Старушке так ее жалко стало! А неделю назад Наташа подвезла Иванову. Ехала на машине, увидела соседку на обочине, притормозила и предложила: – Садитесь, тетя Клава. По дороге женщины беседовали о том о сем. Но Клавдия Гавриловна не удержалась и снова заговорила о том же. – Хорошо себя, похоже, чувствуешь, девонька. Пополнела, посвежела. Помогла голодовка? Может, мне адресок своего доктора подскажешь, а то колени болят, сил нет терпеть. А та в ответ: – Тетя Клава, я чуть богу душу не отдала. Спасибо, Миша нормального специалиста нашел, тот меня на ноги поставил. Я-то, наивная, думала болезнь с помощью правильного питания и голодания победить, как нам с мужем диетолог-японец советовал. Кучу средств истратили на биологически чистую еду, без консервантов, до голодовки я дошла, Анечку по дурости измучила. Ну да теперь все позади. Не дам я вам телефон того врача, что голодом лечит. Он шарлатан, да еще мешок денег за пребывание в своей клинике берет. Старушка замолчала. А потом всплеснула руками: – Ой, да что мы все про Наташу? Вы ж приехали о Милене поговорить. Глава 14 – Вы когда с дочерью в последний раз общались? – осторожно спросила я. Клавдия Гавриловна призадумалась. – Хм, точно и не вспомню. Впервые удрала она из деревни в шестнадцать. Поехала в Москву, в гости к приятельнице, и обратно не вернулась. Я в милицию кинулась. Но там заявление не приняли, велели подождать. И точно, Милена через сутки явилась. На мои вопросы промолчала. Ну и началось. Неделю дома балбесничает, две в столице пропадает. Одежда у нее появилась недешевая, сумки, обувь. Я, конечно же, стала допытываться, требовала рассказать, где вертихвостка деньги берет. Милена и сказала, что торгует в ларьке сменами, спит там же. Да только врала она! Я ей тогда поверила, а зря. У Ивановой навернулись на глаза слезы. Она промокнула их уголком фартука и продолжила свой горестный рассказ: – Через три-четыре месяца сюда приехала пара, муж с женой, респектабельные такие, и все раскрылось. Оказывается, Милена познакомилась с парнем из хорошей семьи, назвалась круглой сиротой. Юноша и давай ей помогать – покупал вещи, жениться решил, познакомил с родителями. А те почуяли неладное. Пока мать жениха с Миленой дома чай пила, отец сумочку невесты нашел, паспортные данные красавицы переписал. И вскоре выяснил, что приютом в ее судьбе и не пахло. Уж я от них наслушалась! Милена целое кино нафантазировала: отец ее бил, горькую пил, мать двенадцать детей родила, всех голодом морила, Миленке пришлось с десяти лет полы у чужих людей за копейки мыть… Противно повторять! После того дочка еще год здесь прожила. Затем потребовала продать избу. Мол, она нашла хорошее жилье в Москве – комнату в малонаселенной коммуналке. Пропишемся туда, говорит, нам потом отдельную квартиру дадут. Но я не согласилась, не хотела из своего дома в общежитие подаваться. И чем в столице заниматься? Здесь почта, подруги, огород. Отве-тила ей конкретно: «Я тебя не держу, хочешь, уезжай в город счастья искать, но я тут останусь». Так она просто озверела. Вот, смотрите… Клавдия Гавриловна наклонила голову и развела в стороны седые пряди. – Шрам видите? Схватила доченька чугунную сковородку, ударила меня по голове и заорала: «Убью и по наследству избу получу». Я кровью умылась, да к Олесе, к соседке, стрекача дала. Стыдно признаться было, что дочь на меня руку подняла, у Мироновой-то Наташа другая. Соврала я, что в сенях за половик зацепилась, упала и поранилась. Олеся другую соседку, Зину, кликнула, та медсестрой работала, она меня в нашу больничку на своей тарантайке отвезла. Спасибо ей за доброту и заботу. Неделю на койке меня бесплатно продержали, сотрясение мозга диагностировали. Потом швы с раны сняли и отпустили. Прихожу домой в страхе, гляжу – дверь не заперта, вещи раскиданы, коробка, где деньги лежали, пустая. Документы на дом Милена искала, но не обнаружила. Я их хорошо запрятала, вместе со своим паспортом. Все думала, надо девочке тайник показать, а то помру в одночасье, намучается она в поисках бумаг. Да не получалось нам побеседовать, отвел меня бог от откровенности. Клавдия Гавриловна поправила прическу. – Не встречались