Все крепко спят. Кто-то чуть слышно бормочет. Должно быть, это толстяк Эдуард: он так наедается на ночь, что на него жалко смотреть. Потом его душат кошмары… Какое тяжелое одеяло. Мартин сбрасывает его. Хорошо бы сейчас вскочить и пробежаться по комнате. Но он не хочет будить товарищей. Мартину всего шестнадцать. Крепкие кулаки, ноги, без устали гоняющие кожаный мяч, — парень как парень. Да и сон его всегда был крепок и глубок. Мартин осторожно встает с кровати. Потихоньку отворяет дверь. Она слегка скрипит, и Мартин успевает подумать, что вот Бенно, их председатель актива, уже миллион раз говорил, что дверь пора смазать. И господин Зеебург, наведываясь к ним в общежитие, не упускает случая с усмешкой заметить: «Хорошеньких я тут ращу специалистов. В автослесари они метят. Вот только дверь у них скрипит». Осторожно идет Мартин по длинному коридору. Тихо ночью в большом общежитии. Зато днем оно полно криков, смеха, пения, ругани вперемешку с ревом транзисторов. В пустом актовом зале Мартин забирается с ногами в одно из кресел у окна. Снова глядит на луну и облака. Сон не идет к нему; лоб под спутанными вихрами напряженно наморщен. Ну и денек… Впрочем, поначалу он ни чем не отличался от всех прочих дней в училище. Натянув спецовки, они разбрелись по кабинетам. Сверкал алюминий, и запах машинного масла, бензина и дизеля перекрывал легкий запах металла. Здесь они разбирают и собирают двигатели. В то утро Бенно, председатель актива, завел речь о футболе: в воскресенье вечером в городе одна из игр высшей лиги. — Может смотаемся? — предложил он. — Хватит сиднем сидеть. Велосипед, — залог здоровья. Но неожиданная новость заставила их сразу забыть и о футболе, и о пользе велосипедной езды. Собрав всех, секретарь ССНМ[2] объявил: — Вы, конечно, знаете, что сборка мотороллеров на заводе поставлена теперь на конвейер. Это здорово. Но есть закавыка. Пока что с конвейера мы получаем не больше машин, чем при ручной сборке. Вот мы и подумали: а что, если вам завтра, в воскресенье, поработать смену на конвейере? Хочется поглядеть, что можно выжать из него при желании. Секретаря зовут Губерт. Это верзила с костлявым лицом и вечно смеющимися бледно-голубыми глазами. Сперва некоторое время было тихо. Потом шумно вздохнул Эдуард: — Ну вот. А мама пирогов напекла. Никто и не подумал смеяться. Мартин стоял совсем рядом с секретарем. Он представил себе новенький блестящий мотороллер. Такой, о каком он тайно мечтает. Двухцветный, с четким обтекаемым контуром. Блестит алюминиевая отделка, и имя ему Мартин придумает непременно какое-нибудь сногсшибательное, скажем, «Старая кастрюля». А потом Мартин подумал о своем брате Йорге. Ему уже двадцать — он на четыре года старше Мартина. Йорг — здоровый отчаянный парень и завзятый мотоциклист. У него симпатичная подружка, и он гоняет на красной «Яве», из которой на шоссе запросто выжимает все сто пятнадцать. Работает Йорг бригадиром на сборке мотороллеров. С деньгами у него всегда порядок, и он не прочь прихвастнуть, особенно перед Мартином. Мартин очнулся от своих мыслей. Бенно поправил очки: — Итак, нам предстоит доказать, что конвейер может дать больше, чем дает до сих пор. Дело ясное. — Да, — сказал Губерт. — Именно так. Зачем было строить поточную линию, если сменная выработка осталась прежней? — Не очень-то они там обрадуются нашему появлению, — пробурчал Эдуард. Бенно скрестил руки на груди. — Новая техника — это более высокая производительность труда. Годами мы твердили это на уроках. Так сказать, теоретически. Теперь очередь за практикой. Тут разом поднялся невообразимый шум. Потом Губерт спросил: «Ну что, все идут?» И все согласились. Мартин промолчал, но никто не обратил на это внимания. Этот конвейер весь день не выходил у него из головы. Вот скатываются с него разноцветные блестящие мотороллеры, а вот Йорг, его брат, всегда гордый тем, что с деньгами у него полный порядок, что у него уже есть «Ява», а скоро будет и телевизор… Господин Зеебург подробно обсудил с ними порядок работы на конвейере. — Никакой