— Он воспитанный цыплёнок, — задумчиво произнёс Коул, отправляя в рот кусок стейка. — У Коки хорошая порода. Его мама очень красивая. — Ты знакома с его мамой? — удивлённо посмотрел на неё Коул, и она рассмеялась. — Не знаю, подходит ли здесь слово «знакома», но да. Она с нашей плантации. И уже вывела для нас около двадцати братиков Коки. Хочешь с ней познакомиться? Коул удивил её, кивнув. — Интересно, узнает ли она его? — Понятия не имею, сколько мыслительных процессов происходит в голове курицы. Но меня она узнаёт. Узнаёт, потому что я приношу для них всякие вкусняшки. Она или не узнает его, или ей будет всё равно. Они не самые заботливые матери по отношению к подросшим птенцам. — Понимаю, — пробормотал Коул и был благодарен, когда она не стала настаивать. — Вкусняшки? — спросил он, наклонив голову. — Я попросил в магазине кормов продать мне что-нибудь вкусненькое для Коки, и надо мной только посмеялись. Она засмеялась, слизывая с пальца сок от стейка, и его мысли на мгновение улетучились. — Пищевые отходы. Варёные яйца, макароны, кукурузные початки… они любят это. Да, и плетённый сыр. Коул посмотрел на Коки и почувствовал себя худшим родителем в мире. Коула заметили в семнадцать лет, когда он, стоя возле клуба на Бульваре Сансет с фальшивым удостоверением в кармане, застенчиво улыбнулся женщинам в очереди. Затем подошёл ближе и спросил, как их зовут. Они были старше его, но очень привлекательные. Казались ему дружелюбными. Смеялись над его попытками флирта, но потом одна из них протянула ему свою визитку. Сказала, чтобы он шёл домой и позвонил ей в понедельник утром. Этой женщиной оказалась Трейси Вашингтон, и она набирала актёров для подросткового ромкома. Прежде чем позвонить, Коул целую неделю носил её визитку в бумажнике. Но как только он это сделал, всё изменилось. На него обратили внимание, и этот подростковый фильм превратился в серию фильмов, которые в свою очередь превратились в Империю Коула Мастена. Давненько ему не приходилось заниматься мытьём посуды. Он опустил руки в мыльную воду и посмотрел на Саммер. — Давай просто оставим её. В понедельник придёт девушка… — В понедельник? — повторила Саммер. — Сегодня вечер пятницы. Ты ведь не собираешься оставлять раковину, полную грязной посуды, на целых три дня. Тут начнёт вонять, — она склонилась над раковиной, коснувшись его телом, и открыла воду, а когда потянулась за губкой, Коул опустил глаза на её платье, наслаждаясь открывшимся видом. Она поймала его взгляд и толкнула локтем. — Соберись. Давай, убери с посуды остатки еды и сложи на стойку. Я загружу их после того, как всё уберу. Исключительно в целях поддержания мирной обстановки, он повиновался. Не поднимая головы, не отрывая глаз от тарелок, он их очистил, работа была выполнена быстро, учитывая, что их было только двое. Коул услышал звон кастрюли и, оглянувшись, увидел две грязные сковородки, аккуратно сложенные рядом. Покончив с едой, он спустил воду из раковины, снял с крючка полотенце и вытер руки. Потом отступил назад, чтобы дать ей место, и стал наблюдать за её работой. — Итак… что по-твоему происходит? — Саммер взглянула на Коула, выдёргивая мусорное ведро, хватая остатки пищи со столешницы и бросая их туда, её движения были плавными и неосознанными, поскольку она проделывала это тысячу раз. Коул вдруг вспомнил о её прослушивании на крыльце и сделал мысленную пометку добавить в фильм сцену приготовления пищи с Идой. Каким-нибудь образом. Хотя он не мог чёткого придумать каким именно. Ему нужно быть осторожным. Этот фильм не его личное хранилище памяти, где бы собирались кусочки Саммер. Она остановилась перед ним и стала ждать. Коул сосредоточился на её вопросе. — Ну. Мы отстали. Изменения сценария всегда откидывает нас назад. — Я говорю не о сроках, — отрезала Саммер. — Я имею в виду нас. Не съёмки и сцены, — Саммер отвернулась от Коула и наклонилась, открывая посудомоечную машину, и он вдруг понял, почему мыть посуду с Саммер было хорошей идеей. И это не имело ничего общего с засохшей едой, а связано с тем, что не было