– Я вижу, моя дочь не пострадала. Это хорошо. А что с нашим гостем? – спрашивает он, не оборачиваясь и изучая содержимое котла. В каком бы настроении ни пребывал отец Таваддуд, в его голосе всегда присутствует нотка скорби. – Господин Сумангуру восстанавливается после ранений, – отвечает Дуньязада. – Его Печати не пострадали, несмотря на воздействие дикого кода и выстрелы из бараки. – Возблагодарим Ауна за эти крохи милости, – говорит Кассар. – Нехорошо было бы погубить посла Соборности в этой безумной гонке над городом. – Соарецы жалуются на ущерб, нанесённый их рух-кораблям, а господин Салих поднял шум из-за гибели карина и требует… – продолжает Дуни. – С Соарецами мы разберёмся, – небрежно машет рукой Кассар. – Сейчас нам надо обсудить более важные дела, Таваддуд. У неё замирает сердце. – Молодой господин Нувас… убедил меня поручить тебе это неприятное дело. Было ли это решение правильным, ещё стоит определить. Итак. Должен сказать, что меня порадовал твой интерес к делам семейства, но для этого не стоило прибегать к шантажу. Сначала ты должна была обратиться ко мне. И в будущем станешь поступать именно так. Ты поняла? – Да. Кассар всё так же стоит к ним спиной и наблюдает за контейнерами, которые сами собой взбалтывают содержимое. – Ладно, это неважно. Молодой Абу сильно увлечён тобой, и это весьма полезно. Что же тебе удалось выяснить? Таваддуд делает глубокий вдох. Она всё время думала, что скажет отцу, и без конца подбирала нужные слова. – Госпожа Алайль умерла из-за одержимости, и тот, кто убил её, охотился за имеющимся у неё Тайным Именем. По этой же причине кто-то из членов Совета пытался уничтожить меня и господина Сумангуру, – докладывает Таваддуд. – И Кающемуся Рамзану доверять нельзя. И ещё… возможно, я знаю джинна, который наслал на Алайль одержимость. Он мог бы привести нас к авторам этого заговора. – Я имел в виду: что тебе удалось выяснить о нём? О Сумангуру. Таваддуд изумлённо смотрит на отца. В белом колпаке, с оттопыренными ушами, он мог бы выглядеть комично, если бы выражение его лица не было таким суровым. – Не понимаю. Я думала, моя задача… – С помощью этой возможности выведать информацию, которую мы могли бы использовать против Соборности. Вот в чём состояло задание, которое сначала я поручил Дуньязаде. – Но… Она не… Дуньязада ласково улыбается Таваддуд, прижав накрашенный ноготок к губам. – Дорогая сестра, разве я не говорила тебе, что это не игра? Кассар вздыхает. – Расследование для нас не так уж важно. С самого начала было ясно, что за этим делом стоят масруры. Я пригласил эмиссара Соборности совсем не для этого. Он пробует из поварёшки содержимое котла и кривит губы. – Ну а что касается Кающегося Рамзана, то он исчез. Нам было известно о его симпатиях к масрурам, хотя сам он и не является орудием мести. Я уверен, что объектом нападения был господин Сумангуру – очень жаль, конечно, что ты подверглась опасности. Однако карин и секреты, которые, по твоему мнению, ты узнала, не имеют к этому никакого отношения. Тайное Имя, вероятно, представляет определённую ценность, и ты изучишь его вместе с Херимоном, как только закончатся все эти проблемы. Но я ещё раз спрашиваю тебя: что ты узнала о Сумангуру? Таваддуд задумчиво покусывает губу. – Он… он боится высоты. – Мысли путаются и разбегаются. – А в Соборности имеются существа, называемые Драконами, у которых отсутствует самоконтроль. У него есть устройство, позволяющее захватывать сознание в вире и исследовать его. Но… похоже, это занятие не доставляет ему удовольствия, хотя он и утверждает обратное. – Она нервно сглатывает, ощущая пустоту в голове. – Я могу попытаться вспомнить что-нибудь ещё… – И это всё? – спрашивает Кассар. Он сцепляет руки за спиной и качает головой. – Я надеялся на большее. Всё это ты можешь рассказать политическим астрономам в Совете. Для нас эти сведения бесполезны. Дочь моя, мне кажется, я выполнил данное Абу Нувасу обещание. С этого момента твоей заботой станет медицинская помощь нашему гостю. Как только он поправится, Дуни продолжит расследование: она уже приготовила для господина Сумангуру немало версий, проверка которых надолго его займёт. А ты можешь вернуться к своим делам среди Бану Сасан. Это увлечение, по крайней мере, свидетельствует о твоём добром сердце. И господин Нувас станет для тебя прекрасным мужем. Таваддуд с трудом проглатывает слёзы. – А как же госпожа Алайль? Как мы найдем её убийцу? Кассар склоняет голову. – Алайль была нашим другом, и я не могу выразить, как сильно сожалею о её уходе. В своё время мы накажем за это масруров. Но она и сама хотела бы, чтобы в первую очередь мы выполнили свой долг по отношению к Сирру. Это был Аксолотль! хочется ей крикнуть. Я могу его найти. Я могу привести его к вам. Но Таваддуд не в силах заставить себя произнести эти слова. Кассар искоса бросает на неё взгляд и снова отводит глаза. – Я вижу, ты не понимаешь, в чём состоит наш