– Не надо? – переспросила она, избегая его взгляда. В самом деле, надо или не надо? Как он мог забыть о том, что должно тревожить ее весь сегодняшний день?.. Разумеется, он сделает все, чтобы… Но как объяснить на словах? – Мы подождем с этим… – наконец проговорил он, – с тем, что скрепляет брак, пока не приедем в Клайвдон. – Подождем? Саймон в удивлении расширил глаза. Не ослышался ли он? В ее голосе прозвучало явное разочарование! – Не могу же я… Не можем мы в какой-то придорожной гостинице… Я слишком уважаю вас, чтобы… Боже, что он несет?.. Видимо, она подумала так же, потому что снова переспросила: – Не можем? – Нет. – Но почему? Он уставился на нее в полном изумлении. Дафна вышла из-за ширмы и теперь стояла посреди комнаты. Темные глаза казались огромными на побледневшем лице, она нервно облизнула губы, и на это движение его тело ответило вспышкой желания. – Мне кажется… место не должно иметь значения, – опустив глаза, проговорила она с дрожащей улыбкой. О, как эти слова были созвучны с тем, что он сейчас чувствовал! Как хотелось ему бросить ее на постель, накрыть своим телом! Он даже протянул к ней руки, едва не потеряв при этом равновесие, и должен был опуститься на постель, чтобы не упасть. – Дафна! – пробормотал он в пространство. Она по-своему истолковала его жест, интонацию, с которой он произнес ее имя. – Боже, я должна была знать, – прошептала она со стоном. – Простите… О, простите меня! Простить ее? Но за что? Он поднялся с постели, на которую так неловко опустился. Проклятье! О чем она толкует? И что означает этот стон? Дафна продолжила смотреть на него с сожалением. Даже состраданием. В чем дело? Возможно, она подумала, когда он по-дурацки оступился, что у него начался какой-то припадок? Следствие неведомой ей болезни? Или она так напугана предстоящей ночью, что просто не в состоянии контролировать свои эмоции? – Дафна, – мягко произнес он, – что с вами? Она стремительно приблизилась к нему, ласково провела рукой по его щеке. – Я так бесчувственна, – вздохнула она. – Мне стыдно, поверьте… Я должна была понять гораздо раньше. – Что понять? О чем вы? Ее рука оторвалась от его лица и замерла. – Понять, что вам… что вы не можете… это… – Что «это», черт возьми? Она снова опустила глаза, сцепила пальцы рук, чтобы унять дрожь. – Пожалуйста… – прошептала она. – Пожалуйста, не заставляйте меня произносить этого вслух. Саймон почувствовал, что гнев его переливается через край. – Вот из-за таких ш-штучек, – проговорил он, заикаясь, – из-за эт-тих д-дурацких п-причуд многие мужчины не хотят жениться! И я их п-понимаю! Его слова были в большей степени обращены к самому себе, но Дафна не могла не слышать их и застонала еще сильнее, закрыв лицо руками. Саймон отвел ее руки в стороны и крикнул: – Какого черта! О чем вы стонете и сокрушаетесь? – О том, что вы не можете… – чуть слышным шепотом произнесла она. – Не можете сделать то, что нужно в браке… между женой и мужем… Пожалуй, это было немного странно, однако именно в этот момент его желание овладеть ею возросло до предела. – Кто вам это сказал? – спросил он грозно. Поняв его слова буквально, она откровенно ответила: – Никто, клянусь вам! Я ни от кого… – Еще больше поникнув головой, она с трогательной заботой проговорила: – Но все равно я обещаю вам быть хорошей женой и никогда… никому… Наверное, в самые тяжелые годы своего детства, когда язык, казалось, заполнял весь его рот, а слова застревали в горле, не испытывал он такой беспомощности. Она решила, что у него половое бессилие? – Но п… п… – начал он и замолчал. Не хватает, чтобы к нему вернулось нарушение речи!.. Он постарался выровнять дыхание, спокойно пошевелить языком. Дафна по-другому истолковала его молчание и решила, что ее долг по возможности утешить несчастного. – Мужчины слишком серьезно относятся к таким вещам, – сказала она. – Но прошу вас, не надо… – Прекратите! Все это полная чушь! – отчетливо выкрикнул он. – Вздор! Она вздрогнула. – Что? – То, что вы слышите! – Его глаза сузились, в них промелькнула злость. – Интересно, от кого вы узнали, какие вещи волнуют мужчин? От вашего братца? – Нет, от мамы. – От вашей матушки? – В негодовании Саймон вскочил с постели. – Она объявила вам, что я импотент? Что же она говорила? – Не сердитесь так. Она ни словом не упоминала о вас, а говорила только вообще. – И что именно? – Не так уж много, – честно призналась Дафна. – Я хотела бы услышать больше. – Вот как? О чем же? – Ну, она объяснила мне, что матримониальный акт… – Ваша мать назвала это актом? – Разве его называют по-другому? А как? Саймон отмахнулся от ее вопроса и повторил свой: – И что же вам было сказано об этом акте? – Она сказала мне, что он… как бы вы его ни называли… Саймон не мог не оценить ее чувства иронии, тем более при данных обстоятельствах, и с трудом подавил удовлетворенную усмешку. – …что он, – продолжила Дафна, – предназначен для деторождения и… – Только для деторождения? – прервал он жену. Дафна нахмурилась, припоминая. – Кажется, да. Но, по-моему, мама сама не была в этом до конца уверена. – Значит, не до конца? Предмет разговора был так смутен для нее, что она не уловила насмешки. – Мама старалась объяснить, но, видно, ей было трудно говорить со мной на такую тему.