ничего прекраснее Саммер в сарафане, загружающей в посудомойку тарелки. Когда она наклонилась, её юбка задралась, и ему захотелось опуститься на колени и как следует насладиться видом. А когда выпрямилась, собирая сзади волосы в хвост, он не мог отвести глаз от линий её рук, изгиба талии, формы икр. Сейчас Саммер стояла босиком, стопы её ног немного запылились, и когда она потянулась за полотенцем для рук, то встала на цыпочки, и он чуть не застонал. — Коул? — ноги девушки повернулись, и он поднял глаза на её милое красивое лицо с выгнутыми бровями, потому что, ах, да, она, должно быть, задала ещё какой-то вопрос. Женщины никогда не замолкают и могут свести с ума своими вопросами. — Иди сюда, — Коул хотел, чтобы его просьба прозвучала дружески, но слова из его горла вырвались с рычанием. Он ухватился за край столешницы, к которой прислонился, и заставил себя остаться на месте. Саммер шагнула к нему, медленно проводя полотенцем по тыльной стороне кистей. Потом остановилась. Коул почувствовал лёгкий запах её мыла и больше уже не мог сдерживаться. Он подался вперёд, притянул её к себе и прижал Саммер к своему телу. ГЛАВА 96 Мне было интересно, как это произойдёт. Я удивилась, когда пришла к Коулу, и он предложил сначала поесть. Во время еды была настороже и держала презервативы наготове — больше никаких глупых ошибок. Мытьё посуды… это занятие мне всегда казалось безопасным. Но когда я отвернулась от раковины и заметила, как он смотрел на меня… Может, его заводила любовь к чистоте? Подходя к нему, я занервничала, лихорадочно вспоминая, что ела, и гадая, не застрял ли в зубах перец, и когда нужно достать коробку с презервативами, сейчас или… Он разрешил все мои сомнения, впившись пальцами в мою спину и притянув к себе. Его поцелуй был неистовым и жаждущим, язык пробовал меня, будто желая узнать вкус ужина, руки скользили вниз по талии и бёдрам и сжали через платье мою задницу. Это было так грубо, что я чуть не задохнулась, Коул крепко прижал меня к своему телу, и я могла почувствовать через шорты всё, что желал этот мужчина, и, боже, мне этого тоже очень хотелось. Я провела руками вниз, не в силах удержаться, пальцы скользнули по его футболке к шортам из сетчатой ткани, оттянули пояс, а затем проникли под него. Внутрь. Боже. Я так давно не прикасалась к этим частям тела мужчины. И Скотт — Скотт был мягким и немного рыхлым, его кожа легко поддавалась, стоило мне на неё надавить. Мои пальцы продолжили свой путь вниз по жёстким мышцам Коула, под его нижнее бельё, и когда он подался вперёд тазом, желая оказаться ещё ближе, погладили его. Коул застонал, а я чуть не взорвалась, прямо там, на его кухне. — Возьми его, — выдохнул он мне в рот, зарывшись руками в мои волосы и крепко прижав их к затылку, и поцеловал меня, будто в последний раз, отчаянно и требовательно атакуя мой язык. Я обхватила руками его член, и Коула буквально затрясло, моё тело сильнее прильнуло к нему, и когда я сжала его ствол, он дёрнулся. — Погладь. Пожалуйста, — не знаю, как ему удалось произнести эти слова, поскольку мы целовались не отрываясь, его губы были повсюду, в уголке моего рта, на моей нижней губе. На секунду почувствовала его зубы, затем они исчезли, и, закрыв глаза, я сжала руку и погладила его ствол вверх, затем вниз, моя уверенность выросла, когда этот чёртов мужчина простонал моё имя. — Быстрее, — рука задвигалась быстрее, и он тяжело задышал. Коул протянул руку за мою спину и расстегнул молнию на платье, лиф которого сполз к талии, спустил вниз по плечам бретельки, талантливыми пальцами расстегнул бюстгалтер, стянул его, и я услышала, как о кухонный пол клацнула застежка. — Не останавливайся. А я и не могла остановиться, не могла, потому что ощущения, вызванные прикосновениями к его коже, были такими прекрасными, такими совершенными. Теперь двигались лишь его бёдра, моя рука ничего не делала, только держала крепко и неподвижно, пока он трахал мой кулак. Казалось, будто он не мог насытиться мной, моими губами, моими прикосновениями. Платье задралось и оказалось