Мартин чуть приподнимает веки. Посредине комнаты стоит Губерт. На нем мокрая от дождя штормовка. Как на посох, он опирается на спеленутое знамя. Мартин быстро зажмуривается. В голове у него стучит, а тело будто налито свинцом. «Я болен», — мелькает мысль, и в этой мысли для Мартина заключено какое-то облегчение. Но он тут же понимает, что это неправда. Он почти не спал этой ночью — вот и вся причина. Мартин продолжает совершенно неподвижно лежать с закрытыми глазами. Он слышит голоса товарищей, их смех и подтрунивание. — Хоть бы в воскресенье дали выдрыхнуться! — жалуется Эдуард. Бенно смеется: — Шевелись, колобок! Тебе это только на пользу! Скрипит и беспрестанно хлопает дверь. Потом все стихает. Значит, ребята уже в умывалке. И вдруг его прошибает пот. «Почему они не стали будить меня? Как будто так и нужно. Или они знают про Йорга?» — Мартин уселся в постели. У стола сидит Бенно, зашивает комбинезон. Он неторопливо поднимает глаза. Мартину кажется, что в его взгляде — понимание и раздумье. Одним прыжком Мартин вскакивает с постели. Выхватывает из шкафа полотенце. — Чуть не проспал, — бурчит он. — Сон — лучшее лекарство. Да, по такой погоде того и гляди подхватишь какую-нибудь гадость, — говорит Бенно. При этом он смеется. Мартин недоверчиво смотрит на него, обматывает полотенце вокруг шеи: — Теперь порядок. По стеклам хлещет ливень. В умывалке Мартин вслед за всеми насвистывает песенку: «Я знаю, что тебя зовут Марина…» Он гонит мысль о брате Йорге. Класс строится. Этого Губерт не предлагал. Но Бенно заявил: — Раз у нас знамя, значит, надо идти строем. Дело ясное. Он же, Бенно, и несет голубое знамя. На резком ветру мокрая материя тяжело хлопает о древко. Они поют хрипло и немного нестройно: «Мы молодая гвардия рабочих и крестьян». Мартин поет, не спуская глаз со знамени, и думает о том, что чуть попозже надо будет выйти вперед и сменить Бенно… Они подходят к цеху, и Мартин уже не поет. Перед входом он видит сверкающую влажным боком красную «Яву». Значит, Йорг здесь… Голос секретаря парткома разносится по огромному цеху. Мартин слушает вполуха, прячась за широкой спиной Эдуарда. Неподалеку от них, в тени перегородки, он обнаруживает Йорга и с ним еще нескольких. Между ними протянулась лента нового конвейера. Он похож на длинный транспортер, только с обеих сторон стопами сложено множество отдельных деталей, которым через несколько часов предстоит стать вереницей мотороллеров. Об этом-то и ведет речь секретарь парткома. Он говорит, что их сегодняшний выход на работу — дело хорошее и полезное, образно выражаясь, прорыв и они должны приложить все силы. Мартин незаметно поглядывает в сторону Йорга, на лице которого застыло холодное надменное выражение. Это выражение всегда так сердило маму, когда она еще была жива. Чаще всего оно предвещало вспышку, ярости. Повесив голову, Мартин вслед за господином Зеебургом подходит к своему участку. Ему досталось монтировать колеса. Мартин боится оглянуться. Но общее возбуждение захватывает и его. Вот сейчас вспыхнет свет и конвейер придет в движение. Вдруг Мартин почувствовал, что Йорг стоит у него за спиной. Затем он слышит голос преподавателя: «Внимание!» Вдоль линии вспыхивает свет. В это мгновение Мартин забывает о своем брате Йорге. Как и все, он завороженно смотрит на ленту, на которую устанавливают каркас. Губерт и Эдуард навешивают мотор. Их движения немного суетливы и не совсем уверенны. На остальных участках пока еще делать нечего. Первый мотороллер, постепенно вырастая, приближается к участку Мартина. Голосом, хриплым от волнения, Бенно говорит: «Еще минута-другая. Аж пальцы зудят…» И тут за спиной Мартина раздается глухой стук. Вздрогнув, он оборачивается и видит, что стопа приготовленных для монтажа передних колес опрокинута. За рухнувшей грудой — бледное лицо Йорга. Мартин понимает, что это дело рук брата. — Вот елки-моталки! — сердится Бенно. — Даже сложить толком не умеют. Давай-ка в темпе. Мартин идет к Бенно, который, не переставая ругаться, возится с колесами, и мимо него — к Йоргу. Едва слышно он говорит: — Зачем ты это сделал? Такой низости я от тебя не ожидал. Застывший взгляд Йорга, его подрагивающие уголки губ уже не пугают