы учителям, а по губам он и сам неплохо читал. И друзья у нас были общие. И каждый раз, когда отец решал начать новую жизнь, мы тоже поддерживали друг друга. Я помнила, как это было пять лет назад – мы стояли обнявшись и молча смотрели, как он собирает вещи. Он пытался попрощаться с нами, но мы только слушали и думали, что вечером надо будет как-то в очередной раз объяснять всю эту историю маме, и в конце концов он не выдержал: – Что ты молчишь? Я столько денег выложил, чтобы ты мог говорить! – орал он на Коди. Меня он традиционно не принимал в расчет. – Ты можешь мне хоть два слова сказать, а?! – Могу, – ответил Коди. – Пошел ты. Ладно, вернуть Коди слух – это и впрямь было охренеть как дорого, хотя заплатила за это удовольствие в основном бабуля Немет. Но даже после операции разговаривать как все Коди уже не хотел. Иногда, когда без этого было не обойтись, он мог выдать пару-тройку коротких предложений, но предпочитал все так же общаться жестами. Наши друзья уже кое-как выучили его язык, и нам казалось, что это даже круто – говорить так, чтобы никто не понимал. Пусть бы он и в тот раз ничего не говорил, и я бы не побежала, и тогда, может, он бы остался жив. Он же всегда молчал! Что ему стоило промолчать еще раз? Я обнаружила, что захлебываюсь слезами, уткнувшись в подушку. Надо было вставать и возвращаться к Эме, но тут мысль, крутившаяся у меня в голове последнюю неделю – с тех пор, как я поняла, что брат не ждет меня на свободе – обрела законченный вид: а стоит ли? Если меня не будет – Эме не останется одна, она помирится с Тенной. То есть, она, конечно, расстроится, но потом поймет. Я достала из кармана комм и сказала: – Привет, Нико. – Привет, Рета, – отозвался голос Нико из комма. – Нужна помощь? – Ага, – ответила я и вдруг, повинуясь внезапному импульсу, попросила: – Найди, пожалуйста, человека по имени Борген Кару. Визитка этого типа с его контактом в «таккере» до сих пор лежала в кармане куртки Коди, но мне не хотелось вставать. А еще очень хотелось поговорить немного с Нико. Вообще-то «таккер» – он вроде как для Гетто. Не только для нашего, конечно, а вообще. То есть, официально нет, но по факту – да. У Промзоны, Сити и других благополучных мест есть свой закрытый «вейс», и черта с два с нашей социальной картой ты туда зайдешь. Для этого нужен личный индекс не меньше пятидесяти, а в Гетто больше сорока тебе не получить, хоть ты наизнанку вывернись. – Нашел две сотни в «таккере», почти сотню в «вейсе», – через пару секунд отозвался комм. – Тебе нужен кто-то конкретный? Да, черта с два, если ты не Нико. – Ну, – я задумалась. – Ему лет сорок или около того. И он не похож на парня из Гетто. Довольно симпатичный. – Довольно бесполезная информация. Еще что-нибудь? – Смуглая кожа, – я поморщилась, память на лица у меня была паршивая. – Карие глаза. Высокий. Очень короткая стрижка. На правом виске, почти под волосами, татуировка белого цвета, но я ее не рассмотрела. – Кажется, нашел. Вывожу на экран его страницу из «вейса». Посмотри, он? Я подняла голову и посмотрела. Он, точно он. Борген Оскар Кару, сорок пять лет, гражданин Сити, специалист по нейротехнологическому биомоделированию (а это что еще за дичь?), работает в компании «НейроКортИнн», личный индекс – семьдесят два (ого!), женат, двое детей. – Сохрани картинку. А что в «таккере»? – Ну, там просто говорится, что он существует, – в голосе Нико была усмешка. Я закрыла глаза и представила, как Нико улыбается. Мне стало легче. – Небось, специально для меня и зарегистрировался, – пробормотала я. – Он же не знал, что ты чертов гений. Мы помолчали. Свой интерес я вполне удовлетворила, теперь надо было переходить к главному. – Слушай, Нико, – неуверенно сказала я, – мне нужен совет. Вернее, даже не так. Я хочу поговорить, но не знаю, с кем. Точно не с Эме. А больше никого нет. – Я тебя слушаю, Рета. – Нико, – я всхлипнула, – я полгода провела в тюрьме. Помнишь, мы с Коди пошли с теми парнями в Вессем, так вот, там Коди… Коди погиб, а Теодор упал и сломал ногу, и Марко наставил на меня пистолет и сказал – давай, тащи его, и я его тащила, а потом мы прятались в том