мы больше. Вестей от Милены я не получала, только фото видела. Хозяйка встала, открыла гардероб, взяла с верхней полки глянцевый журнал и, медленно перелистывая, продолжила: – Дочь сюда носа не казала, зато зачастили кредиторы. Чуть ли не каждый месяц наведывались. Вот уж я радовалась! Не знала, куда деваться. Хорошо, люди понимающими оказывались, смотрели на обстановку и уезжали. И ведь прикатывали не богатые, не знаменитые, не бандиты, а самые обычные горожане. Милена денег назанимает, паспорт с пропиской в Брендине покажет, расписку нацарапает, и адью! А потом перестал народ сюда за долгами ездить. Вот, нашла снимок. Я посмотрела на разворот журнала. В центре полосы была напечатана фотография двух улыбающихся женщин, ее сопровождала подпись: «Популярная писательница Арина Виолова и представитель благотворительного фонда «Луч солнца» Елена Макеева тоже пришли на выставку попробовать кулинарные шедевры». – Сразу узнала Милену, – грустно вздохнула Иванова, – хоть она и волосы выкрасила. Погодите, это же вы тут на фото! Значит… ну… то есть… а я думала… я-то вас посчитала… Хозяйка прикрыла рот рукой. – Кем посчитали? – спросила я. – Пожалуйста, Клавдия Гавриловна, ответьте. – Миленка у вас много денег утащила? – всхлипнула заведующая. Я взяла старуху за руку. – Нет, я уже говорила, финансы тут ни при чем. – А я вам по какой причине понадобилась? – Она заплакала. Я ощутила себя хуже некуда и издала нечленораздельное мычание. – Где Милена? – резко спросила Клавдия Гавриловна. – Говорите, не стесняйтесь. – Она… заболела, – после паузы ответила я. – Совсем плоха, врачи… ну… прогноз нехороший… здоровье сильно подорвано… вероятно… На меня напал кашель – ну не могла я сообщить несчастной старушке правду. – Не мямли! – сурово произнесла она. – Убила ее мать того мальчика, да? – Простите, – пролепетала я, – о чем вы? Иванова положила руки на скатерть. – Вы пишете книги? Узнала вас на фото. Что общего могло быть у вас с Миленой? Она умерла? Я не ошиблась? – Нет… то есть да… – пробормотала я. – Макеева погибла. Клавдия Гавриловна снова перекрестилась. – Слава богу. Лучше один раз отплакать, чем всю жизнь прорыдать. – Вам не жаль дочь? – поразилась я. – Чувства мои она, как кусок мыла, извела, – произнесла старушка, – пена утекла в трубу. Зачем вы приехали? Хоронить Милену надо? Ладно, наскребу денег. Себе на смерть собирала, потрачу на непутевую дочурку. Но плакать не стану, достаточно в больнице слез пролила, когда пробитую голову лечила. – Вы не в курсе, с кем Лена жила последний год? – поинтересовалась я. – Имя мужчины не назовете? – Конечно, нет, – ответила Клавдия Гавриловна. – Сто раз повторила, не общались мы. Я решила выложить козырь. – Вы недавно звонили Юрию Макееву, спрашивали Милену, значит, у вас был телефон квартиры, где некогда жила дочь. Может, все-таки хоть изредка вы пересекались? Иванова отвернулась к окну. – Клавдия Гавриловна, – взмолилась я, – понимаю, у вас с Леной тяжелая история, вам стала безразлична ее судьба. Но Макееву вчера убил человек, который лишил жизни нескольких людей, в том числе и Наталью Миронову. Ведь вторая погибшая женщина в магазине – Милена. Есть подозрение, что преступник состоял с вашей дочерью в интимной связи. Я в тот день встречалась с ней, она была здорово напугана, избита. Если у вас есть хоть малейшее предположение, кто такой этот мужчина, скажите, пожалуйста! Вероятно, вы спасете чью-то жизнь. Клавдия Гавриловна откашлялась. – Вот оно как… Говорят у нас тут про происшествие в магазине на станции, но имя Милены никто не называл, все думают, какая-то неизвестная погибла. Ладно, расскажу вам, что знаю. Приезжал ко мне человек, искал Милену. Обходительный, симпатичный. Назвался адвокатом, огорошил с порога сообщением, что дочь мошенница, прикидывается благотворительницей – проникла в круг богатых и знаменитых, берет у них взносы якобы на больных детей и никому их не отдает. Но мальчики и девочки, которые в деньгах нуждаются, реальные, они надеются на помощь фонда. Клавдия Гавриловна прижала руки к груди, и на меня рухнула лавина сведений. …Елена организовала благотворительный фонд, помогающий больным малышам, и