скомканным вокруг талии. Моя рука, которая до сих пор находилась в его шортах, мешала снять платье, и я потянула ткань другой рукой. Коул и я боролись за пространство, мы оба слишком возбуждены, чтобы быть деликатными. Я спустила его шорты по бёдрам, и они упали на пол. Коул отодвинул меня от себя, и я отшатнулась, высвободив свою руку, открыла глаза, наполовину остекленевшие от похоти, но смогла заметить, как вздымается его грудь. Мой взгляд сфокусировался на нём, и он был так же поражён, возможно даже больше, чем я. Коул схватил подол рубашки, стягивая её через голову, и мне предоставилось короткое мгновение, когда голова была скрыта под тканью, чтобы рассмотреть его красивое тело. После того, как рубашка была снята, он вернулся ко мне, положив руки на мою обнажённую талию, и легко поднял меня, устраивая на столешнице. Потом сдёрнул мои трусики, и когда они были сняты, раздвинул мои колени. Я снова потянулась к Коулу, но он оттолкнул мою руку и глянул мне в лицо. — Я кончу, если ты продолжишь в том же духе. А я ждал этого, блядь, мечтал об этом целых два месяца, — Коул опустился на колени, подтянул меня к краю столешницы, закинув мои ноги себе на плечи, и наклонившись вперёд. Слава богу, я побрилась. Такой была моя первая мысль, пока я наблюдала, как приближается его рот, в то время, как его глаза устремлены прямо туда, на моё самое сокровенное местечко, которое Скотт видел всего лишь раз или два, его интерес был больше сосредоточен на… Я сбилась с мысли, буквально потеряла способность думать, когда он мягко провёл ртом между моих ног, а затем вдохнул. Вдохнул. Так ты нюхаешь персик, когда не можешь насытиться его запахом, и тебе хочется ещё и ещё. Я сама делала так бессчётное количество раз. Мне знакомо выражение лица в этот момент, я также закрывала от удовольствия глаза. Но никогда, даже за миллион лет, не думала, что у мужчины может быть такая реакция на мой запах. Это пробудило во мне желание раздвинуть ноги шире, обхватить его голову, сказать «всё это твоё» и «возьми, пожалуйста». Должно быть, я издала какой-то звук, потому что он поднял на меня глаза, и я не смогла скрыть мольбу в своём взгляде, не смогла остановить руки от того, чтобы слегка не потянуть Коула за плечи, не смогла остановить одну из своих ног от того, чтобы та медленно не поднялась к его плечу, удобно пристроившись на неи ступнёй, отчего моё тело открылось ещё больше. Он не отводил от меня глаз одну долгую секунду, пока его язык погружался и выходил из меня. Затем закрыл глаза, словно в блаженстве, и подался вперёд, опустив голову, его руки скользнули по моим бёдрам и ягодицам, поднимая меня ко рту. Не помню, что я тогда говорила. Что кричала так громко, до боли в лёгких. Мужчине нельзя позволять иметь такой рот. Нельзя позволять использовать его как оружие, чтобы вскрыть женскую душу, её секреты, контроль и разорвать их в клочья. В те минуты, когда голова Коула была у меня между ног, я потеряла себя. Он завладел каждой частичкой, что делала меня Саммер, и проглотил их целиком, сделал их своими. Я выкрикнула его имя, моя душа раскрылась перед ним, а когда кончила, то, кажется, сказала, что люблю его. Я действительно ничего не соображала. Не осознавала, кто была эта голая женщина на кухонном столе. Не осознавала, кто был этот невыносимо красивый мужчина, сексуальная причуда природы. Просто поняла, что прямо тогда, в то мгновение, я его полюбила. И как раз в этот момент, на пике блаженства, пока я содрогалась в экстазе, он встал, дёрнул меня к краю стола и ворвался в меня. Его бёдра двигались быстро и жёстко — глубокие, яростные удары, не дали моему оргазму затихнуть, замедлиться; он просто длился и длился, пока я где-то по пути не потеряла свой разум. Это был самый изумительный, самый великолепный секс. Я обняла Коула за шею, и его губы нашли мои. Он поцеловал меня, затем двинулся к моей шее, сначала прикусывая кожу зубами, затем пуская в дело язык. Я держалась за его плечи и обхватила ногами спину, я держалась за него со всей своей силой и тем небольшим контролем, который