— Испытывали ли вы ревность к мистеру де Лайлу? — Нет, — ответил Вик. Затем коронер Уолш перешел к Коуэнам и Меллерам и спросил их терпеливым, рассудительным тоном: — Замечал ли кто-либо из вас в поведении мистера ван Аллена какие-либо признаки, по которым вы могли бы заключить, что он испытывает ревность к мистеру де Лайлу? — Нет, — почти в один голос сказали Фил и Хорас. — Нет, — сказала Эвелин. — Конечно нет, — подтвердила Мэри. — Мистер Коуэн, сколько лет вы знаете мистера ван Аллена? Фил посмотрел на Эвелин: — Лет восемь? — Девять или десять, — сказала Эвелин. — Мы знакомы с ван Алленами с тех пор, как они сюда переехали. — Ясно. А мистер Меллер? — Кажется, десять лет, — уверенно сказал Хорас. — Значит, вы считаете, что знаете его хорошо? — Очень хорошо, — сказал Хорас. — Вы могли бы поручиться за его репутацию? — Разумеется, — сказал Фил, прежде чем Хорас успел открыть рот. — Как и все, кто его знает. — Он мой лучший друг, — сказал Хорас. Коронер кивнул, потом посмотрел на Мелинду, как будто собираясь задать вопрос ей или о ней, но Вик видел, что ему уже не хочется продолжать, не хочется вникать в подробности отношений Мелинды с де Лайлом. Уолш перевел взгляд на Вика, в глазах его были тепло и участие. — Мистер ван Аллен, вы — владелец издательства «Гринспер Пресс» в Литтл-Уэсли, не так ли? — Да, — ответил Вик. — Очень хорошее издательство. Слышал о нем, — сказал он, улыбаясь, как будто само собой разумелось, что каждый образованный человек в этой части Массачусетса должен знать о «Гринспер Пресс». — Миссис ван Аллен, вы хотите что-то добавить? — Я вам сказала все, что думаю, — произнесла Мелинда в своей излюбленной презрительной манере. — Поскольку это суд, нам нужны доказательства, — сказал коронер, чуть улыбаясь. — Если ни у кого нет свидетельств того, что данная смерть наступила не в результате случайных обстоятельств, я объявляю настоящее дознание закрытым. — Он подождал. Никто не стал ничего говорить. — Объявляю дознание закрытым с вынесением заключения о наступлении смерти в результате случайных обстоятельств. — Он улыбнулся. — Спасибо всем вам за то, что явились в суд. До свидания. Фил встал и вытер лоб носовым платком. Мелинда прошла к двери, прижимая к носу бумажную салфетку. Когда все вышли на улицу, доктор Франклин первым торжественно попрощался со всеми, чуть задержался, глядя на Мелинду, как будто хотел что-то добавить, но сказал только: — До свидания, миссис ван Аллен, — и направился к своей машине. Мелинда стояла у машины, не отнимая салфетки от носа, словно безутешная вдова. — Не падай духом, Вик, — сказал Фил, похлопывая его по плечу, и пошел к машине, как будто боялся сказать еще что-нибудь. Эвелин Коуэн положила руку на рукав Вику: — Сочувствую. Звони нам, не откладывай, ладно? Сегодня же вечером, если захочешь. Мелинда, пока! Мэри хотела что-то сказать Мелинде, а Хорас пытался ее отговорить. Потом Хорас подошел к Вику, улыбаясь и приподняв голову, будто пытаясь придать Вику мужества тем, как держится сам, и улыбкой заверить, что Вик остается его лучшим другом. — Я уверен, у нее это скоро пройдет, — сказал Хорас вполголоса, чтобы не услышала Мелинда. — Не обращай внимания. Мы все с тобой — всегда. — Спасибо, Хорас, — ответил Вик. Мэри смотрела на Мелинду, невольно кривя тонкие нежные губы. Хорас взял жену за руку, она улыбнулась Вику и, уходя, послала воздушный поцелуй. Вик придержал дверцу машины, и Мелинда уселась на пассажирское сиденье. Он сел за руль своего допотопного «олдсмобиля» и, чтобы не нарушать правила уличного движения, объехал по кругу площадь, а потом свернул на улицу, которая вела к шоссе в Литтл-Уэсли. — Я не изменю свое мнение, — сказала Мелинда, — даже не думай. Вик вздохнул: — Дорогая, хватит оплакивать малознакомого человека. — Это ты его убил! — злобно сказала Мелинда. — Меллеры и Коуэны знают тебя не так хорошо, как я, правда? Вик не ответил ей. Ее слова нисколько его не испугали — на дознании он тоже чувствовал себя вполне спокойно, даже когда прозвучал вопрос о красных пятнах на коже Чарли, но сейчас Мелинда его раздражала, ему было стыдно, и это было привычно, так что можно было ни о чем не беспокоиться. Все знали, почему Мелинда его обвиняла, почему рыдала у коронера, почему с ней случилась истерика ночью у Коуэнов. Коуэны понимали, что за отношения у нее были с де Лайлом. Чарли был ее очередным тайным любовником, которого, правда, угораздило умереть у них дома. Коуэны и Меллеры также знали, что Вик годами терпел такие сцены, что Мелинда годами лила слезы из-за несостоявшихся свиданий со всякими прохвостами и негодяями, а еще больше слез было, когда ее бросали, а Вик проходил через все это, ни на что не жалуясь, беззлобно, и всегда держался так, как будто ничего особенного не произошло, — так же, как он вел себя на дознании. Мелинда сморкалась в свежую салфетку, и на какое-то время в нем