– Как я понимаю, ты рассматривал и другие варианты? – Да, и все они значительно хуже. – А когда мы получим гидеоновы камни – что дальше? – Сидра что-то говорила про Арарат. Впрочем, уже не в первый раз. – Ты был на Арарате, Вонючка? – Нет, а стоило побывать? Пинки ответил не сразу: – Интересное местечко. – Тебе оно знакомо? – Мы все побывали на Арарате. Я, леди Арэх… старик. Жили там какое-то время. Потом случилось кое-что нехорошее, и мы улетели. Пожалуй, я предпочел бы никогда туда не возвращаться. К тому времени, когда «Коса» покинула атмосферу Йеллоустона, она уже двигалась по баллистической траектории, с небольшой избыточной скоростью, которой хватало как раз для того, чтобы пересечь орбиту леди Арэх. Свиньи достаточно хорошо перенесли переход к невесомости – после всего, что им довелось пережить, новые ощущения даже воспринимались как нечто приятное, – но я прекрасно знал, что вскоре последует множество не столь приятных побочных эффектов, к которым мало кто из них готов. Системе очистки воздуха предстояло иметь дело не только с газообразными отходами, и я надеялся, что Сидра настроила ее должным образом. Пинки воспринял невесомость как само собой разумеющееся. Вдвоем мы быстро добрались до рубки управления. Я мысленно отсчитывал минуты до того момента, когда нам потребуется обеспечить безопасность беженцев. Мы с Пинки договорились действовать совместно: ему предстояло связаться с леди Арэх и выяснить положение дел в цитадели, а мне – убедить корабль, чтобы он принял меры для защиты новых пассажиров. Если же из этого ничего не выйдет, имеется запасной вариант: возможно, Сидра все еще в сознании – она напрямую даст команду кораблю. – Можешь сообщить леди Арэх, что мы летим к ней, – сказал я Пинки, после того как велел кораблю открыть для него канал связи. – Наше примерное время прибытия… через сто девять минут. Скорее всего, она не увидит нас, пока мы не окажемся прямо над ней, резко тормозя. Так что предупреди ее, пусть отменит боевой режим для всего оружия, которое у нее есть. – Беспокоишься, что она может причинить нам вред? – Больше беспокоюсь насчет того, что может предпринять в ответ «Коса». Пинки и леди Арэх связались друг с другом; и хотя я был занят вопросом безопасности беженцев, я слышал большую часть разговора. Старые союзники – насколько я мог понять, даже старые друзья – едва не срывались на крик. Леди Арэх проклинала меня за то, что я рассказал Пинки о случившемся с цитаделью. Пинки злился на леди Арэх за то, что та решила, будто ему не хватит хладнокровия воспринять известие, как подобает разумному существу. Леди Арэх в свою очередь возмущалась, что он безрассудно пренебрег ее мудрым советом вести себя сдержаннее, а ведь ею двигали лишь забота и глубокое понимание того, на какие крайности он способен. – Смелее тебя никого нет! – кричала она. – Не далее как сегодня ты был готов пожертвовать жизнью ради великого дела, ради нашей борьбы! Но тогда еще был шанс, клочок надежды, повод во что-то верить. После того что случилось с цитаделью, все кончено. Ничего уже не сделать, вообще ничего, и я не стану рисковать жизнью моего лучшего друга второй раз за день! – Называешь меня смельчаком, а сама все от меня скрыла, хотя ему рассказала… – Он должен был знать, что в цитадель уже нет возврата! – Голос леди Арэх дрожал от ярости. Пока это продолжалось, я пытался сообразить, как объяснить кораблю, что ему придется позаботиться о себе самому. Вероятно, до него дошло мое послание, а может, и нет. Понять было невозможно. Постепенно ругань и вопли сменились неким подобием рассудительного диалога, и наконец леди Арэх согласилась поделиться информацией, которую она получала из цитадели, – вернее, лишь малой ее толикой, поскольку данные, передаваемые по голосовой лазерной связи, приходилось сжимать почти до предела. Но этого вполне хватило. Стало ясно, что надежды на спасение Снежинки и остальных нет. Цитадель пока невредима, но окутана густеющим облаком черных машин, частично или полностью скрывшим ее от глаз-мониторов, которые леди Арэх