у меня ещё остался. И когда Коул кончил, я почувствовала, как он разбился на части, почувствовала, как его разум разлетелся на осколки, услышала, как он выдыхает моё имя, снова и снова, снова и снова, потоком бессвязных слов, когда он потерял всё и нашёл себя во мне. Его руки сомкнулись вокруг меня, прижимая ближе, а затем я сползла со стола, упала на пол и прижалась к его груди, и в кухне наконец стало тихо, если не считать нашего прерывистого дыхания. ГЛАВА 97 Он полюбил её. Так и есть. Он охренительно сильно полюбил эту женщину. Ему нравилось, как она хихикает, когда не может сдержаться. Ему нравилось озорство в её глазах, когда у неё было игривое настроение. Ему нравилось, как напрягалось её тело, сжимались руки, а взгляд мог прожечь взрослого мужика насквозь, когда она злилась. Но ничто из этого не могло сравниться с тем, как ему нравились её вздохи, звучание его имени, когда она выкрикивала его, то, как её губы отвечали на его поцелуи, её запах — Боже, он мог бы разлить по бутылкам её соки и стать миллиардером, но он никогда не станет этого делать, потому что в этот момент он не мог даже представить с ней другого мужчину. Он убьёт, чтобы сохранить её для себя, заплатит каждый цент своего состояния, разрушит свою карьеру и никогда не захочет заняться ничем другим, только бы её удержать. Это не было решением приударить за ней в пику жене после их разрыва, это не было влюбленностью, это был конец той жизни, что он вёл раньше, и осознание того, что даже если она не захочет с ним остаться, он никогда не найдёт другую такую женщину, никогда не сможет забыть её. Коул закрыл глаза, почувствовал, как Саммер пошевелила ногой, как вздымается её грудь, как рот Саммер прижимается к его шее, и понял, что никогда ещё не был так напуган. ГЛАВА 98 После того как я, наконец, скатилась с Коула, ударившись плечами о холодный кафель, после того как я встала на дрожащие ноги, и между нами настал момент неловкого молчания, после того как я захихикала, а он улыбнулся, было принято решение, что нам необходим десерт. Желательно мороженое. В этом наши мнения совпали. Я пошла в ванную и тут меня накрыла волна паники, когда обнаружились очевидные следы его оргазма. Ну, разумеется. Ещё один незащищённый акт. Хорошо, что у меня только что закончились месячные, и опасные дни ещё на наступили. Но, вероятно, всё же придётся поехать в Таллахасси. Кроме того, мне следовало вскрыть черепушку и осмотреть содержимое, потому что я, по-видимому, потеряла нечто важное — то, что поддерживало во мне разум. В Куинси не было магазина мороженого, во всяком случае, открытого в пятницу после десяти вечера. Мы стали обсуждать возникшую проблему, но на самом деле существовало только одно решение. — Уолмарт? — Коул посмотрел на меня так, словно я предложила устроить переворот и захватить органы власти Куинси. — Да. Знаешь, такой гигантский супермаркет, где всё можно купить в любое время? — Я не могу пойти в «Уолмарт». — Из-за того, что… — Не хочу показаться напыщенным придурком, но из-за того, кто я есть. Сразу набежит толпа. Папарацци. А если меня сфотографируют вместе с тобой, ДеЛука надерёт мне задницу. Особенно после… — он сделал какой-то неопределённый жест рукой, который, уверена, означал ситуацию с журнальной статьёй. — Это Куинси. В десять тридцать вечера. Там будет от силы человека три. И посмотри… — я отодвинула занавеску и показала. — Все фотографы разбили лагерь около моего дома. Ждут, когда у меня от этого дурдома поедет крыша, — это была правда, они всё ещё были там — очередь из шести машин, вежливо растянувшаяся слева от ворот Холденов. Мама собиралась всю ночь то включать, то выключать свет, держать шторы задёрнутыми, а телевизор — включённым. Ей хотелось придумать ещё более хитрый отвлекающий маневр, но я решительно закрыла эту тему. Мама, когда хочет применить творческий подход, способна зайти слишком далеко. — Мы могли бы купить там что-нибудь вкусненькое для Коки! — добавила я. — Опять же, в «Уолмарте» наверняка есть камеры видеонаблюдения, — покачал он головой. — Нет. Но