Мартина. Значит, Йоргу важно вовсе не то, что задета его честь. Вот оно как. — Уходи отсюда! Не мешай нам работать, — говорит Мартин и стоит перед Йоргом до тех пор, пока тот тяжело не поворачивает к выходу. Мартину хочется догнать его, схватить за плечи, встряхнуть. У него такое чувство, что не Йорг, а он теперь старший. Вместе с Бенно Мартин, сцепив зубы, собирает колеса. Как раз в эту минуту к их участку подплывал первый мотороллер. Стремительно вращаются стрелки часов на стене цеха. Мартин уже ловко орудует на своем участке. Теперь можно пустить конвейер и в более быстром темпе. Господин Зеебург останавливает часы. За конвейером выстроились в ряд разноцветные шикарные мотороллеры. Время от времени Мартин поднимает голову и поглядывает на них. «Вот тот, с черно-белым капотом, мог бы быть моим», — думает он. Горько расставаться с мечтой. Но еще горше мысль о Йорге. После смены секретарь парткома сказал: «Оказывается, стоящее все-таки дело — конвейер. Многие из этих юрких машин скоро покатят по нашим дорогам. А отправили их в путь вы. Они — ваша работа. Поразмыслите об этом на досуге, это будет невредно». Мартин уже не прячется за широкой спиной Эдуарда. Бросив взгляд на собранные ими за смену мотороллеры, он замечает возле них кожаную куртку брата Йорга. Медленно идет он вдоль ряда машин, останавливается, иногда даже приседает на корточки. Мартина бросает в жар. «Ох и упрямец же ты, Йорг, — думает он. — Но парень ты неплохой. Смотри; смотри как следует. Это настоящая работа, не халтура, факт». Когда Йорг подходит ближе, Мартин видят, что в его лице нет уже ни высокомерия, ни холодности. Строем возвращаются они в общежитие. Дождь перестал. В руках у Губерта — голубое знамя с восходящим солнцем. Оно полощется на мартовском ветру. Перевод А. Назаренко. ПОСЛЕСЛОВИЕ В каждой стране у читателей-подростков есть свои любимые писатели и любимые произведения. В советской литературе это книги Аркадия Гайдара и Валентина Катаева, Льва Кассиля и Вениамина Каверина, Николая Носова, Виталия Бианки и многих других широко известных и любимых авторов. Есть такая классика и в Германской Демократической Республике. У ее истоков стоят антифашистские пролетарские писатели — такие, как Алекс Веддинг (1905—1966), Людвиг Ренн (1889—1979), Август Лазар (1887—1970), Лизелотта Вельскопф-Генрих (1901—1979), Лило Хардель (род. в 1914 г.), которые в своих произведениях, нередко написанных в очень занимательной форме, рассказывали о трудной жизни и борьбе революционеров, о жизни ребят в других странах, о пролетарском интернационализме, о великих вождях пролетариата — Марксе, Энгельсе, Ленине, Эрнсте Тельмане и Розе Люксембург. С этими книжками входило в жизнь первое послевоенное поколение мальчишек и девчонок ГДР, чье детство еще было опалено огнем войны, тяжкой виной лежавшей на совести многих отцов и дедов. Но — строилась новая жизнь, восстанавливались руины, развивались новые, социалистические отношения. Детская и юношеская литература ГДР пополнялась новыми книгами, в которых находила отражение и послевоенная действительность, книгами Эрвина Штритматтера, Бенно Плудры, Франца Фюмана, Курта Давида, Фреда Родриана, Гюнтера Гёрлиха, Герхарда Хольтца-Баумерта и других. В шестидесятые годы становятся известными Иоахим Новотный и Альфред Вельм, Уве Кант и Хорст Безелер, Маргарете Нойман и Хорст Бастиан. Произведения многих из них переведены на русский язык и на языки народов СССР. В сборник «Гитара или стетоскоп?» вошли произведения, созданные в ГДР в последние годы. Одиннадцать известных и совсем еще молодых писателей рассказывают о сегодняшних проблемах юного поколения ГДР. Тех, кто живет в городе и в деревне, в столице или в небольшом окружном центре. Выбор профессии, порой непросто складывающиеся отношения со взрослыми, даже с родителями, благополучные и так называемые неблагополучные семьи. Ведь жизнь редко протекает совсем безмятежно… Вот, например, у Эдгара в одноименном рассказе умер любимый дедушка, и мальчик долго примеряет все по одной мерке: а что сказал бы сейчас дедушка, а что бы он в этом случае сделал? Любовь и душевное тепло окружающих помогают мальчику постепенно преодолеть горе, но эти переживания