разбросала по всему Ржавому Поясу. Волки сбиваются в стаи вокруг маленького астероида и обрушиваются на него со всех сторон. Кое-что еще можно было разглядеть: цитадель отчаянно боролась, стреляя сгустками энергии из десятков прежде замаскированных орудийных установок. Я прекрасно понимал, насколько тяжело было Снежинке принять решение. Имевшаяся у цитадели защита могла противостоять натиску волков лишь ограниченное время, и после ее применения не осталось никаких сомнений, что на орбите Йеллоустона есть люди, вооруженные могущественными машинами и преисполненные желания выжить. Снежинка, вероятно, была обречена с того самого мгновения, когда волки начали проявлять к цитадели сколько-нибудь заметный интерес. Активировав защиту, она фактически подписала себе смертный приговор. Но добыча доставалась волкам дорогой ценой. Грозное оружие пробивало дыры в сгущающихся стаях, уничтожая и разбрасывая их элементы, как жужжащих черных мух. Стаи разваливались, превращаясь в кружевные лохмотья, а затем исчезали полностью, но на их место тотчас приходили другие, будто волны накатывались на берег. Рои волков устремлялись к цитадели из разных мест Ржавого Пояса, обеспечивая практически нескончаемое подкрепление. Как обычно, волки были готовы нести тяжкие потери на ранних этапах битвы, изучая обстановку и приспосабливаясь к ней. Рано или поздно они скоординируют свои действия и модифицируют боевые механизмы либо за счет быстрой эволюции, либо найдя некий ответ в своих архивах. Они способны успешно противостоять любому когда-либо изобретенному нами оружию, так же как и оружию всех других рас, с которыми им доводилось иметь дело. Это лишь вопрос времени, когда они найдут способ одолеть Снежинку. Любые потери они считают не только приемлемыми, но фактически несущественными. Они не солдаты, а всего лишь детали чудовищной военной машины, действующей в масштабах световых лет и бесчисленных веков. Есть ли у нас надежда победить такого врага? Ни малейшей, подумал я. Полагать иначе – всего лишь тешить свойственное людям высокомерие. Но стратегия выживания может быть и иной. Если бы удалось заставить волков признать, что полное истребление человечества – задача чересчур сложная, но зато нас можно укротить, это могло бы считаться победой. Величайшая сила волков заключается в их терпении, в готовности осаждать врага в течение миллионов лет. Если мы окажем достаточно жестокое и упорное сопротивление, они могут отложить решение нашей проблемы на потом, на один-два оборота Галактики. Для волков это вовсе не станет поражением, лишь передышкой. А мы, теплокровные короткоживущие существа, мыслим совершенно непостижимыми для них временными масштабами. Так бабочка-поденка может рассматривать лишний час как желанную отсрочку смертной казни. Нам приходится мыслить, как поденкам. – Соедини меня с ней, – сказал Пинки. – Нет, – ответила леди Арэх. – Я не могу рисковать. У меня не было прямого контакта со Снежинкой уже сорок минут. Слишком велика вероятность перехвата. – И все равно соедини. – Дорогой мой Скорпион… – Ее голос сорвался на имени, которое он не желал носить. – Дорогой друг… – Соедини, – громко сказал я. – Мне тоже есть что сообщить Снежинке. Наступила тишина, нарушаемая лишь периодическим треском помех от орудийных разрядов. – Я открыла канал связи. Только голосовой, без гарантии, что он долго продержится. Мы со Снежинкой уже попрощались. – Тогда попрощаюсь и я, – сказал я. – Снежинка, надеюсь, ты меня слышишь. Я вижу, что ты делаешь, и это настоящий подвиг. Ты знаешь, что скоро все кончится, но твоя отвага позволит нам выиграть время и отвлечь врага. И за это огромное тебе спасибо. До меня донесся ее голос – слабое, с металлическими нотками подобие настоящего. Я мог бы даже не узнать его, если бы не говорил с ней раньше. – Не жалей меня. Каждый час, который я провела вне Свинарника, – это час, который я никогда не надеялась прожить. Точно так же считают и остальные. Мы всегда были готовы. Сделаешь для меня одну вещь? – Постараюсь. – Прими свое истинное имя. Сидра