«Я не люблю истории. Они всегда лгут». Это правдивая история, я тебе обещаю. «О чём она?» О любви. «Мне нравятся любовные истории». Хорошо, говорит Таваддуд и начинает рассказывать. Давным-давно жила на свете девушка, которая любила только монстров. 11 Вор и шрамы Этот вир пахнет порохом и машинным маслом. Вдали слышатся выстрелы. Я обнажён и привязан к металлическому стулу в ярко освещённом помещении. Пластиковые ремни больно врезаются в запястья и лодыжки, а в спину давят тонкие перекладины спинки. Тигр уже не тигр, а человек, он стоит в тени, скрестив руки на груди, на обезображенном шрамами лице отстранённое выражение. Затем он выходит на свет, и в его движениях всё ещё угадывается хищная грациозность тигра. – Хороший корабль, – произносит он. – Плотского, безусловно, многовато, но это мы сможем исправить. И начнём с твоей подружки. – Что ты сделал с Миели? – С оортианкой? Ничего. Это она оказала мне услугу, помогла выбраться. – Он придвигает себе стул, разворачивает его, садится и опирается на спинку, так что его лицо оказывается вплотную к моему, как прежде морда тигра. – Итак, нам пора поговорить. Я вздрагиваю. Наши разумы всё ещё заключены в Ларце. А вир находится внутри «Перхонен». В Соборности принято разделять миры и разумы. Но от этого не становится лучше. Человек-тигр медленно открывает складной нож. – Этот вир создан из моих воспоминаний, – говорит он. – Я воспроизвёл множество деталей. Хорошие аватары. Нервы, мускулы, вены. – Он пробует остроту лезвия на кончике большого пальца, и на коже, словно улыбка, проявляется алая полоска. – Другие часто забывают о плоти. Но о своём противнике никогда не стоит забывать. Он всегда здесь, даже когда ты его не видишь. Квантовому подонку это хорошо известно. Я не успеваю сдержать смех, и он вырывается изо рта вместе с капельками слюны и крови. – У тебя всегда было отличное чувство юмора, ле Фламбер, – признаёт он. – Думаю, мы не будем затягивать эту процедуру, если ты скажешь, что понадобилось от меня этой суке Пеллегрини на этот раз. – Я смеюсь не из-за этого, – отзываюсь я. – Что ж, если смех тебе помогает… Он поднимает нож, приставляет его к уголку моего глаза и начинает надавливать… – Знаешь, я ведь хотел дать тебе шанс, – говорю я, несмотря на текущую по лицу кровь. – Поэтому и оставил Врата Царства открытыми. Я верил, что у тебя были веские причины, чтобы сделать то, что ты сделал. Но теперь я думаю, что тебе просто нравится калечить людей. Он широко раскрывает глаза и делает шаг назад. Черты моего лица начинают расплываться. Тело меняется. Его Код эхом раздается в моей голове – мягкая холодная мёртвая кожа под моими пальцами. Моя усмешка напоминает тигриный оскал. Усилием мысли я растворяю стул и поднимаюсь на ноги. – Что ты сделал? – рычит он. – Возможно, я меньше, слабее и младше, но это не значит, что я не могу быть умнее. Ты правильно заметил: не стоит забывать о своём противнике. Я создал вир небесной тверди. Да, знаю, что это считается невозможным. Только если у тебя нет оортианской техники, управляемой программами Соборности. «Перхонен» – отличный корабль. Он замахивается ножом, но я уже призрак, не подчиняющийся законам вира. – Тебе надо было пройти сквозь Врата, – заявляю я. – Обезьяны не всегда лгут. Я замораживаю вир и блокирую свою связь с ним. Разрыв реальности возвращает меня в тёмный лес. Тигр замер на середине прыжка. Я подбираю свой меч, миную тигра и направляюсь к выходу. Врата возвращают меня обратно в физическое тело, оставленное посреди безумного водоворота маршрутизатора. Я подхватываю Ларец, вырываю его из хрупких объятий устройства, и в этот момент налетает