тут мне в голову пришла идея, и я не смогла сдержать улыбку. ГЛАВА 99 — Мы будем похожи на грабителей. Саммер с серьёзным видом посмотрела на два пакета, разложенных на обеденном столе. — Ты прав, — наморщила она лоб, а потом уставилась на Коула с возбуждённым выражением на лице. — Мы должны их разукрасить. Коул нахмурился в ответ, но затем уголки его рта тронула улыбка. Саммер радостно захлопала в ладоши и теперь уже точно знала: он никогда не сможет сказать ей «нет». — Это глупо, — Коул потянул дно бумажного пакета и потёр шею, которая чесалась от бумаги. — Заткнись, — пробурчала Саммер, перегнувшись над рычагом переключения передач, и поправила на нём пакет, глаза Коула внезапно стали видеть через прорези лучше. Они сидели напротив друг друга, её лицо закрывал собственный бумажный пакет, единственное, что было видно — её глаза, сверкающие через два овальных круга, её отверстия для глаз, по словам самой Саммер, были гораздо более «женственными», чем простые круглые дырки Коула. Она постаралась, когда рисовала на своём пакете с помощью найденной в кабинете упаковки с тридцатью маркерами голубые тени для век, огромные ресницы и аккуратные брови. — Твой макияж на глазах выглядит фантастически, — прошептал он и внезапно почувствовал вес её руки на своём бедре. — Спасибо, — прошептала в ответ Саммер и хихикнула. — Хотя тебе стоит взглянуть на родинку. Она вызывает беспокойство. — Ах да, родинка, которую сочла нужным добавить Саммер и изобразила её на его карикатурной щеке. Пририсовала тонкий волосок, торчащий из родинки, и в один миг его бумажный пакет внезапно стал уродливым. Коул усугубил проблему, нарисовал тревожные морщинки на лбу и мешки под глазами. — Он выглядит напряжённым, — сказала Саммер и добавила сигарету, безвольно свисающую у него изо рта. — Вот, — торжествующе произнесла она. — Теперь у него появилась причина для беспокойства. — Рак лёгких? — догадался Коул. — Нет! — Саммер толкнула Коула в плечо, и ему безумно захотелось смахнуть пакеты со стола и взять её, прямо там, среди маркеров, укатившихся к краю стола, с разметавшимися по ореховой поверхности волосами. Но он этого не сделал. Он позволил Саммер закончить. — Неприятный запах изо рта и жёлтые зубы, — мрачно сказала она. — Очень серьёзные побочные эффекты. — И это заставляет моего мужчину-пакет волноваться. — ДА, — подчеркнула Саммер, взяв арбузно-розовый маркер и подкрасив губы своей женщины. Теперь, сидя в машине, он смотрел на эти губы, затем импульсивно наклонился вперёд, бумажный пакет сморщился, когда он прижался губами к её губам через два слоя коричневой бумаги. Затем всё закончилось, и рука Саммер сжала его бедро. А в глазах промелькнули лукавые смешинки. — Ты закончил меня соблазнять? Я хочу попасть внутрь, пока ты не размазал эту супердорогую помаду «Крайола». — Закончил. — Тогда давай сделаем это, — Саммер вскинула кулак вверх и открыла дверцу машины со стороны Коула, решив переползти через его колени и выйти с его стороны, вместо того, чтобы сделать это, как нормальный человек. Он не возражал, помогая ей выйти, руки Коула были чересчур дружелюбны, и она протестующе вскрикнула, прежде чем обе её ноги приземлились на землю. Почти в одиннадцать вечера их автомобиль на стоянке был пятым, если не обращать внимания на ряд служебных машин, припаркованных у дальнего конца здания. Саммер, перепрыгнув через бордюр парковки, направилась ко входу, но Коул замедлил шаг. Она повернула к нему голову и, увидев, что он отстаёт, протянула руку и схватила его. — Давай, трусишка. Отрасти яйца, — наклонила голову Саммер, гигантский пакет на голове делал её похожей на болванчика, и он усмехнулся под маской. Это было глупо. Это было нелепо. Но это была её идея, и Саммер ей радовалась, и будь он проклят, если испортит дело. Коул позволил Саммер тащить его вперёд, и они подошли к входной двери. В бумажных пакетах, натянутых на головы. Местный зазывала, невысокий пожилой мужчина с животом, повернулся с улыбкой на лице и замер, позволив незажжённой сигаре повиснуть у него на губах.