доме – помнишь, в котором мы ночевали, когда нам было по тринадцать, – я уже снова рыдала, – и мне было ужас как страшно, и потом я отобрала у Марко пистолет, но нас заметили, и я выкинула пистолет, но все равно во всем обвинили меня – конечно, я же из Гетто, потом, правда, оказалось, что пистолет вообще не настоящий, просто парализатор, и я не стреляла, так что мне всего полгода дали, – я остановилась, комм тоже молчал, и, отдышавшись, я наконец повторила: – Нико, понимаешь, я бросила Коди в Вессеме, и он погиб. Это я виновата. Мне почему-то стало легче оттого, что я произнесла это вслух. Словно мой сбивчивый рассказ немного упорядочил хаос внутри меня. Это как в историях, которые придумывала Тенна, – назвав истинное имя, получаешь власть. А у моего внутреннего ада теперь было не только имя, но даже конституция. – Мне очень жаль, Рета. Я бы хотел сейчас быть с тобой, – ответил Нико. – Да, я знаю. Но я не могу без него, правда. Я вообще-то хотела тебя спросить не про Боргена Кару, а как надежнее всего, ну, закончить это все. Понимаешь? Раньше я сама никогда не интересовалась способами быстро умереть – с гарантией, так, чтоб не остаться овощем. С какой высоты прыгать, какие таблетки пить и где их взять, что там еще… А если начать сейчас искать их в сети – информация мигом уйдет в социалку. Умереть не дадут, так еще и штраф влепят. – Прости, Рета, но таких советов я давать не могу. Ты слишком дорога мне, чтобы я стал тебе в этом помогать. Это был прямо удар под дых. От Нико я такого не ожидала. Он же всегда мне помогал! – Тогда почему ты сам не здесь?! – заорала я. – Почему ты-то сам не здесь?! – Ты же знаешь, почему, – раздался тихий голос Нико после паузы. – Пожалуйста, Рета. Ты всегда была сильнее меня или даже Коди. Я уверен, ты пройдешь через это и справишься. Я понимаю, как это – когда так тяжело, что уже больше невозможно. Но ты сама не знаешь, какая ты сильная. – Что ты там понимаешь? – снова зарыдала я. – Ты же даже не настоящий Нико! – Точно, – странно, но в его голосе снова слышалась улыбка. – Настоящим меня делаешь ты. *** Когда уже всем было ясно, что флойт почти разрушил его мозг, Нико попросил мой комм на пару дней. – А твой где? – спросила я. – Потерял, – пожал он плечами и улыбнулся. Я решила, что он обменял его на наркоту – они со Стешем тогда уже почти все из дома вынесли – и с моим сделает то же самое, но все равно дала. Я никогда не могла отказать ему. Но через три дня он действительно принес его обратно. Три месяца спустя мы пришли на кремацию – все, даже его брат. Я считала, что виноват он, а Тень – что виновата я, но в тот день мы просто стояли и смотрели на мертвого Нико. Все его тело было в «паутинках», даже на лице были следы инъекций. Я рыдала, Коди молчал с растерянным видом – он до последнего был уверен, что Нико что-нибудь придумает, Эме злилась, Тень задыхалась и кашляла. Нас осталось четверо, и мы не могли понять, что нам делать дальше. Нико был центром нашей компании, мы все вроде как вращались на его орбите. А еще через неделю я наконец узнала, что Нико сделал с моим коммом. *** Когда я вернулась, Эме уже была дома, сидела, уставившись в экран со страдальческим выражением лица. – Записалась в заочную школу, – сообщила она. – Ну и хрень. Наверное, брошу. А тебя где носило? Я скинула посреди комнаты сумку, полную консервных банок. Следом выпал респиратор. – Ты что, плесень, магазин ограбила? – обрадовалась Эме. Наверное, вспомнила, как мы во время пыльной бури, натянув респираторы, завалились в магазин и вынесли полные карманы энергетических батончиков. Нас так и не узнали – во время бури все ходили в респираторах. На том и строился наш план. Тоже, кстати, была идея Нико, правда, он ею никогда не гордился. – Нет. Наведалась к себе. Эме посерьезнела. – И как там? Я пожала плечами. – Как-как… Свет отключили. Проверила терминал – не поверишь, кто приходил. Борген Кару. Неделю назад. – Ч-черт. Да что ему надо? – Ты была права, он из Сити. – Ага!.. Стой, ты что, с ним связалась?! Рета, я тебе голову оторву сейчас нахрен! Я же тебе сказала… – Да не ори ты. Нико нашел его в «вейсе». Эме помолчала.