— Привет, Боб, — прощебетала Саммер, выхватывая у него тележку и толкая её вперед. — Привет, Саммер, — протянул старик, сигара полностью выпала из его рта, пока он наблюдал, как она проходит мимо, его кивок в сторону Коула был медленным и осторожным. — Привет, Мистер Мастен. Коул по привычке улыбнулся, потом понял, что мужчина не видит его рта, и кивнул. — Добрый вечер, — Коул пробежал несколько шагов, догнав свою подружку по бумажным пакетам, и наклонил к ней голову. — Он нас узнал, — пробормотал Коул. — Конечно, узнал, — сказала Саммер, повернув к Коулу огромную голову, её карие глаза сияли. — А теперь, Мистер Мастен, позвольте поприветствовать вас в «Уолмарте». Она остановилась посреди широкого главного прохода и раскинула руки. Немного покружившись, остановилась. Зачем-то сделала реверанс, а после рассмеялась. — Список, — напомнил он ей. — Ах, да, — Саммер порылась в сумочке, наклонив голову и удерживая пакет у рта. — Вот, — вытряхнула она список. Со стороны кассы появился служащий в синем фартуке и, уставившись на них, направился в конец прохода, обойдя с её стороны. — Кукуруза, сыр, макароны, спагетти, капуста, ягоды, сушёный горошек, пластиковые бутылки, мороженое и взбитые сливки, — Саммер произнесла слова на одном дыхании, не делая между ними пауз, а последние слились в одно длинное слово. — Взбитые сливки? — смущённо повторил Коул. Саммер дёрнула пакет за дно, как будто хотела убедиться, что он всё ещё на месте. — Мне всегда хотелось, чтобы парень слизал с меня взбитые сливки. Скотт никогда не был таким авантюрным, — пожала она плечами и покачала головой, из-за чего пакет слегка шевельнулся. — Возможно, ты мой последний шанс. Женщина считала взбитые сливки авантюрными. — Ладно… — медленно произнёс Коул. — Взбитые сливки. — У тебя такое грустное лицо, — склонила она голову набок, — что я не могу понять, хорошая это идея или плохая. Коул подошёл ближе и посмотрел на её большие глаза и яркие губы. — Женщина, я думаю, это невероятная идея. Я куплю всё, что у них есть на складе. Саммер рассмеялась, и это перемирие показалось ему лучшей идеей, которая когда-либо приходила ему в голову. — Мне нравится, когда ты называешь меня женщиной. И не будь таким жадным. Это «Уолмарт». У них на складе будет миллион баллончиков со сливками. Коул посмотрел на неё и обрадовался, что она не видит его лица. Мне нравится, когда ты называешь меня женщиной. Он хотел бы называть её по-другому, потому что чувствовал по отношению к ней гораздо большее. Остался всего один месяц съёмок. Эта внезапная мысль его отрезвила. Коулу недостаточно времени, чтобы понять, было ли его пост-сексуальное прозрение правдой. Недостаточно времени, чтобы завоевать её сердце. ГЛАВА 100 Я хотела пройтись по магазину отдельно от Коула. Разделяй и властвуй, это была лучшая стратегия, когда имеешь дело с супермаркетом такого масштабом. Но он сказал «нет», что нам нужно держаться вместе, а когда за него говорит лицо старика, нарисованное на пакете, я, похоже, тоже не могу сказать «нет». Мы должны носить их всё время. Под этой маской я чувствовала себя бесстрашной, как будто слова, исходящие от меня, были вовсе не моими, а кого-то другого, более храброго и уверенного в себе. Взбитые сливки? Откуда это взялось? Я действительно сказала ему, что хочу, чтобы он слизывал их с меня? Мне должно было быть стыдно, но — нет. Я чувствовала себя свободной. Мы шли по магазину самым увлекательным маршрутом, остановившись сначала у стойки с солнцезащитными очками, но наши головы в пакетах оказались слишком велики, чтобы надлежащим образом устроить их примерку, затем у секции с игрушками. У стенда с настольными играми и головоломками вспыхнула