Некоторое время они молча смотрят друг на друга. Сумангуру садится и опирается локтями на колени. – Это ваша сестра, не так ли? – медленно произносит он. Таваддуд вспоминается день, когда Дуньязада вернулась от сплетателя. Её глаза были глазами другого существа, не той Дуни, которая росла вместе с Таваддуд. Тошнота подступает к горлу. – Предполагалось, что сопровождать вас будет она, а не я. Поэтому Быстрые меня и не тронули. – Вы считаете, ваш отец обо всём знает? Таваддуд качает головой. – Он Кассар Гомелец. После смерти моей матери его единственной заботой стал Сирр. Он половину своей жизни работал над Аккордами. И он никогда не причинил бы вреда госпоже Алайль. – Понятно, – кивает Сумангуру. – Земля когда-то была… яблоком раздора между нами и зоку. Во время Протокольной войны мы заставили их отступить и пришли сюда. Они определенно заинтересованы в том, чтобы насколько возможно ограничить нам здесь доступ к гоголам. И они вполне могли использовать вашу сестру, чтобы избавиться от Алайль. – А что вы думаете о нападении на птичий вольер? – Полагаю, её обеспокоил тот факт, что агент Соборности подобрался к ней слишком близко. И по той же причине она хотела, чтобы вы установили мне это устройство. – Он протягивает шкатулку Таваддуд. – Не сомневаюсь, что в нём уже начался процесс самоуничтожения. Жаль, я мог бы попытаться определить, какими именно зоку оно было изготовлено. Таваддуд зажмуривается. – Она намерена разрушить мечту отца. Если только я её не остановлю. Но я не могу прийти к отцу без доказательств. – Можете ли вы довериться кому-то ещё в Совете? Абу. Но ведь это Дуни хотела, чтобы я с ним встретилась. Нет, я не позволю отнять его у меня. Она качает головой. Сумангуру улыбается. – Что ж, думаю, вам придётся справляться самой. – Не хочу никого обидеть, но и вам, господин Сумангуру, я тоже не могу доверять. – А вы и не должны. Но это не означает, что мы не можем помочь друг другу. Если мы отыщем джинна, убившего Алайль, возможно, он выведет нас на вашу сестру. Зайбак пытался предупредить меня. Он всё понял бы. По крайней мере, тот Зайбак, каким он был. Холодная решимость охватывает Таваддуд. Она вспоминает древние истории о сделках с дьяволом, о тёмных существах, предлагающих невинным в обмен на душу всё, что они пожелают. Она всегда полагала, что это всего лишь ловкий трюк, с помощью которого похитители тел заставляют своих жертв расслабиться. Но есть и другие истории, в которых сестра, которую никто не любит, в конце концов спасает положение. – Его зовут Аксолотль, – произносит она. – А, тот, что из детской сказки. Понятно. И как же мы сможем его поймать? У меня есть кое-что, что поможет удержать его, но для начала необходимо его найти. Сумангуру показывает небольшой предмет, по форме напоминающий пулю. Таваддуд прижимает пальцы к вискам. Сплетение всегда оставляет следы. – Мы уже нашли его, – говорит она. – Часть его сохранилась во мне. Надо только придумать способ, как с ним поговорить. В Сирре есть одно место под названием Дворец Сказаний. Там нам помогут. Но пойти туда надо сегодня же ночью. – А как вы собираетесь незаметно выскользнуть из дворца? Таваддуд горько усмехается. – Это очень легко, господин Сумангуру. Я прекрасно научилась убегать от отца. Но вам это может не понравиться. – Что вы имеете в виду? – Как я понимаю, вы не в восторге от высоты. 