стая Охотников. Рой бабочек на глазах у Миели замирает и осыпается, ухмыляющееся лицо бога из Ларца растворяется в воздухе. – «Перхонен»? – шёпотом окликает она. Я здесь, отвечает корабль. – Ты в порядке? Кажется, да. Только как-то странно себя чувствую. Как будто я заснула. – Если этот ублюдок повредил тебя, я… Миели. Охотники. Они близко. В спаймскейпе начинается настоящее безумие. «Перхонен» покрывается каракулями, словно нарисованными разозлённым ребёнком. Миели пытается погрузиться в боевую сосредоточенность, но системы корабля ещё не оправились после заражения и действуют очень медленно. Поздно что-либо предпринимать. Охотники стаей хищных рыб окружают судно, тысячи и тысячи крохотных звёздочек облепляют корабль и проходят сквозь него. Загрузочные лучи опутывают центральную каюту смертоносной паутиной, но на этот раз действуют намного деликатнее – ничего не прожигают. Они оставляют «Перхонен» и гигантской стрелой направляются к маршрутизатору. Он исчезает в ослепительной вспышке антиматерии, хищные существа рвут в клочья свадебный букет. В космосе бушуют вихри пи-мезонов и гамма-лучей. В мгновение ока конструкция зоку прекращает своё существование, и на её месте медленно расплывается облако осколков и обломков. Рой охотников проходит сквозь него и исчезает, направляясь к главной артерии Магистрали на скорости, близкой к скорости света. Вскоре вокруг «Перхонен» снова воцаряются темнота и безмолвие. Пробудившиеся вяки в её стенах снова начинают испускать голубовато-зелёное сияние. Миели, говорит корабль. Я по-прежнему принимаю сигнал Жана. Он где-то здесь. Всё ещё чувствуя оцепенение во всём теле, Миели сворачивает крылья и модули «Перхонен» в более компактную фигуру и посылает корабль в облако обломков, прожигая себе путь антиметеоритными лазерами. Вскоре они поднимают на борт ку-сферу, в которой заключён вор, в скафандре и шлеме и всё ещё прижимающий к груди небольшую чёрную шкатулку. Он не двигается. Миели отдаёт мысленный приказ снять шлем. Пузырь из метаматерии исчезает, а под ним оказывается лицо, чуть раньше воспроизводимое роем бабочек. Ублюдок. Миели извлекает из своей руки кинжал из ку-частиц и приставляет его к горлу захватчика… – Постой! Голос принадлежит вору. Но это ничего не значит. – Миели, остановись, это же я! Он говорит точно как вор. Миели замирает, но не убирает кинжал. – Что произошло? Покрытое шрамами лицо трансформируется в блестящее от пота лицо вора с угольно-чёрными бровями и впалыми висками. – Я заполучил Коды Основателя Сумангуру. А песнь, внедрённая в камень зоку, была тем же трюком, что и в случае с Ченом, с той лишь разницей, что на этот раз он сработал. Вир, изображавший небесную твердь, служил ловушкой. И охотники, как мне кажется, тоже принадлежали ему. Я велел им оставить меня, и всё получилось. Вор говорит торопливо, едва переводя дыхание. – Ты ничего не добился, негодяй, – отзывается Миели. – Неважно, – отвечает вор. – Мы победили. И у меня есть план. Несколько мгновений Миели молча смотрит на него. Затем берёт из его рук Ларец. Вор не сопротивляется. Она медленно разламывает шкатулку. Чёрные обломки разлетаются во все стороны, как на негативном снимке крошечной медленной новой звезды. – Ты использовал в качестве приманки «Перхонен», – бросает она. – Да. – Ты едва не убил нас всех. Или ещё хуже. – Да. Она отталкивает его. Вор уплывает на противоположный конец каюты, на его лице выражение вины. – Убирайся от меня к чёрту! – восклицает она. Измученная Миели скрывается в рубке. Она упивается своим гневом и проверяет все системы «Перхонен», желая убедиться, что не осталось никаких следов бога из Ларца.