горячая дискуссия. Мы решили поиграть в «Табу» и «Скрэббл», а потом устроили соревнования: Коул поставил сотню долларов на то, что я не смогу сделать три колеса подряд, чтобы при этом не упал пакет с головы (я выиграла, у меня пушистые волосы), а потом поспорила я, удвоив ставку, что он сам не сможет сделать три колеса, не уронив пакет. Само собой, я стала ещё на двести баксов богаче. Это случилось в секции товаров для домашних животных. Мы спорили о том, какую выбрать игрушку. Коул настаивал, его голос заглушался пакетом, что Коки был петухом — отличие, которое, по его мнению, исключало любой шанс, что ему понравятся кошачьи игрушки, — а я возражала, что если Коки был птицей, то, возможно, ему вообще не нужны никакие игрушки. Вот тогда-то он и отбросил нелепый крохотный собачий ошейник, который рассматривал, и придавил меня к тележке, положив руки на ручку и заблокировав моё тело между ними. Я начала извиваться, тогда Коул обхватил меня ногой, удерживая на месте. — Поцелуй меня, — сказал он. Я перестала дёргаться, мои руки нежнее прижались к его груди. — Сейчас? — пискнула я и повернула голову, чтобы осмотреть проход, бумажный пакет смялся, и мой правый глаз потерял обзор. Коул отпустил ручку тележки, стянул с меня пакет, отчего мои волосы свободно разметались по плечам, бросил его в тележку и коснулся волос, чтобы пригладить спутанные пряди. — Коул, — прошептала я. — Камеры. — Меня не волнуют камеры, — сказал он хрипло, его пакет тоже был стянут и присоединился к моему. Мгновение ничего не происходило, затем он обхватил мою голову за затылок и резко притянул к себе, и в следующий миг всё произошло. Я понимала, что должна ненавидеть этого мужчину, но целовала его в том проходе у стойки с товарами для домашних животных, и, наверное, за месяцы, прошедшие с тех пор, как он сюда переехал, эта цель отошла на задний план. Я позволила ему поцеловать себя и не могла, как бы сильно не старалась, найти в себе даже каплю ненависти. ГЛАВА 101 Покровы были сорваны, все в магазине нас узнали, но мы всё равно водрузили на головы пакеты и продолжили ходить по магазину. Поцелуй всё изменил, его руки постоянно были на мне, лежали на моей талии, играли с кончиками волос, его пальцы скользили между моими пальцами, когда мы останавливались у стендов с товарами. Я нашла для Коула гигантскую ковбойскую шляпу, которую c трудом, но смогла натянуть на его голову, озабоченное лицо старика на пакете теперь выглядело жутко похожим на мужиковатую версию Роберта Де Ниро. В ответ он нацепил по бокам моего пакета большие ярко-розовые серьги. — Мы такие сексуальные, — задумчиво произнесла я, позируя перед зеркалом в примерочной. Внезапно мне в голову пришла мысль, и я повернулась лицом к Коулу. — Фотобудка! — Что? — он глянул в зеркало и поправил шляпу. — Боже, в этой шляпе я выгляжу нелепо. — Руки Коула замерли, когда до него дошло то, что он сказал, и мы оба разразились хохотом. — Давай сфотографируемся в фотобудке, — я не собиралась отказываться от своей первоначальной идеи. — Здесь есть фотобудка? За пакетом мне не было видно, но я была уверена, что он скептически поднял брови. — В фотобудке можно сделать селфи. Ну же, — я схватила Коула за руку и потащила вместе с тележкой к отделу электроники. Я не была полностью уверена, но когда мы остановились перед отдельно стоящей кабинкой, то поняла, что была права. За раз аппарат выдавал три снимка. Мы захотели получить десять. Девушка из отдела электроники щёлкнула жвачкой и уставилась на нас, как на идиотов. Мы и были идиотами. Что-то в этом мужчине, занимаясь ли с ним сексом, целуя ли его перед камерой или спуская ночью в «Уолмарте» девятьсот долларов на всякие