– Они считают, что тебе следует отдохнуть. Хорошо, что ты уже можешь вставать, но они лучше знают, сколько времени нужно приходить в себя после встречи с жонглерами. – Они? – Мой голос прозвучал странно, и я коснулся горла, будто там что-то застряло. – Ты жив, Пинки! Какое счастье! Увидев перевернутую лодку… – …И зная, какой из меня пловец… – Он кивнул. – Будь с ними подобрее, Сидра. Мы вовсе не хотим показаться плохими гостями и сорвать переговоры. Наши хозяева оказались любезнее, чем мы могли ожидать, особенно после того небольшого недоразумения в море, но вряд ли стоит испытывать судьбу. – Я не… – Я замолчал, внезапно усомнившись в самом себе. – Ты не?.. – Мне хотелось сказать, что я не Сидра. Но это было бы глупо. Я Сидра. – Я шагнул к кровати, и взгляд снова упал на кончики пальцев. – Я – это она. Я Сидра. – Рад, что ты не сомневаешься. – И мне кажется, произошло нечто невероятное. У меня вдруг подкосились ноги – то ли из-за перемещений комнаты, то ли из-за того, что я потерял всякую уверенность в себе, – и я опустился на кровать. Передышка оказалась относительной, поскольку кровать двигалась вместе с комнатой. У меня закружилась голова, и показалось, будто я потерял связь с самим собой. – Что случилось с Уорреном? – Вонючка не вернулся. – Ты уверен? – Буря усилилась. В лагуне разразился настоящий ад. Я спрятался в лодке и попытался переждать, но в конце концов меня выбросило в воду. Какое-то время я бултыхался, пытаясь не утонуть. Что было после, не помню – до того момента, когда пришел в себя. Меня поддерживали на плаву двое местных. Не знаю, как я до них добрался и что произошло со сгустком. Они почти ничего не говорили, просто успокаивали, чтобы я не дергался. Это были те самые, на которых мы наткнулись раньше, – а значит, мне повезло вдвойне, учитывая, как мы с ними обошлись. Пинки опустился в кресло. Необычной формы, к его фигуре оно подходило не лучше, чем к моей; его ноги нелепо болтались по обе стороны. – Они всего лишь пытались предупредить нас об опасности. Как оказалось, у них хорошие отношения с жонглерами, что-то вроде дипломатических связей. Они знают, когда можно плыть к сгустку, а когда не стоит. Пожалуй, надо было внимательнее отнестись к их совету, когда была такая возможность. – Думаешь, мы потеряли Уоррена? – Лишь двое вышли из этой бури живыми, Сидра. Ты и я. Пловцы искали вас с Уорреном. К тому времени, когда ты добралась до лодки, они уже нашли его тело. – Он не умер, Пинки. Он часть меня. Он наморщил рыло и, наклонив голову, уставился так, будто я стал жертвой дурацкого розыгрыша. – Я всего лишь свинья и не знаю толком, что может случиться во время танцев с жонглерами. Но тебе все-таки придется объяснить. – Я встретился с Невилом. Говорил с ним и назвал слово, которое знал только ты. Сидра… могла как-то в этом участвовать? – Никому не известно, в чем участвовала Сидра. – Он ущипнул себя за лоб. – Погоди-ка… Кто сейчас говорит? Кто ты, по-твоему? – Думаю, я одновременно и Сидра, и Уоррен, – осторожно ответил я, чувствуя, что должен поделиться с ним соображениями. – Я отчетливо помню, как мы с Сидрой плыли в лагуне. Потом я потерял из виду и ее, и тебя. Но я также помню, что я была Сидрой до того, как все началось. Помню, как дрейфовала в космосе и ждала, когда он меня найдет. Помню, как меня поймал Иоанн Богослов и мне казалось, что я умру там, в обществе безумного капитана и реанимированных им трупов. Ту песню, которую он постоянно пел, насчет седьмой печати… – Я вздрогнул, будто обрывки воспоминаний цеплялись за меня, увлекая назад, в бездну кошмара. – Это была я. И это был я. На вопрос, кем я стал, Скорп, нет простого и однозначного ответа. Он медленно кивнул. Должно быть, понял или по крайней мере поверил. У меня не имелось никаких причин лгать, как не имелось причин приписывать мое раздвоение личности посттравматическому шоку. – Опять ты называешь меня Скорпом. Возвращаешь в прошлое, о котором я предпочел бы забыть. – Даже не думал. Я давно тебя знаю – достаточно давно, чтобы имена не имели никакого значения. – Об этом только мне судить. Ладно, пока примем все как есть. Следующий вопрос. Извини, если я слишком туп даже для свиньи. Какого хрена это вообще случилось? – Извини за не меньшую тупость, – рассмеялся я. – Не имею ни малейшего понятия, друг мой. Не считая того, что Невил поклялся убить Уоррена, если тот когда-нибудь вернется на Арарат. Возможно, таким образом исполнилось его обещание – в смысле буквы, если не духа. – У Сидры не было права голоса? – Я ничего не помню о том, что стало с Сидрой после того, как мы потеряли друг друга в лагуне. Но нам известно, что Сидра раньше сильно пострадала. Возможно, это был наилучший вариант для нас обоих – подшить к Сидре Уоррена, чтобы создать целостную личность. Пинки покачал головой: – А я-то думал, что запасы всякой странной хрени во Вселенной уже исчерпались. Я едва заметно улыбнулся: – Все еще более странно. Мне кажется, в нас есть и частичка Невила. Не вся его личность, а несколько ее осколков. Вполне достаточно, чтобы помочь нам сделать то, что еще предстоит. – Хочешь сказать, старик в самом деле не остался в долгу? – Но мы получили то, чего хотели. Я знаю, где искать Харибду. Это ледяной гигант в системе Дзеты Тукана, примерно в шести с половиной световых годах от Арарата – чуть меньше восьми лет полетного времени. Как только «Коса» будет готова и беженцы окончательно обоснуются… Что ты так на меня смотришь? – Нам нужно поговорить о беженцах. И о наших хозяевах. – Это был мой следующий вопрос. Они в самом деле настолько дружелюбны, как ты говоришь? – С учетом возможного недопонимания при общении – думаю, они на нашей стороне. – Полагаю, это лучше, чем иной вариант. Кто они и как здесь оказались? – Все не так просто, и, думаю, тебе все-таки нужно отдохнуть. Мы договорились не слишком тебя утомлять. Не важно, кто ты теперь, но силы тебе понадобятся. – «Мы» – это кто? – Со мной Роза-или-Нет и Баррас. Мы зовем себя временным плавучим посольством. Пловцы называют это место Марл, – думаю, это самое большое из поселений, но не единственное. Остальные наши в Первом лагере. Когда пловцы увидели лодку и поняли, что происходит, они послали другую группу на остров, чтобы установить контакт. – Чего они ожидали? – Пока мы не пустились в путь на лодке, они не знали, что мы высадились на планете. Мы не видели их, а они нас. – Он пожал плечами. – Что случилось, то случилось. Пловцы постарались обеспечить нам весь возможный комфорт, но я почти непрестанно страдал от морской болезни. Знаешь, сколько блевотины может извергнуть свинья? – Говорят, помогает, если шире расставить ноги. Пинки тяжело поднялся с кресла: – Скажу, чтобы тебя покормили. Надеюсь, тебе нравится зелень, поскольку в ближайшие дни ничего иного есть и пить не придется. И почти все, что из тебя выйдет, тоже будет зеленым. – Жду не дождусь. Так что насчет беженцев? – Ешь, отдыхай, а потом поговорим. – Он двинулся к выходу, но обернулся. – Я теперь не знаю, кто ты, но исхожу из предположения, что с тобой нам будет лучше, чем без тебя. – Я тоже так думаю. – Я помедлил, кое-что вспомнив. – Пинки? – Да? – Невил сказал, что хотел тебя поблагодарить. Сказал, что скучает по тебе и рад, что ты был с ним до самого конца. И еще сказал, что ты был самым лучшим из всех нас. Пинки был прав – я нуждался в отдыхе больше, чем мне казалось. И я не до конца осознавал пределы возможностей собственного тела. Вряд ли что-то было для меня более знакомым, чем собственная плоть, и вместе с тем более чуждым. Пока я размышлял над случившимися со мной странностями, в голове у меня сидел Уоррен, но стоило ему смириться с тем, что теперь отсутствовало, и тем, что появилось, как начинала одерживать верх Сидра. Мы постоянно мелькали, сменяя друг друга, как во вращающемся зеркале, и где-то посреди этого ослепительного блеска находилась личность, в которую мы слились, – возможно, с некоторой добавкой Невила, которую он подбросил в этот мерцающий союз. Я предпочел бы