спешки. Главное — ритм. — Он улыбался, как бы заранее радуясь предстоящей работе. Этой радостью он заразил ребят, да и Мартина тоже: ему захотелось немедленно бежать на завод, чтобы поглядеть, как в огромном цехе ползет лента конвейера. И после обеда Мартин оставался все так же молчалив. Была суббота, и все, кроме него, отправились в город. Вообще-то этот вечер Мартин собирался провести с Йоргом. Они хотели покататься на «Яве». Где-нибудь на пустынной дороге Йорг обещал поучить его водить. А потом… Может быть, Йорг все-таки одолжит ему денег на блестящий пестрый мотороллер. Они уже говорили об этом. Но к Йоргу Мартин не пошел. Он бросился на кровать и взялся было за книгу. Тут до него донесся знакомый резкий свист. Мартин вскочил и подбежал к окну. Внизу на улице в черной кожаной куртке стоял Йорг. Мартовский ветер трепал его черные волосы. Сверкала красная «Ява». Мартин распахнул окно. — Эй, Мартин, ты что, заболел? Мартин мотнул головой. — Я сейчас! — крикнул он вниз навстречу порывистому ветру. С тяжелым сердцем спускался он по лестнице. Йорг глядел ему прямо в лицо. Мартин сразу же заметил крытые морщинки у него над переносицей. — Привет, — буркнул Мартин. Мрачно, не вынимая рук из карманов, Йорг сказал: — Завтра несколько психов задумали перехватить наш заработок. Может, и ты тоже? Мартин потрогал руль «Явы». — Все пойдут. Ты же знаешь, — ответил он. Йорг схватил его за руку. — Не лезь! Это тебе не игрушки! — заорал он на Мартина. Мартин засунул руку в карман брюк и поднял глаза на брата. Впервые в нем шевельнулся гнев. — Чего ты хочешь? Актив идет. Что же, мне одному оставаться? Йорг вскочил на сиденье. Мартин видел, как сузились его глаза и подрагивали уголки губ. — Зачем оставаться? Послушно потопаешь за всем гуртом. Вы хоть соображаете, что затеяли? Конвейер они, видите ли, запустили. Экое нетерпение. Прямо так сразу и полные обороты. А у нас, между прочим, нет таких бедовых. Не то что вы — на лету хватаете. Все это бывшие домохозяйки, дворники и черт знает кто еще. Я-то почему из-за этого должен страдать? Хитрецы отыскались. А мне расплачиваться из собственного кармана? Мартин беспомощно мямлил: — Но это же совсем не так… Просто нам хочется, чтобы были мотороллеры… больше мотороллеров… Йорг нажал на педаль стартера. Взвыл мотор. — Подумай хорошенько! — прокричал он. — Слышишь, подумай! Или они, или я! «Ява» рванулась с места. Мартин проводил взглядом сгорбленную фигуру в кожаной куртке с развевающимися волосами. Всегда он без шлема. А носится как бешеный. Упрямец он, этот Йорг. Мартин поднялся к себе в комнату. Настроение было подавленным. Не дойдя до двери, он остановился в нерешительности: может, правда, взять велосипед и махнуть за Йоргом. Он подкатит и скажет: «Ты прав, Йорг. Есть у нас такие. Все-то им невтерпеж». Но нет, Мартин вошел в комнату и бросился на постель. Наклонившись к нему, Бенно озабоченно осведомился: — Что случилось, старик? Не хватало еще, чтоб ты заболел. Мартин покачал головой. — Просто устал. Постепенно все стихло, погас свет. Только с кровати Эдуарда слышалось шуршание бумаги. Он никак не мог расстаться с пирогами. Мартин и не думал спать. Мысль, что человек может заболеть, вот так просто взять и заболеть, сверлила ему мозг. «До сих пор я всегда был, как все. Никто не подумает меня ни в чем упрекнуть». Какое жаркое, какое тяжелое одеяло. Потом он отправился в актовый зал… Мартин съежился в кресле у окна. Все еще холодно в марте. Луна скрылась. Скрылись и облака с серебристыми краями. Черная облачная пелена затянула небо. Мартин дрожа возвращается к себе в комнату и забирается под теплое одеяло. Усталость берет свое. Но сны ему снятся тревожные. То Йорг, хриплым голосом кричащий что-то наперекор ветру, то снова Бенно, с упреком и насмешливо глядящий на Мартина сквозь гигантские очки. Смутные, тревожные сны снятся Мартину, а между тем полной луны давно уж как не бывало. Грубый веселый голос кричит: — Подъем, бездельники! Проспите все на свете! И они еще хотят что-то кому-то доказать!