У меня еще сохранилось ощущение физического тела, размытого по краям, но пока не уничтоженного. Хотя я уже не плыл и не дышал, превратившись в уплотнение зеленой массы, имеющее человеческую форму, в сосредоточение живой материи, которое могло с одинаковым успехом раствориться или вновь стать единым целым. «Помоги Сидре», – послал я мысль. И еще одну: «Не трогай Скорпа». Волнение в лагуне сменилось яростной бурей. Я находился где-то посреди нее, привязанный к сгустку, будто марионетка, миллиардом нитей. Волны швыряли меня вверх и вниз. Каким-то образом я продолжал осознавать окружающее, пусть и не столь отчетливо. Окружавшие лагуну призраки пришли в неистовство, постоянно меняя облик. В этой кипящей массе вспыхивали огоньки. В воздухе носились спрайты. Сверху нависали пурпурные тучи. Между сгустком и небом то и дело просверкивали молнии, будто замыкая некий чудовищный контур. Среди меняющегося фона на краю лагуны сформировался округлый зеленый выступ. Он продолжал расти, словно намереваясь связать берега арочным мостом. Вот он прекратил вытягиваться и начал менять форму. По зеленой слизи побежали волны, и появились пять отростков, обретая вид пальцев. С неба протянулась зеленая рука и выдернула меня из лагуны. Я увидел себя со стороны – нечто вроде всклокоченной морской звезды с обвисшими щупальцами. Рука подняла меня выше. То место, где она выходила из берега лагуны, превращалось в грузное туловище, из которого выросла еще одна рука, затем подобная булыжнику голова. Внизу образовались две ноги, громадные, как колонны, поднимая туловище и голову еще выше. Рука держала меня на уровне головы, похожей на грубое перекошенное изваяние. Когда-то у нее имелось лицо, но его полностью разрушило время, оставив лишь две глазницы, щель рта и очертания подбородка. И тем не менее я его узнал. Невил, послал я мысль. Невил. Невил. И великан заговорил: Как смеешь ты взывать ко мне? Как смеешь обращаться по этому имени? Я почувствовал, как рука сжимает мое промокшее безвольное тело. И я, и рука состояли из одной и той же материи; мы перемешивались, проникали друг в друга. Мое имя ты знаешь. Я Уоррен, твой брат. Пальцы сжались сильнее. Тебе не стоило возвращаться. Забыл, что я обещал? Разве я не дал ясно понять, что с тобой сделаю, если вернешься? Лицо обретало глубину и симметрию, превращаясь в зеркальное отражение моего собственного. Под массивными нависающими бровями возникли лишенные возраста пустые зеленые глаза. Мне нужна твоя помощь, Невил. Нам всем нужна твоя помощь. Лицо презрительно усмехнулось. Тебе мало, что я уже один раз умер ради тебя? Здесь твои друзья. Они понимают, что не могут тебя ни о чем просить. Но есть то, о чем ты знаешь, есть информация, которую ты забрал с собой, и она могла бы нас выручить. Помоги нам, Невил. Помоги человечеству – всему, что от него осталось. На губах возникла безрадостная улыбка. И за этим… они послали тебя? Я сделал два размеренных вдоха – как если бы внутри этой зеленой массы еще оставались грудная клетка, легкие и сердце. Нет. Я сам себя послал. Получается, ты забыл о нашей последней встрече. Когда я едва тебя не убил, предупредив тем самым, чтобы ты больше никогда не тревожил эти моря. – Голова насмешливо склонилась набок. – Я думал, что достаточно ясно выразился. Что тебе осталось непонятно? В прошлый раз ты оставил внутри меня часть себя. Я прилетел сюда с гиперсвиньей по имени Пинки… вот только я однажды назвал его Скорпом, а знать это имя мог лишь потому, что ты оставил его в моей памяти, когда я был здесь в последний раз. Скорп выступил в мою защиту. Если хоть что-то из сказанного им до тебя дошло, ты уже в курсе: я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль или попросить прощения. Он знает меня лучше, чем я знаю сам себя. И он знал тебя. Пальцы великана напряглись. Ты обманул моего старого друга. Нет, я этого не делал. Я обманул сам себя. Я заблокировал собственную память и начал жизнь с чистого листа. Я бежал от правды; я не хотел помнить, кто я и как с тобой поступил. Я ничего не отрицаю и готов заплатить любую цену. Но прежде чем ты меня покараешь, поделись информацией. Ты в долгу перед Скорпом, перед Аной Хоури, перед всеми погибшими на Арарате. Перед памятью о Фелке и Галиане. Я всерьез рисковал, упоминая тех, кто был ему дорог, но был к этому готов. Я знал, что мои слова либо пробьют его защиту, либо окончательно настроят его против меня. Третьего было не дано. Пальцы давили все сильнее. Я чувствовал, как просачиваюсь между ними струйкой