Ниже шли число и роспись. Число было за три дня до аварии, до того как Максим Гальперин погиб. – Будь добр, перешли мне фото, – попросил я Павлика. – Зачем? – Я подошью его к делу о гибели твоего отца. Так надо. Он пожал плечами: – Ладно. Я смотрел, как он набирает мой номер в Вотсапе. Только бы не передумал, не испугался чего-нибудь. Его палец нажал на стрелку «переслать». Мой телефон тихонько дзинькнул. Уф, слава богу. В дверях завозился ключ. – Мама, – обрадовался Павлик. – Ну здрасьте. – Анна стояла на пороге с двумя огромными сумками продуктов. Явно там были не одни сосиски, из одного пакета торчала палка копченой колбасы, из другого хвостик ананаса. – Я и не сомневалась, что вы заявитесь сюда, – сказала Анна и поставила пакеты на пол. – Мне еще тетя Катя во дворе сказала, что у нас гости. Ну что, проверили бабку? – Проверил. – Довольны? Почему бы теперь не оставить нас в покое? – Вашу добрую бабушку-фею зовут вовсе не Галина Маякова, а Нонна Красникова. Ведь так? Она отшатнулась от меня к двери. – Что за чепуха? Какая еще Нонна Красникова? – Свекровь Марины Красниковой, которая якобы сбила вашего мужа. – Павлик… выйди. Поди в комнату… – слабым голосом проговорила Анна. Мальчик кинул на нас любопытный взгляд, однако послушно скрылся за дверью. Впрочем, я не был уверен, что он нас не подслушивает. – Я не знаю никакой Нонны, – твердо произнесла Анна, довольно быстро взяв себя в руки. – А это? – Я продемонстрировал ей экран телефона с распиской. – Это разве не ваша подпись? – Боже… откуда это у вас? Ах мерзавец! Щенок. – Она без сил опустилась на банкетку. – Начитался детективов, паразит. Это ведь он вам прислал, Павлик? Я кивнул: – Анна Николаевна, я думаю, вам стоит самой все рассказать, как есть. Чистосердечное признание смягчает вину. – Это не я! – Анна вскочила. – Не я! Я ни в чем не виновата. Это все она, эта Нонна. Она придумала, подговорила Макса. Я ничего не знала! Они с Максимом сказали мне, что Нонна должна вернуть какой-то долг, какой якобы брала когда-то у Макса, когда он был еще здоров. – И вы поверили этому? Особенно когда Максима не стало через три дня. – Не очень поверила. У Максима никогда не было таких денег. Но я не виновата, правда. Идите к Нонне, допрашивайте ее. Я не отвечаю за действия ее и мужа. – Действительно, за действия мужа вам уже не ответить. Но деньги-то вы взяли, выждав безопасное время. И купили на них дом. – Я не виновата, – снова, как попугай, повторила Анна. Я понял, что дальнейший разговор бессмыслен. – Ладно. Я пойду. Вас вызовут. – Дело закрыто. – Его откроют. Не сомневайтесь. Вашей расписки и показаний соседки хватит, чтобы его открыли заново. – Кати? Вот стерва. – Анна выругалась. Я захлопнул дверь. 39 Теперь оставалась Нина. Собственно, не так уж она была и нужна: есть свидетель в лице старухи-соседки, есть документ в виде расписки – этого достаточно, чтобы дело вернули на доследование. Там допросят и Нонну, проверят все ее денежные операции за последнее время, наверняка найдут какую-нибудь крупную имущественную продажу. Плюс очная ставка с Анной – и дело в шляпе. Все-таки я решил съездить к Спешневой домой, посмотреть ей в глаза, спросить, не стыдно ли было рушить жизнь подруги. Однако Нины дома не оказалось. Я подумал, вдруг она снова ошивается у порога Красникова. Только я собрался ехать туда, как вдруг увидел Нину – та брела к подъезду. Так медленно, словно улитка, нога за ногу. Я терпеливо ждал, пока она подойдет. Наконец Нина приблизилась ко мне, и я удивился произошедшей с ней метаморфозе. Она была совершенно трезвой, бледное и опухшее лицо почти без косметики. Не замечая меня, Нина прошла мимо и остановилась у двери подъезда, скрючившись и прикрыв ладонью рот. Так она стояла с минуту или чуть больше. Затем выпрямилась и глубоко вздохнула. Ничего не понимая, я подошел к ней поближе. – Здравствуй, Нина. Она равнодушно взглянула на меня и вяло произнесла: – Здравствуйте. Я не поверил ушам – она называла меня на «вы». А, впрочем, ну да, она же была трезва. – Как дела с Сергеем? – спросил я ее, чтобы как-то начать разговор. Вместо ответа она как-то странно поморщилась и снова прикрыла рукой рот. – В чем дело? Тебе нехорошо? – Меня… тошнит… – выдавила она и тут же отвернулась, согнувшись пополам. Я смотрел, как содрогается ее тело, и в голове моей возникла догадка: – Ты что, беременна? Она, не оборачиваясь, кивнула. Я подождал, пока ее желудок до конца извергнет свое содержимое. – От Сергея? – Да. – Она вытерла рот рукой. – Какой срок? – Два месяца. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. В ее глазах читалось страдание. Я понял, чего она боится. Ребенок, зачатый в беспробудном пьянстве, вполне мог родиться неполноценным. – Может, тебе стоит избавиться от беременности? – спросил я мягче. Она помотала головой. – У меня отрицательный резус. Аборт делать нельзя. Я кивнул. Нина наказала себя сама. Мало того что Сергей никогда не женится на ней и ребенок будет расти без отца. Так еще и больной ребенок, возможно. – Иди домой, – сказал я Нине. – Иди и постарайся отдохнуть. Возможно, все еще обойдется. Она всхлипнула без слез и начала набирать код домофона, но вдруг остановилась. Посмотрела на меня потухшим взглядом. – Вы хотели знать, кто мне платил? Так вот, я скажу. Это мать Сергея, Нонна! Она хотела, чтобы мы с Сережей стали любовниками. Чтобы они с Маринкой расстались. Я… я дам показания на Нонну. Все расскажу. Все. Ненавижу ее! Тварь! Ее глаза сверкнули. Она быстро распахнула дверь подъезда и скрылась за ней. 40 …Нонна домыла пол, выжала тряпку, вылила ведро с грязной водой в унитаз и поставила швабру в каптерку. Ее рабочий день окончился, можно было идти домой. По дороге она заглянула в магазин, купила себе на ужин баночку икры. Нонна обожала икру с самого детства, когда она была для нее недоступна по причине крайней бедности…