безделушки, заставляло меня вести себя как идиотка. Кассирша, стриженная под мальчика брюнетка, с которой я училась в школе, упаковала наши вещи, протянула Коулу его кредитную карточку и кивнула мне. Я улыбнулась ей и впервые с того момента, как вошла в магазин, подумала, не была ли она одним из «анонимных источников» из Куинси. Когда мы вытолкнули тележки через парадный вход, на стоянке было темно, электрические лампы в десять тысяч ватт не горели. И вокруг нас, насколько я могла видеть, стояла кромешная тьма. Мы остановились, скрипнув тележками, и уставились в окружающую нас черноту. ГЛАВА 102 Десять минут спустя, загрузив покупки на заднее сиденье грузовика, мы выяснили, что отключение электричества было вызвано аварией на электростанции. Мне бы хотелось разузнать больше подробностей, но излишняя болтовня означала для меня зря потраченное время. Мне рассказал об этом на заправке Карл. Я понимающе кивнула и спросила его, можно ли купить шоколадные батончики «Ролос» за два доллара по акции. Оказалось, что нет. На обратном пути к Коулу мы проехали мимо съёмочного комплекса. Он поговорил с сотрудниками службы безопасности, которые заверили его, что они будут тщательно следить за любыми вандалами, которые могут появиться, воспользовавшись отключением света. Мы тронулись и поехали, а я фыркнула. Вандалы? Это Куинси. Если парни ожидали неприятностей, то им предстояла впереди долгая ночь. Мы сделали последний круг по городу, затем медленно поехали назад, фары были включены, наши глаза внимательно всматривались в дорогу. Когда мы подъехали к белому зданию, освещённому лунным светом, я кинула взгляд на свой дом и подумала о маме. В это время ночи она уже спала. И даже не знала об отключении электроэнергии, но мне было странно думать о ней одной в этом доме. Как только я уеду, она останется совсем одна. Эта мысль, как и все предыдущие, тоже казалась непривычной. Но я привыкну. Мне придётся. Вполне естественно, что, когда птенцы вырастают, они покидают гнездо. Мы расположились на полу в гостиной Кирклендов. Я нашла свечи и зажгла их, но, когда большую комнату наполнили блики мерцающего света, внезапно представила, как пламя лижет стену, пузырятся обои, и поспешила задуть несколько свечей. Ну, вот. Сейчас горят четыре. Достаточно, чтобы видеть, просто не совсем чётко. Мы распаковали сумки в гостиной, пол был усыпан нашими вещами, Коки осторожно пробирался через эту кучу. Заметив на полу за спиной Коула его какашки, я кивнула ему и передала коробку с салфетками. Потом надела новую ковбойскую шляпу Коула и разорвала упаковку «Нердс Роуп»1 и стала жевать длинную конфету с одного конца, переставляя нашу добычу. Коул вернулся, подхватил петуха, а я вытащила пакет с горошком и протянула ему. — Насыпь немного в его ванну. Коки понравится клевать их с подстилки, — слова прозвучали неразборчиво, так как мой рот был полон сладкой вкуснятины, но Коул понял, и кивнув, схватил пакет и направился в ванную. Нам придётся построить для Коки загон во дворе. Он стал слишком большим, чтобы находиться внутри, хотя Коул и хотел сделать из него домашнего петуха. Я нахмурилась, глядя на конфету. Ему. Ему придётся построить загон во дворе. Глупо считать, что мы продолжим вместе проводить время. Только потому, что секс с ним разрушил мой мир и перестроил его совершенно по-новому. Только потому, что нам было весело, мы были безрассудны и целовались в проходе «Уолмарта». Даже если моё сердце будет разбито, когда Коул Мастен покинет город, это моё дело, а не его. Вот что мне нужно было запомнить. — Там нет света. Я подняла глаза и увидела Коула, стоящего в тёмном углу гостиной, рядом с ванной комнатой. — Ну и что? — пожала я