слизи, которая когда-то была человеком по имени Уоррен Клавэйн. Кулак продолжал сжиматься. Глава 27 Обратно к убежищу маскиан нас доставили скафандры, руководствуясь данными инерциальных компасов. Когда мы добрались до камуфляжного навеса, буря уже подутихла. – Если они клюнут на приманку, – сказал я, пока мы, снова распаковав снаряжение, посасывали через трубочки питательную смесь, – это случится скорее раньше, чем позже. – Что, если их просто бросят умирать? – спросила Любовь. – Не самый ли это вероятный исход, учитывая все известное нам о психологии их коллективного разума? Нередко индивидуумами или даже группами жертвовали, чтобы снизить риск для главных гнезд. – Верно, – кивнул я. – Но это новобранцы, им пришлось через многое пройти, чтобы попасть на Марс. Вряд ли сочленителям хочется отбить у других тягу к подобным предприятиям. Материнским гнездам нужны новые тела на замену тем, кого мы убиваем. И бросать новичков вовсе не склонны, даже если вопрос лишь в том, чтобы не дать нам пропагандистский повод. – Проработав столько времени в психохирургической службе, я, пожалуй, лучше других знаю, что творится у них в головах, – сказала Любовь. – Но все-таки для меня непостижимо, каково это – быть сочленителем. – Радуйся, – усмехнулся Надежда. – Это восхитительно, – ответил я, вынимая обойму из полуавтоматического пистолета и вставляя новую. – Наверняка восхитительно, иначе бы они бы изо всех сил пытались избавиться от такого подарка. А может, дело всего лишь в манипуляциях с памятью. Если внушить человеку, что раньше ему всяко жилось хуже, он без возражений согласится на трансформацию. И уже не захочет ничего другого. – Брат много об этом размышлял, – проговорил Надежда. Я заметил, как нахмурилась Любовь. Наверняка она пыталась понять, о чьем брате речь. У нее самой брата не было. Относилась ли фраза ко мне? Но считалось, что никто из нас ничего не знает об остальных: даже настоящие имена – тайна, не говоря уже о семейных отношениях. Любовь явно смутило небрежное замечание Надежды, заставив подумать, будто ее во что-то не посвятили. И я ей сочувствовал. Знакомое, вызывающее мурашки ощущение. – Вряд ли кто-то думал об этом больше, чем он, – сказал я, ставя пистолет на предохранитель. – Возможно, мой брат даже испытал весь процесс на себе самом. – Твой брат? – переспросила Любовь. – Тот самый пленник, которого нам предстоит забрать. Мы прилетели на Марс, чтобы похитить его у пауков. – Не знала. – Ты и не должна была знать, – мягко ответил я. – Впрочем, с тактической точки зрения это несущественно. Важно лишь то, что он ценный актив, который нам нужно вернуть, и теперь мы на пути к цели. – Вы… небесный маршал Клавэйн, сэр? Уловит ли она в моем ответе едва заметную насмешку? – И насколько тебе это кажется вероятным, Любовь? – Не знаю. – Она судорожно сглотнула. – Я думала, небесный маршал… в смысле, один из маршалов сейчас с дипломатической миссией на Европе. – Небесный маршал Невил Клавэйн уже три с половиной месяца на Марсе, – терпеливо ответил я. – Вся эта история насчет Европы – дымовая завеса, маскирующая его отсутствие. Нам крайне неприятно, что он попал в плен, и еще неприятнее – что мы его до сих пор не вернули. Но к этому мы уже близки – благодаря вам. – Значит, вы… небесный маршал Уоррен Клавэйн, сэр? – Значит, так. – Э-э… Для меня большая честь участвовать в этой операции, сэр. Я всегда относилась к ней всерьез, но теперь, когда знаю, кто пленник и что вы с нами… – Давай закончим на этом, Любовь, – прервал я ее, зная, что она все равно будет называть меня Верой, пока я не разрешу обращаться по настоящему имени и званию. – Все идет хорошо, почти в точном соответствии с планом. За исключением одной детали. В щеки мне хлестал соленый ветер. Я сидел, подтянув колени и обхватив руками исцарапанные ноги. Бледная трава щекотала кожу. Меня била дрожь. Рядом со мной сидел мальчишка. Позади нас тянулся поросший травой берег, дальше – узкая полоска бесцветного ила, а еще дальше простиралось бурное серое море, покрытое барашками волн до самого горизонта цвета белого шума. – Ты в самом деле думал, что это хорошая идея? – спросил мальчишка, катая между пальцами гладкий серый камешек. – В смысле – после всего, что случилось? – У меня не было выбора. Если бы мы поменялись ролями, ты бы точно так же прилетел на Арарат. – Раздраженно прищурившись, я смахнул со лба треплемые ветром волосы. – Дело не в том, как я поступил с тобой, и не в том, как, по твоим словам, ты поступил бы со мной. – А в чем?