пребывать не в столь своеобразном состоянии, но это было все-таки лучше, чем не существовать вообще. Время от времени мне приносили пищу. Я ел и отдыхал. Меня снабдили средствами для умывания, а при необходимости я пользовался обнаруженным внутри шкафа туалетом – своего рода спускным желобом, по которому отходы моей жизнедеятельности отправлялись в море. Сперва мне с трудом удавалось над этим желобом пристроиться, но после нескольких попыток я научился держать равновесие. Что из моря приходило, в море и возвращалось. В основном еду приносил Пинки, а если не он, то Баррас или Роза-или-Нет. Поселение представляло собой плавучий остров, движимый силой ветра и при правильном управлении и хорошей погоде способный перемещаться чуть ли не быстрее, чем наша моторная лодка. Но когда я попытался узнать что-нибудь об их путешествии и о том, что обсуждалось до моего пробуждения, они отвечали крайне сжато. Я нисколько их не винил. Пинки, уже побывавший на этой планете, кое-что знал о жонглерах образами и об их непредсказуемых дарах. Он вполне мог поверить в то, что остальным труднее было принять практически без доказательств. Баррас и Роза-или-Нет сразу же признали во мне Сидру, поскольку я выглядел как она. Но когда я обращался к ним как Уоррен, из моего рта раздавался голос Сидры. Напрасно я доказывал, что обладаю воспоминаниями мертвеца, мужчины, чье тело выловили из моря. Они видели раньше некоторые способности Сидры (мои), и ничто не мешало им полагать, что она (я) вполне могла получить доступ к моим (его) воспоминаниям и усвоить их, а то, что кажется Уорреном (мной), является лишь искусной мимикрией. Подобного вслух никто не говорил, но я мог все прочитать в их взгляде. Поверил бы я сам себе? Почти наверняка нет. И смог бы я предложить хоть что-то в качестве доказательства? Без шансов. Единственным моим защитником оставался Пинки, поскольку он немного знал Уоррена и очень хорошо знал Невила, благодаря чему мог со временем убедить сомневающихся. Пока же мне оставалось добродушно терпеть настороженное отношение к себе. Было ясно, что контакты с нашими хозяевами мне пока заказаны; а еще я выяснил, задавая вопросы и почти всегда получая уклончивые ответы, что с Первым лагерем все еще имеются какие-то сложности. Благоразумно прекратив биться в неприступную стену, я сосредоточился на восстановлении сил, радуясь, что мое изломанное тело приведено в порядок и бушевавшие внутри меня сражения наконец прекратились. Я-Сидра действительно помнила, как была очень больна, помнила, как пыталась скрыть серьезность своего положения от Уоррена и остальных, чтобы те не утратили веру в меня как в союзника. Вражеские сущности, прорвавшиеся сквозь мою защиту на Йеллоустоне, были близки к тому, чтобы убить меня. Но жонглеры изгнали их, и я ощущала себя абсолютно чистой. Или не абсолютно? Да, во мне еще оставалось нечто, сидевшее очень глубоко. Но его я поместила туда сама, и жонглеры, будто уборщики в доме, поняли, что оно ценно и его следует оставить нетронутым. Внезапно я замер, будто часовой механизм внутри меня наткнулся на сломанный зубец. Прости, Уоррен. Ты не знал? Видимо, я об этом не упоминала. Или сама не помнила. У нас у каждого имелись свои секреты, Сидра. Моим была ложь, с которой я предпочел жить, весь тот набор фальшивых воспоминаний, которые я для себя создал. Твоим была та штука, сидящая внутри тебя. Возможно, ты сама ее туда поместила. Но она настолько срослась с тобой, что ты в конце концов о ней забыла. Я не забыла… Кто-то из нас криво усмехнулся. Но и не помнила в точности. Пинки явно нервничал, ведя меня к остальным по извивающимся, со стенами из раковин коридорам Марла. Судя по всему, переговоры все еще пребывали в деликатной стадии и любая неосмотрительность с моей стороны могла перечеркнуть результаты многодневного труда. Но я вовсе не собирался вмешиваться в работу временного плавучего посольства. Мне хотелось только одного – покинуть Арарат, прежде чем улетучится знание, которым я обладал.