Она прикрыла ему рот рукой и воскликнула: – Перестань, Колин! Сейчас я не в состоянии думать ни о чем, кроме возможной смерти этого человека по моей вине… пусть и косвенной! – Но… – начал было Колин, однако она не позволила ему договорить: – Прошу, не пытайся меня остановить! Я боюсь сомнений, которые помешают сделать то, что я должна… Ради жизни Саймона! – Если бы он только знал, кого может приобрести в твоем лице… – с непривычной для него нежностью произнес Колин и добавил резко: – Я, кажется, сам готов убить его! Пропустив мимо ушей слова брата, Дафна проговорила: – Нам пора ехать. Стараясь быть незаметными, они выбрались из дома. Саймон направил коня по широкой аллее Риджентс-парка, бывшего до недавнего времени местом королевской охоты. Они договорились с Энтони встретиться на рассвете в самой дальней части парка, известной им по прежним прогулкам. Можно было выбрать для дуэли более близкий к их жилью Гайд-парк – в такое время вряд ли им кто-то помешает, – но здесь более надежно… Он мысленно произнес это слово и усмехнулся. Надежно умереть? Разве не все равно где? Тем более что ему не придется, если даже кто-то узнает, отвечать за свое участие в объявленной вне закона дуэли. И вообще такая кончина не делает большой чести: она не только незаконна, но и безвкусна, – однако другого пути нет. Он нанес оскорбление и словом, и действием женщине своего круга и должен ответить за это. Саймон снова усмехнулся: за то, что поцеловал ее. Не смог сдержаться, хоть и понимал, чем все это может закончиться. Приближаясь к назначенному месту, он уже издали заметил, как туда подъехали и начали спешиваться Энтони и Бенедикт. Их густые волосы развевались от утреннего ветерка, лица были мрачными. Остановив коня недалеко от них, он спрыгнул на землю. – А где же секундант? – спросил Бенедикт. Саймон махнул рукой: – Не стал никого утруждать. – Дуэль невозможна без секундантов с обеих сторон! – воскликнул Бенедикт. Саймон пожал плечами: – Не вижу необходимости. Вы привезли пистолеты? Энтони, смотревший куда-то в сторону, повернулся, подошел к нему и произнес: – Я не хочу всего этого. – У тебя нет выбора, – ответил Саймон. – Ты можешь жениться на Дафне. Вероятно, ты не испытываешь к ней любви, но, я знаю, она тебе нравится. Почему же ты отказываешься сделать ей предложение? Саймон ответил не сразу. В какой-то момент ему захотелось рассказать им то, о чем он никогда никому не говорил. Открыть им причины, по которым не считал возможным связывать себя и другого человека на всю оставшуюся жизнь. Но они скорее всего не поймут его, поскольку выросли в большой дружной семье, привыкли жить ее интересами. Они не оставались сиротами при живом отце, им не говорили, что они – позор для всего их рода и их дети наверняка будут жалкими заиками и дебилами… И это вместо того чтобы нанять ему врачей, учителей… Деньги у отца были, но он не желал – не позволяли гордыня и спесь, – чтобы в обществе стало известно о недостатках его сына. Да и какой недостаток? Это недуг, который можно и нужно лечить. Если бы не добрая миссис Хопкинс, Саймон никогда не справился бы с этим. Но вместе они победили болезнь. А потом он, несчастный брошенный мальчишка, нашел в себе силы на свой страх и риск отправиться в школу, наврать там с три короба, чтобы его приняли, и уж тогда отец изволил прислать плату за его обучение… Воспоминания молниеносно пронеслись в голове Саймона, и он осознал, что не хочет делиться всем этим с братьями Бриджертон. Им никогда не понять его ненависти к отцу, желания отомстить ему – хотя бы тем, что не будет продолжен род Гастингсов; не понять страха перед семейной жизнью… опасений, что его дети могут родиться неполноценными… Внезапно ему захотелось бросить в лицо этим благополучным, обласканным отцом и матерью братьям что-нибудь грубое, чтобы они прониклись злобой и