плечами. — Ему больше не нужно тепло. Он уже не цыплёнок. — Не возражаешь, если мы посидим на заднем крыльце? Пока не включится электричество? — Коул держал Коки под мышкой, как футбольный мяч. Футбольный мяч, которому он сейчас чесал грудь. Я схватила купленную бутылку вина и поднялась на ноги. — Конечно. Я захвачу стаканы. После третьего стакана, когда мы сидели, свесив наши босые ноги с крыльца, и моя голова лежала на его плече, я решила рассказать ему о том вечере. Вечере, когда проходил предсвадебный ужин. Мы потеряли Коки в темноте, время от времени откуда-то издалека доносилось его кукареканье. И каждый раз Коул запускал руку в горошек и выбрасывал горсть в траву. Следующим летом Синди Киркленд придётся, проклиная его имя, вырывать ростки гороха. В какой-то момент, где-то на втором стакане, его правая рука скользнула в мою, наши пальцы сцепились, и так там и остались. А уже на третьем стакане моя голова покоилась на его плече, и я решилась заговорить. — Это было какое-то сумасшествие, — начала я ни с того ни с сего. — То, что я сделала тем вечером. В статье написали правду о том, что произошло. — Сумасшествие — не всегда плохо, — единственное, что сказал Коул, и я была этому рада. Затем, глубоко вздохнув, впервые в жизни рассказала всю историю. ГЛАВА 103 На ферме случалось всякое. Больниц поблизости нет, а Талахасси, если возникала какая-то проблема, был слишком далеко. Так что у нас могли произойти разные вещи. И одной из таких вещей был сироп ипекакуаны. Если ребёнок или бестолковый взрослый, или животное съедали что-то, что не должны были, ипекакуана вызывала приступ неукротимой рвоты, которая избавляла организм от всякой гадости. И ипекакуана была тем, что легло в основу Моего Плана. Устроить это было легче лёгкого. В ресторане на десерт подавали крем-брюле, украшенное разными ягодами. Я налила сироп во фляжку и спрятала её под платьем, закрепив на бедре. После первых тостов, извинилась и направилась в ванную комнату, но прошла мимо неё на кухню. Там обняла Риту, шеф-повара, и вытащила фляжку. — Не возражаешь, если я придам главному столу немного дополнительного вкуса? — это оказалось очень просто сделать. Мы жили в «сухом» графстве, где продажа спиртного ограничена, и его можно найти разве что в частных домах. — Я просто притворюсь, — улыбнулась она, — что не видела тебя. Блюда пронумерованы, ваш стол под номером один. Мне хотелось бы сказать, что я колебалась, когда мои пальцы сжимали серебристое горлышко фляжки, но это было бы ложью. Два дня сдерживаемого гнева, час вежливой беседы за ужином с фальшивыми друзьями — всё это подтолкнуло меня к действиям, и через минуту я вышла из кухни, подпортив все двенадцать десертов. После этого только и оставалось, что сидеть, потягивать шампанское и наблюдать. Ипекакуана шандарахнула неожиданно. Подобно взрыву. Большая доза могла причинить вред. Я не дала своим жертвам слишком много; каждому десерту досталось около половины крышечки от фляжки. Скотт оказался, что было просто идеально, первой жертвой. Увидев, как он откусил свой первый кусочек, я поднялась, отошла на несколько шагов и прислонилась к стене, покачивая бокал шампанского в руки с недавно наманикюренными (профессионально!) ногтями. Бриджит заметила мои передвижения и бросила на меня странный взгляд, её локоть дёрнулся по привычке, чтобы предупредить Коррин. Та оглянулась, пожала плечами и откусила первый кусочек десерта. Я смотрела на Бриджит в упор, пока она не отвела взгляд, сосредоточившись на десерте, как будто это было самой важной вещью в её жизни. Что в данный момент именно так и было. Наш длинный стол стоял впереди и делил комнату пополам, с каждой стороны сидели по три