17 Миели и Земля Сюдян хотела попасть на Землю. И в то время Миели не могла понять почему. Они только что встретились – на строительстве, во время Большой Работы. У обитателей кото Хильяйнен существовал обычай по достижении совершеннолетия выходить наружу, в темноту, и с помощью вяки видоизменять ледяные глыбы – строить новые жилища или изготавливать что-то ещё. Они стремились доказать, что из грубого материала, которым больше не интересовались алмазные разумы, можно создать нечто ценное, хотели продемонстрировать огромный ледяной средний палец чопорным богам Внутренней Системы. Это бабушка послала ясноглазую Сюдян из кото Кирккаат Кутойат[26] работать вместе с Миели. Бабушка сказала, что это экстремальное программирование, древняя традиция (значит, этим занимались и люди из грязи): два разума работают вместе, наблюдая друг за другом и корректируя друг друга. Сначала Миели восприняла это как оскорбление. Но затем обнаружила, что другая девушка лучше неё умеет преследовать блуждающих предков, которые странствовали по ледяным переходам, словно фононы или случайные электрические заряды, и мешали росту кристаллов, оставляя после себя сосульки, напоминающие символы плодородия. Сначала девушки видоизменяли лёд, просто чтобы почувствовать его, – создавали игрушечные замки и загадочных чудовищ. Они даже позволили предкам оживить одно из своих произведений, назвав его минотавром. И когда маленькая Варпу пришла навестить их, ей позволили бегать по лабиринту, ускользая от медлительного монстра с огромными клыками. Малышка визжала от восторга. Но в конце концов у них начала формироваться Большая Идея того, что им действительно хотелось сотворить. Они назвали это Цепью. Сотня ледяных шаров, тщательно обработанных, украшенных замысловатыми узорами, притягивающими взгляд и вызывающими головокружение. Шары свободно соединялись между собой юпитерианскими ку-нитями и медленно кружились в гравитационном колодце размером с Луну, называемом Похья[27]. Третичная структура, которую после этого они смоделировали из белка, обеспечила локальные минимумы функции Лагранжа Цепи, что позволило ей сворачиваться в причудливые фигуры, напоминающие мифические существа, цветы и фракталы. Работа шла медленно. Темнота царила здесь повсюду, даже в защитных блистерах и в ледяных стенах маленького садика, созданного Миели. Она осветила его солнечным зеркалом и заполнила растениями в состоянии невесомости, что напоминало ей бабушкин сад. Сюдян сказала, что это проявление слабости, и жила в своём блистере, превратив его в экосистему с водорослями и дыхательными нанотрубками. А когда она облетала растущую Цепь, её лицо пылало яростной независимостью. Девушкам приходилось подолгу ждать. Ждать, пока Цепь изменит конфигурацию, ждать, пока вяки во льду окрепнут и выполнят напетые им задачи. А во время ожидания они беседовали. – Я не хочу стать призраком во льдах, как наши предки, – говорила Сюдян. – Есть места получше. Когда я была маленькой, к нам в кото приезжал посол с Юпитера. Он был как семечко, готовое дать росток. Мы принесли еды, а он взамен подарил нам видения. В них показывались места, где можно обрести настоящее бессмертие, а можно жить сразу несколькими жизнями. Мне всё равно, что скажут старейшины. И мне нет дела до пятидесяти названий льда. Я хочу жить. Хочу увидеть Внутреннюю Систему. Хочу увидеть небесные города на Венере. Хочу увидеть Землю. В кото Миели дети тоже рассказывали сказки о Земле. Это место обжигающего пламени, место страданий, где туонетары [28]привязывают грешников верёвками-змеями и секут железными цепями, где несчастные пьют тёмную воду и забывают, кем они были. Это место, где росло Великое Дерево, но его срубили. Там жил народ её кото, пока Ильматар не вынесла его из огня. Миели предпочитала слушать истории о Сеппо – мега-строителе, который посредством песни создал изо льда космический корабль и в поисках любимой улетел в другую Галактику. Или о Лемми, который украл одну из двенадцати жизней Куутар, проглотил её, а потом взорвался и стал первым из Малых Солнц. А после историй о Земле её всегда