не пройдут для маленького человечка бесследно: они воспитают в нем чуткость к близким, к окружающим людям, научат ценить человеческую доброту, понимать, что в жизни бывают порой и невосполнимые потери. В рассказе «Умер волнистый попугайчик» горе ребенка связано не только с погибшей по недосмотру (или равнодушию) птицей — в этой ситуации резче проступают взаимоотношения в семье, где не все так просто, и горе мальчика — отражение неблагополучия в мире взрослых, в семье. Такие рассказы, как «Умер волнистый попугайчик» Бенно Плудры или «Мозес-задавака» Ганса Вебера, интересны не только детям и подросткам, они в не меньшей степени интересны и нужны взрослым, которые порой не в состоянии понять горестей и проблем собственных детей. Я начал с грустных сюжетов. Но в этой книжке, разумеется, много и просто веселых, наивных, забавных случаев. Один из таких забавных эпизодов детства великолепно изобразил Уве Кант в рассказе «Альфред-соня» — именно такие эпизоды и заставляют позднее вспомнить о детстве как о счастливой и незабываемой поре жизни… Талантливый веселый рассказ Петера Брока «Почему мне пришлось променять Тео на папу», о взаимоотношениях учеников и учениц выпускных классов, пожалуй, как никакой другой убедительно показывает, насколько проще разрешаются сложные возрастные проблемы, когда ребенок растет в дружной трудовой семье, где чуткость и внимание друг к другу проявляют не только в дни рождения. Многие писатели рассматривают подростковые проблемы в широком контексте современной социальной действительности ГДР. Таковы повести Руди Бенцина «Гитара или стетоскоп?» и Иоахима Новотного «Прощальная мелодия детства» (из которой в сборнике опубликовано только начало, намечающее контуры сюжетной линии). «Гитара или стетоскоп?» — удачный и многообещающий дебют молодого прозаика, сразу же получивший широкое признание в ГДР. Главный герой повести, — выпускник средней школы Балтус Прайсман, сын известного писателя. Балтус хочет всего добиться сам, не пользуясь именем и связями отца. До окончания школы Балтусу было совершенно очевидно, что он хочет стать врачом. Но прием в медицинские вузы для выпускников школы ограничен, и даже при высоком среднем балле Балтус не проходит по конкурсу. И тут же набегают соблазны: его приглашают гитаристом в молодежный ансамбль, а во время случайной поездки к Балтийскому морю он знакомится с девушкой, и знакомство это на поверку оказывается вовсе не мимолетным, а может быть, даже и решающим. И вся жизнь завязывается вдруг в тугой «взрослый» узел, где каждое опрометчивое действие и каждый незрелый поступок могут отозваться болью в чужом, но нет, вовсе уже не чужом, а близком и родном сердце. Вчера еще школьник, ребенок, а сегодня — взрослый, самостоятельно решающий свою, и не только свою, жизнь человек… Возможно ли такое? Пожалуй, невозможно. Повесть Руди Бенцина привлекает еще и потому, что автор не форсирует возмужание своего героя — Балтус отзывчивый, непосредственный юноша, попадает порой в ситуации, требующие обдуманных и взвешенных решений, на которые он еще объективно не способен. Мы не знаем, станет ли Балтус Прайсман врачом или музыкантом, не знаем, как сложатся его отношения с Симоной. Но по ходу чтения повести возникает и крепнет уверенность, что юноша найдет свою дорогу в жизни и его новые отношения с людьми упрочатся, потому что он не избегает трудных проблем, не боится ответственности, готов к поиску правильных нравственных решений. Может быть, он станет и врачом и музыкантом… Почти все произведения, вошедшие в сборник, написаны в ясной реалистической манере, хотя всем им присуща своя тональность и у каждого из авторов есть своя, индивидуальная, манера письма. Некоторое исключение представляет рассказ Клауса Буркэ «Три ягоды шиповника», выдержанный в сказочной, а точнее, притчевой манере. Это рассказ о девушке, о мечтах и действительности, О возвышенных идеалах и реальных обстоятельствах жизни. Сборник «Гитара или стетоскоп?» показывает направление гуманистической мысли современных писателей ГДР и их заботу о том, чтобы молодое поколение вступало в жизнь нравственно подготовленным и идейно стойким, душевно отзывчивым и духовно зрелым. А. Гугнин