долг. Когда пал Сирр-на-Небе, когда люди не знали, как быть дальше, их возглавил Гомелец. Гомелец воззвал к Ауну и заключил пакт, позволяющий нам существовать. И сегодня наша задача остаётся прежней: найти способ выжить. Крик Ярости доказал, что Аун недолюбливает Соборность. В прошлый раз, когда её представители пытались завладеть нашим разумом, против них поднялась сама пустыня. Но если слухи, доставляемые нашими агентами среди наёмников, правдивы, положение изменилось. Сянь-ку отличаются терпимостью, но другие Основатели не столь благосклонны. Кое-кто из них обладает таким могуществом, что против них не устоит и сам Аун. И теперь настало время проявить гибкость, чтобы не быть сломленными, но при этом не утратить свою истинную сущность. – Разрешить им запустить свои машины в пустыню и выкапывать души? Таваддуд срывается почти на крик. – Да, они просили именно об этом. Наш ответ будет зависеть от того, что они предложат взамен. Но мы должны изучить их, и я боюсь, что ты не тот человек, который способен разгадать этого Сумангуру. Таваддуд опускает голову, глотая слёзы. Её лицо онемело, в груди и голове гулко звенит пустота. – Если бы я могла объяснить… – шепчет она. – Довольно, – обрывает её Кассар Гомелец и снова поворачивается к кипящему котлу. Таваддуд и Дуни идут по украшенной колоннами галерее к жилым покоям. На полпути Таваддуд оставляют последние силы. Она склоняется от усталости и тяжело опускается на каменную скамью, подставляя лицо пурпурным лучам заходящего солнца. В глазах острая резь, но Таваддуд настолько устала, что не способна воспроизвести Тайное Имя, снимающее боль. Она даже не в состоянии сердиться, и язык почти не слушается её. – Ты играла мной, – шепчет она. – Сестра, – отвечает Дуньязада, – ты сама хотела, чтобы тобой играли. Не жалуйся на неудачу. Я пыталась тебе помочь. Я просила тебя не вмешиваться. Но ты не слушала. – Её лицо становится серьёзным. – И тебе грозила опасность. Ты могла погибнуть, гоняясь за Быстрыми. Какими бы ни были наши разногласия, ты должна верить, что я никогда не желала тебе зла. Моя благодарность Ауну шла от самого сердца. – Этому я верю. И тебе есть за что его благодарить. Теперь ты довольна? Непослушная Таваддуд наказана, и всё снова прекрасно в этом мире. – Пока нет. – Что ты имеешь в виду? – Мы ещё должны принять кое-какие меры предосторожности с нашим гостем, и мне пригодилась бы твоя помощь. – После того что ты устроила, ты всё ещё хочешь, чтобы я помогала тебе? Ты с ума сошла? Дуньязада любуется заходящим солнцем. – Ты хочешь исполнить свой долг члена семейства Гомелец? – негромко спрашивает она. – Я думаю, нам пора оставить наши мелкие игры: для этого найдётся время, когда Сирр будет в безопасности. Ты согласна? Таваддуд, стиснув зубы, медленно кивает. – Послушай меня. По поручению отца я уже связалась с сянь-ку. Как ни странно, но их, по-видимому, ничуть не встревожило, что посланник подвергался опасности. Как я уже говорила, здесь замешаны политические интриги, о которых мы не имеем представления. Или время: порой обнаруживается, что сообщества Соборности погружаются в Глубокое Прошлое, потом перепрыгивают через поколения в наши дни и начисто забывают о достигнутых договорённостях. – Она многозначительно улыбается. – Конечно, когда это соответствует их интересам. Она вынимает из складок одежды маленькую шкатулку и протягивает её Таваддуд. – Ты пойдёшь проведать Сумангуру, справиться о его здоровье. А пока будешь осматривать его раны, вставь это устройство ему под кожу так, чтобы его не было видно. И чем ближе к мозгу, тем лучше. Наши попытки исследовать технику Соборности после Крика Ярости были не слишком успешными. После того как это будет сделано, тебе больше не о чем беспокоиться. Таваддуд открывает шкатулку. Внутри, между металлическими зажимами, поблёскивает крошечный предмет, похожий на осколок стекла. – Для чего это нужно? – Я уже сказала, тебе больше не о чем беспокоиться. – Почему ты сама этого не сделаешь? – Потому что он доверяет тебе. И ты проявила себя как искусный доктор, если уж не политик. – Дуни похлопывает Таваддуд по руке. – Я понимаю, в это трудно поверить, но сегодня вечером ты произвела хорошее впечатление на отца. Со временем он увидит то, что вижу я: ты настоящая Гомелец. Член нашей семьи. Таваддуд прикрывает глаза. – Ты сделаешь это ради меня, правда? – спрашивает Дуни. – Если не ради меня, то ради нашей мамы? Таваддуд молча кивает. Дуни целует её в лоб. – Спасибо. А потом тебе нужно будет хорошенько выспаться. Она подносит к уху кольцо джинна и сосредоточенно хмурится. – А может, и нет. Похоже, здесь Абу Нувас, и он хочет встретиться с тобой. – Я пришел сразу, как только узнал о том, что случилось, – говорит Абу, входя в её приёмные покои. Таваддуд наскоро нанесла макияж, но тотчас всё смыла: усталость невозможно скрыть под слоем краски. Но спокойная обстановка и дружеское лицо придали ей немного сил.