мучили кошмары, в которых она карабкалась по берегу тёмной реки, на тело давила тяжёлая длань гравитации, лицо царапала грубая речная галька, а туонетары преследовали её, но ни убежать, ни улететь она не могла. – Почему ты хочешь отправиться именно туда? – спрашивала Миели. Сюдян смеялась: – Могу поспорить, ты веришь всем этим сказкам, не так ли? Их выдумали наши старейшины. И я вижу, что ты воспринимаешь их всерьёз. Но ты во всём должна быть лучше остальных. Ты ведь не из Оорта. Ты оброчное дитя, отданное на воспитание. А неофиты всегда становятся самыми страстными верующими. – Мне запрещено об этом говорить, – отвечала Миели. – Один из предков дал мне книжку, очень старую, ещё с Земли, – продолжала Сюдян. – Там рассказывалось о ребёнке, воспитанном предшественниками людей, обезьянами. Он стал их королём. И я всегда думала, что ты чувствуешь себя точно так же. Ты умнее, лучше и сильнее. – Сюдян делает паузу. – И красивее. – Я не хочу быть королевой. – Тебе необязательно становиться тем, кем ты не хочешь быть, – сказала Сюдян. – И необязательно верить всему, что тебе говорят. – Но почему именно Земля? Что там такого? – Я не знаю. А тебе не хочется это выяснить? Что там такого ужасного, чтобы скрывать это за страшными историями? – Это ересь, – возмутилась Миели. – Нет, – возразила Сюдян. – Ересь – это то, что ты сидишь здесь рядом со мной в световой секунде от всех других живых душ, пожираешь меня глазами и ничего не предпринимаешь. Она поцеловала Миели, и под гладкой холодной оболочкой блистера разлилось неожиданное тепло. А затем Сюдян отстранилась и рассмеялась, видя изумлённое выражение лица Миели. – Вперёд, королева обезьян, – крикнула она. – Цепь сама не свяжется! Миели последовала за Сюдян. Но до Земли они так и не добрались. Интересно, что подумала бы о ней сейчас Сюдян, гадает Миели, глядя на Землю из кресла пилота. Голубой шар покрыт паутиной теней, словно белизну и лазурь рассекают острые чёрные лезвия. Тёмные линии отбрасывает Ковш – сеть из серебристых дуг на геостационарной орбите, охватывающая планету гигантским черпаком диаметром больше ста тысяч километров. Серебряная сетка разомкнута, и кажется, будто вокруг голубого глаза медленно смыкаются две руки скелета. Места соединений двух и более дуг отмечены ярко освещёнными шестиугольными контурами, где кипит бурная деятельность: мелькают потоки мыслевихрей, перемещаются районы и области и несколько кораблей наёмников. Серебряный Путь тонкой нитью тянется от одного из полюсов к Луне, где машины Соборности поглощают кору спутника и транспортируют добычу в клетку Земли для переработки. Милостивая Куутар, молит Миели, позволь мне не видеть всего этого. Представители Соборности неторопливо воздвигают это сооружение уже почти два десятка лет. Зачем им делать это, если не ради охраны какого-то чудовищного зла? В корабельной базе данных нет информации о цели строительства Ковша, только общеизвестные во Внутренней Системе слухи, будто сянь-ку сооружают сенсорную матрицу для повышения качества виров своих предков. Древние богини Оорта нашёптывают Миели, что ей нельзя оставаться здесь. Это запретное место. Это просто камни, говорит она себе, не решаясь молиться, не решаясь просить метамозг отключить участок разума, отвечающий за религиозный страх. Это всего лишь камни, вода и развалины. Она думает о путешествии, о сауне, об оортианском ужине – обо всех своих стараниях подготовиться к этому моменту. Она должна стать Миели, невежественным оортианским наёмником, который прилетел попытать счастья в заражённой диким кодом пустыне и заработать на службе семействам мухтасибов Сирра. Но вместо этого чувствует себя ребёнком, который очнулся от кошмара и понял, что это реальность.