стала устраивать мероприятия с целью сбора денег для них. Макеева снимала помещение какого-нибудь ресторана в центре Москвы, приглашала знаменитостей, журналистов, привозила нескольких детей с родителями и устраивала аукцион. Ребятишки показывали свои рисунки, разнообразные поделки, читали стихи. Присутствующие покупали лот, и к концу мероприятия набиралась приличная сумма, которую, как объявляла Елена, она потом разделит между родителями. Малышей Елена находила в Интернете. Причем отбирала их не по сложности заболевания, а по внешним данным. На ее аукционах присутствовали очаровательные детки, которых недуг не обезобразил. На следующий день после благотворительной акции Макеева приезжала, скажем, к матери крошки-художницы и торжественно вручала ей конверт с более чем скромной суммой, а также немудреный подарок для больного ребенка. Если мать разочарованно интересовалась: «Так мало? Мы рассчитывали на большее», – «благотворительница» терпеливо объясняла: – Аренда ресторана, ужин, выступление артистов, все дорого. Да и журналисты сволочи, ни один забесплатно не явится, а нам надо собрать побольше средств, привлечь людей, готовых проявить милосердие, поэтому без прессы никак. Не расстраивайтесь, вы в моей программе, медленно, но верно мы наберем нужную сумму. Сходив несколько раз в ресторан, многие родители понимали, что занимаются глупостью, тащат через всю Москву нездорового ребенка, участвуют в шоу, выслушивают кучу обещаний и получают копейки. Сообразив, что их используют, они прекращали контактировать с Еленой. Другие, более наивные, становились постоянными участниками акций, устраиваемых Макеевой, были рады даже крохам, перепадающим им от аферистки. Надеюсь, вам не надо объяснять, что основная доля пожертвований оседала в кармане «милосердной» Леночки. Почему никто из обманутых людей не устраивал скандала? Елена зарабатывала на самой незащищенной категории граждан, мамах с больными ребятами. Перед тем как взять малыша под опеку, Макеева проводила жесткий кастинг, она следила, чтобы ребенок имел не угрожающий его жизни диагноз. Ну, например, бедняжка лишился ноги в аварии, сидит в инвалидном кресле, ему нужен хороший протез, но он ведь не умрет, если его не получит. И подлая баба работала исключительно с той семьей, где не было мужчин: отца, дедушки, дяди. Но некоторое время назад Макеева совершила ошибку, включила в аферу мальчика, чье состояние здоровья, как ей показалось, было удовлетворительным, пообещала его матери денег, как водится, обманула, а ребенку была нужна срочная операция, и он умер. Елена мигом залегла на дно, но у малыша нашелся отец, который хоть и был в разводе с матерью, но сына не бросил, помогал ему, и теперь он горел желанием наказать Макееву. Родитель нанял адвоката, он же одновременно и частный детектив, а тот живо отыскал адрес Клавдии Гавриловны и заявился к ней со словами: – Лучше вам честно признаться, где живет дочь. Бывший муж ее выписал, она сейчас нигде не прописана, но ей это не поможет. Все равно найдем эту сволочь. А на вас за ее укрывательство в суд подадим. Разговор с тем мужчиной был долгим, в конце концов он сказал: – Ладно, судя по интерьеру, денег вам дочь не давала. – Спросите соседей, коллег по работе, – заплакала Клавдия Гавриловна, – можете открыть любой шкаф, заглянуть в коробочку с деньгами. Елену я много лет не видела. Юрист встал и собрался уходить, на пороге он обернулся и сказал: – Мать малыша в истерике. Я просил ее не вмешиваться, но… Иванова не успела договорить, у меня в сумочке ожил мобильный. Я, не глядя, нащупала трубку, быстро отключила ее и попросила: – Продолжайте, пожалуйста! – Так я все уже сказала, – устало произнесла Клавдия Гавриловна. – Адвокат мне сообщил, что один мальчик недавно умер, и его несчастная мать постоянно повторяет: «Хочу посмотреть в лицо бабе, родившей такое чудовище, спросить ее, почему не удавила Елену в колыбели? Ведь тогда мой сыночек остался бы жить! Мы бы не понадеялись на деньги, которые обещала дать на операцию мошенница, а нашли бы нормальный фонд, не упустили бы время». – У бедняжки случился нервный срыв, вы ни в чем не виноваты! – воскликнула я.