поднялось ожесточение против нее. Она получила по заслугам и бессильна предпринять что-либо против него. Если она обратится в полицию, кто ей поверит? Как она докажет? Единственное, что она может сделать, — это подать на развод. Но ей этого не захочется. Он может отказаться платить ей алименты — у него есть достаточные основания для отказа — и легко добьется, чтобы суд оставил дочь ему; правда, Мелинде, скорее всего, на это наплевать. Однако же она вряд ли предпочтет остаться без денег и вернуться в мрачный, унылый родительский дом в Куинсе. Вик остановился перед гаражом и направился в дом, Мелинда вышла из машины. Он перенес ящики с растениями обратно в гараж. Было без четверти четыре. Он посмотрел на небо — около шести прольется небольшой дождь. Он снова ушел в гараж и по одному вынес на подъездную дорожку три террариума с земляными улитками, накрытые рамками с медной сеткой, пропускавшей дождевую воду Улитки любили дождь. Наклонившись над одним из террариумов, Вик наблюдал, как две улитки, которых он назвал Эдгаром и Гортензией, медленно приближаются друг к другу, поднимают головы, целуются и ползут дальше. Вероятно, сегодня они будут спариваться под дождем, моросящим сквозь сетку. Они спаривались приблизительно раз в неделю, и Вик полагал, что они по-настоящему любят друг друга, потому что из всех улиток Эдгара интересовала только Гортензия, а Гортензия никогда не отвечала на попытки других улиток поцеловать ее. Три четверти из тысячи улиток Вика были их потомством. Они были очень внимательны друг к другу, заботясь о том, кто возьмет на себя бремя кладки яиц, на которую уходило не меньше суток. Заметив, что Гортензия откладывает яйца чаще, чем Эдгар, Вик дал ей женское имя. Вот она, настоящая любовь, думал он, пусть они всего лишь брюхоногие. В какой-то книге Анри Фабра[29] Вик вычитал, что улитки перелезают через садовые стены, чтобы найти партнера, и, хотя не проверял это экспериментально, твердо верил, что так оно и есть. 11 Чувство вины так и не возникло у Вика — может быть, потому, что ему было еще о чем подумать и чему посвятить свое время. Мелинда заявляла всем знакомым, что Вик — убийца Чарли. Это можно было объяснить шоком после смерти Чарли, но прошло уже три недели, а она все не унималась. Дома она куксилась и огрызалась на него. Судя по всему, она замышляла ответный удар, но Вик не представлял, какой именно. Кроме размышлений о дальнейших действиях Мелинды и попыток смягчить ее отношения с друзьями (что он делал, проявляя максимум галантности и сочувствия), у него было чем заняться в свободное время. Дня через три после дознания у коронера Хорас навестил Вика в типографии. Некоторое время Хорас изучал разрозненные листы с греческим шрифтом — результат дня работы, разглядывал орнамент для обложки Ксенофонта — выбранный Виком, а не тот, в который небрежно ткнула Мелинда, — но спустя пять минут заговорил о том, ради чего пришел. — Вик, я волнуюсь, — решительно начал он. — Ты ведь знаешь, что меня беспокоит? Стивен и Карлайл уже ушли домой. Вик и Хорас остались в печатне одни. — Да, — ответил Вик. — Она два раза приходила к Эвелин. И один раз к Мэри. — Да, она упоминала, что была у Эвелин, — без малейшего удивления сказал Вик. — Ты же знаешь, что она о тебе говорит… — Хорас замялся. — Она сказала Мэри, что то же самое заявляет тебе и дома. — Он помолчал, но Вик ничего не ответил. — Меня это особо не интересует, хотя ужасно, что по городу ползут слухи, но чем это кончится для Мелинды? — Она успокоится, — терпеливым тоном сказал Вик, опираясь бедром об угол наборного стола. Сквозь оконное стекло послышался голос малиновки: «Твить? Твить?» Крохотный самец сидел на подоконнике снаружи. Сгустились сумерки. Интересно, птица голодна или что-то случилось? Прошлой весной малиновки свили гнездо в низкой каменной ограде у заднего входа. — Успокоится? Ты правда так думаешь? — спросил Хорас. — Если честно, я сейчас думаю о малиновках. — Вик отошел от стола к задней двери, посмотрел на нетронутые хлебные крошки и кусочки сала, которые Карлайл утром насыпал под деревом, и вернулся к Хорасу. — Может, они просто желают нам спокойной ночи. Но прошлой весной нам пришлось отгонять от их гнезда змею. Хорас улыбнулся с некоторым нетерпением: — Вик, я никогда не мог понять, ты притворяешься невозмутимым или тебя правда ничего не волнует? — Волнует, наверное, — сказал Вик, — но не забывай: я живу с этим много лет. — Да, знаю. И не хочу вмешиваться. Но представь, что Эвелин или Мэри приходят к тебе и другим друзьям и заявляют, что их муж — убийца? — сказал Хорас, вдруг повысив голос. — Не могу. Но я всегда знал, что Мелинда другая. Хорас невесело рассмеялся: — Вик, как ты собираешься жить дальше? Она потребует развода? — Она ничего про это не говорила. Мэри что-нибудь слышала? Хорас смотрел на него почти с удивлением: — Нет. Во всяком случае, я не знаю.