потратила немало труда, чтобы тебя найти. Мы все рассчитывали на ее успех. И теперь, когда она доставила тебя к нам, ты должен стать тем, кто ты есть. Пообещай мне. – Я не могу обещать того, во что не верю. – Мой голос дрогнул. – Со временем поверишь. Так что сделай эту небольшую поправку. Никто не требует, чтобы ты отрекся от воспоминаний о том, кем был, прежде чем появилась Сидра. Я знаю: ты имел семью и тебя от нее оторвали. Мне очень жаль, Уоррен, но эта рана затянется, останется лишь шрам. Стань тем, кто нам нужен. Ты небесный маршал Уоррен Клавэйн, рыцарь Кидонии. – Я небесный маршал Уоррен Клавэйн, – нараспев произнес я. – А теперь скажи серьезно. – Я небесный маршал Уоррен Клавэйн, – с некоторой злостью повторил я. – Громче, солдат. Объяви всему миру, кто ты. – Я небесный маршал Уоррен Клавэйн! – яростно заорал я. – И остальное тоже! – Рыцарь Кидонии! – Вот так-то лучше, – удовлетворенно проговорила Снежинка. – В глубине души ты уже все понял. Отомсти за нас, небесный маршал. У тебя гидеоновы камни. Убей волков. – Прощай, Снежинка, – сказал я. – Прощай, небесный маршал. А теперь можно мне поговорить с Пинки? Нам нужно кое-что сказать друг другу. Наедине. Глава 18 Свиньи пребывали в полном замешательстве, которое не имело отношения к предстоящему рандеву с кораблем леди Арэх. О них уже взяла на себя заботу «Коса» – неизвестно откуда появились десятки шарообразных роботов (до этого я видел одновременно лишь нескольких), и теперь они убеждали беженцев, а иногда и вынуждали, улечься на пол лицом вверх. Когда те наконец легли, участок пола под каждым прогнулся, будто сделанный из резины, образовав нечто вроде оболочки, но не смыкаясь полностью, так что пассажиры могли дышать и разговаривать. Однако во всех прочих отношениях они стали пленниками пола, не в силах освободиться или хотя бы пошевелить конечностями. Я сразу понял, что корабль готовится к резкому торможению. Но у беженцев создалось впечатление, что пол поглощает их, как добычу. Некоторые, включая Барраса, сохраняли видимость спокойствия, веря, что это делается ради их же защиты. Но у многих, видимо, вновь обострились воспоминания о мучениях в Свинарнике. Тех, кто упорно сопротивлялся, удерживали на месте роботы, буквально вдавливая в податливый пол, пока тот не обволакивал свинью со всех сторон. – Только не говори, что все это для нашей же пользы, – проворчал Баррас. – Именно так, – ответил я, сердясь на корабль: он принял к сведению мое беспокойство, но не счел нужным сообщить мне об этом. – Приблизительно через час двадцать минут закончится невесомость – «Косе» придется резко тормозить. Если бы вы и дальше болтались в воздухе, вряд ли многие из вас пережили бы этот процесс. А так не очень комфортабельно, зато надежно. – Некоторые из нас едва пережили это в прошлый раз. – Знаю, а сейчас будет еще хуже. – Я окинул взглядом роящееся тряпье, среди которого суетились шарообразные роботы, усмиряя неуступчивых беженцев. – Все будет в порядке, Баррас. Скажи своим, что ничего страшного не происходит, пол отпустит их, как только завершатся наши маневры. Баррас насмешливо взглянул на меня: – Ты точно это знаешь? – Нет, но, судя по всему, корабль хочет защитить своих обитателей, включая тебя. – Было бы куда лучше, если бы их в этом заверил Пинки. Я подумал, стоит ли делиться с ним правдой, и решил, что она лишь поспособствует доверию, сколь бы тяжелой ни была новость. – Снежинка скоро умрет, Баррас. Волки атаковали цитадель леди Арэх. Те немногие, кто там остался, пустили в дело все свое оружие, чтобы задержать волков. В конечном счете ничто им не поможет. Но эта отсрочка поможет нам. Баррас переваривал услышанное. Меня не оставляли мысли о том, что объединяло его, Снежинку и Пинки. Хотя это никак меня не касалось, я чувствовал, что за этим кроется удивительная история совместно пережитых страданий и дружбы – совершенно человеческой дружбы. И для этого им вовсе не обязательно быть людьми. Через что им пришлось пройти, я просто не мог себе представить. Да мне и не хотелось представлять.