презрением к нему, и тогда они скорее покончат с этим делом. Но грубость так или иначе задела бы их сестру, и потому он сдержался. Посмотрев в лицо Энтони Бриджертону, который был его другом еще со школьных времен, Саймон произнес: – Дело не в Дафне. Твоя сестра лучшая женщина из всех, кого я когда-либо знал. С этими словами он нагнулся к открытому ящику с пистолетами, лежавшему на земле возле ног Бенедикта, выбрал один из них и зашагал к северной стороне лужайки. – Стойте! Подождите! Герцог повернулся на крик и остолбенел. Дафна скакала через лужайку, низко пригнувшись в седле, и на какой-то момент Саймон забыл о своем возмущении этим вмешательством в их мужские дела. Он залюбовался статной фигурой всадницы, ее изящной посадкой в седле. Однако к тому времени, когда она остановилась перед ним, бросила поводья и соскочила на землю, он с негодованием воскликнул: – Какого черта вы здесь делаете? – Спасаю вас! – гневно ответила она. – Дафна, вы дурочка. Не понимаете, как опасно пускать такую лошадь в галоп. Кроме того, еще немного – и вы могли бы попасть под пулю. – Глупости! – возразила она. – Вы еще не дошли до своего места. Она содрогнулась при последних словах, подумав, что это место может стать последним в его жизни. Не вполне отвечая за свои действия, он схватил ее за плечи и встряхнул. – А скакать сюда из центра Лондона в полутьме? Страшно представить, что могло случиться с вами! – Со мной был Колин, – сказала она. – Колин?.. А вот и он! Что за ребячество? Я готов отхлестать его розгами! – Вы собираетесь сделать это до или после того, как Энтони пошлет вам в сердце пулю? – с горечью проговорила она. – Бриджертон! – крикнул Саймон, и три кудлатых головы одновременно повернулись к нему. – Ты глупец! – К кому из нас троих ты обратился? – уточнил Энтони, и в его тоне прозвучали прежние добродушно-иронические интонации. – Надеюсь, к Колину? – Ну а к кому же еще! – Вы считаете, что было бы лучше, если бы я остался с ней дома? – закричал в ответ младший брат. – Да! – эхом отозвались Бриджертоны. – Саймон! – в отчаянии окликнула его Дафна, потому что он уже повернулся и продолжил путь на другой край лужайки. – Вернитесь ко мне! Он остановился и, обратившись к Бенедикту, произнес: – Заберите отсюда вашу сестру. Бенедикт неуверенно посмотрел на Энтони и рявкнул: – Делай что тебе говорят! Бенедикт не сдвинулся с места. Он явно колебался, переводя взгляд со своих братьев на сестру и на человека, оскорбившего ее. – Ради бога, уведите ее, Бенедикт, – попросил Саймон. – Нет. – Бенедикт сложил руки на груди. – Она имеет право голоса. Мы должны принять во внимание ее доводы. – Да что с вами происходит? – нервно крикнул Энтони братьям. – Саймон, – вступила в разговор Дафна, подходя к нему, – вы должны выслушать меня. Ее рука коснулась его рукава, но он сделал вид, что не заметил этого. – Дафна, – проговорил он, не глядя на нее, – все уже решено. Вы не можете ничего изменить. Она бросила умоляющий взгляд на братьев. Колин и Бенедикт, казалось, были на ее стороне, лишь Энтони выглядел как разгневанное божество. Нет, не только Энтони. Саймон тоже не желает ничем помочь ей. И себе. Что же делать? В отчаянии она вдруг набросилась с кулаками на Саймона и угодила ему в глаз, но, слава богу, не в тот, под которым темнел синяк от удара, нанесенного несколько часов назад ее братом. Саймон отпрянул и не смог удержаться от крика: – Что с вами? – Падайте на землю! – прошипела она. – Сделайте вид, что вам больнее, чем на самом деле! – Я не собираюсь притворяться! – возмущенно воскликнул он и приложил руку к глазу: – Ну и удар! А с виду вы такое хрупкое создание. – Все вы глупцы! – в отчаянии закричала Дафна. – Как мало вы цените свою и чужую жизнь, как легко с ней расстаетесь! Мужчины смотрели на нее с крайне удивленным и действительно немного глуповатым видом.