пары, меня со Скоттом втиснули в центр, потому что свадьбы имеют навязчивую идею посадить жениха и невесту на самом видном месте, наплевав на необходимость свободно двигать локтями, чтобы иметь возможность разрезать стейк. Прислонившись плечом к стене, оклеенной розовыми обоями, я смотрела на большие серебряные часы, которые выглядели так, словно были здесь со времён Гражданской войны. Светопреставление началось через четыре минуты после того, как Скотт засунул первый кусочек в свой лживый рот. В этот момент он разговаривал с Бобби Джо, она сидела слева от него. Не было никаких предупреждающих знаков: Скот не схватился за живот, не зажал рот, не побежал в ванную. Он просто открыл рот, и его вырвало прямо на лиловый кардиган Бобби с низким вырезом, только подчёркивающим практически отсутствующий бюст, её крик был достаточно громким, чтобы заставить каждую голову в комнате повернуться. Я хихикнула, наблюдая за парнем Бобби Джо, её кузеном Фрэнком, когда он попытался отстраниться, отчаянно уперевшись руками в стол, но Скотт ещё не закончил, второй приступ произошёл, когда он попытался встать. Скотт отодвинул стул, подобрал под себя ноги, схватился за край стола, и тут всё опять повторилось. На ужин мы ели жареные зелёные помидоры. Кусок плохо прожёванного помидора попал в ухо шаферу Скотта, Буббе, и на мгновение там повис. Здоровяк размахивал руками, стремясь смахнуть ошмёток, но сам стал следующей жертвой и вывалил на Тару и Скотта содержимое своего желудка. Дальше события разворачивались ужасающе быстро, в течение трёх минут лекарство подействовало на всех, все головы в комнате повернулись к нашему столу, рты открылись, шёпот становился громче по мере того, как всё становилось хуже и хуже. Первой упала на пол Стейси. Громко стуча каблуками, она бежала вдоль нашего стола, прикрыв рукой испачканные блевотиной губы и подбородок, но попала в зловонную кучу и поскользнулась. Я услышала шлепок, когда Стейси в платье от Calvin Klein, которым она так хвасталась, шлёпнулась в лужу. Её крик слился с валом других, тощие ноги болтались, скользили, неоднократные попытки встать терпели неудачу. Трудно встать, если не упираться руками в пол. Но ещё труднее опустить руки на пол, когда он был покрыт содержимым желудка. Один из очевидцев рассказал журналу Variety, что это было «почти как в цирке, где происходит столько много вещей, что не знаешь, куда смотреть». Я полностью согласна с этим утверждением. Через неделю после катастрофы видеооператор спросила напряжённым от брезгливости голосом, нужно ли мне видео с места событий. В конце концов, за него ведь уже заплачено. Я взяла видеокассету, села на пол в гостиной, вставила её в DVD-плеер и начала смотреть. И вот тогда впервые почувствовала себя виноватой. Мне стало дурно. Я очень чётко увидела момент, когда согнулся бедный милый парень Тары. Увидела, как моя учительница в первом классе, старая миссис Мэддокс, пыталась, прихрамывая, пробраться сквозь толпу к выходу, как один за другим подхватывают крик пока ещё чистые гости, как фонтаном блюют подружки невесты, как жмутся невинные жертвы, пойманные в узком месте у единственного выхода. — Это было мерзко, — тихо сказала я. — То, что там творилось. На глазах у всех. Особенно в городе, где так важны внешние приличия и благопристойность. Трудно уважать человека, когда видишь, как его рвёт на твою бабулю, а потом он бежит к выходу. Это была Коррин. Девяностодвухлетняя Грэмми выбрала неудачный момент, чтобы подойти и поздороваться с ней, её хрупкие руки вцепились в кресло Коррин, и в этот момент случилась катастрофа. — А разве не для этого ты всё это сделала? Чтобы их наказать? — Да, но… я зашла слишком далеко.