– Не надо, – отрезал он. – Вряд ли там перелом, просто ушиб. Господи, она не могла выйти из комнаты даже на минутку? – Мне что-то угрожает, Чандос? Есть какая-то конкретная причина, почему я должна остаться с тобой? – Я думал, что ты привыкла быть только со мной, золотоглазая. Почему ты ни с того ни с сего начинаешь взбрыкивать? – Потому что это не прилично: быть здесь, пока ты принимаешь ванну! – взорвалась она. – Если это все, что тебя беспокоит, то я уже закончил. Кортни оглянулась. Ванна была пустой, а Чандос сидел на краю кровати, почти голый – на нем было только полотенце, обернутое вокруг бедер. Она тут же отвела глаза опять к окну. – Боже милостивый, надень что-нибудь! – Боюсь, я оставил свое снаряжение на кухне. – Я принесла твои сумки, – сообщила ему девушка. – Они там, рядом с бюро. – Тогда пожалей меня, ладно? Не думаю, что смогу сделать еще хоть одно движение. У нее внезапно сложилось впечатление, что он играет с ней, но она отбросила эту мысль. Нахмурившись, она взяла его седельные сумки и положила их на кровать, отводя глаза. – Если ты так устал, – сказала она, – тогда ложись на мою кровать. Я могу перейти в другую комнату на одну ночь. – Э-э-э. – Его тон не оставлял места для аргументов. – Эта кровать достаточно большая для двоих. Она резко вдохнула воздух. – Это не смешно! – Я знаю. Теперь она открыто посмотрела на него. – Зачем ты это делаешь? Если ты думаешь, что я смогу спать, когда ты лежишь рядом, ты сошел с ума. – Ты не занималась любовью на кровати, золотоглазая? Чандос лениво улыбнулся, ей стало трудно дышать. Колени обмякли, и она прислонилась к спинке кровати. Он встал. Полотенце упало, не оставив сомнений в серьезности намерений. Его тело было скользким, гладким и влажным, и, Господи, ей хотелось броситься в его объятия. Но она этого не сделала. Ничего больше она не хотела так, как заняться с ним любовью. Но она не вынесет больше его равнодушия, которое последует потом. – Иди сюда, котенок. – Он приподнял ее лицо к своему. – Ты шипела все утро. Теперь помурлыкай для меня. – Нет, – прошептала она перед тем, как его губы коснулись ее уст. Он откинулся назад, но не отпустил ее. Он водил большим пальцем по ее губам, и ее тело само потянулось к нему. Он понимающе улыбнулся. – Прости меня, котенок. Я не хотел, чтобы это произошло. Ты же знаешь. – Тогда не делай этого, – взмолилась она. – Я ничего не могу поделать. Если бы ты научилась не показывать то, что чувствуешь, я бы не оказался в этом затруднительном положении. Но когда я знаю, что ты хочешь меня, это сводит меня с ума. – Это нечестно! – Думаешь, мне нравится, когда я вот так теряю контроль над собой? – Чандос, прошу тебя… – Ты мне нужна, но это еще не все. – Он притянул ее к себе, и его губы обожгли ей щеку. – Он прикоснулся к тебе. Мне нужно стереть это из твоей памяти – я должен. Как она могла продолжать сопротивляться после этого? Возможно, он потом никогда не признается в этом, но эти слова говорили о том, что она ему не безразлична. Глава 37 На черном бархате ночного неба сверкали бриллиантами звезды. Вдали слышалось мычание скота, а еще дальше – вой рыси. Ночь была бодряще прохладной, но не холодной. Слабый ветерок качал ветви дерева на вершине холма. Лошади поднялись и остановились под деревом. Внизу простиралась плоская равнина, мерцающая десятками огней. Кортни вздохнула. – Что это за город? – Это не город. Это ранчо «Бар М». – Но оно кажется таким большим! – Да, – сказал Чандос. – Все, что делает Флетчер Стратон, он делает с размахом. Кортни было знакомо это имя. Она читала о нем в газетной статье, рядом с которой поместили фотографию ее отца. Флетчер Стрэтон был фермером, чьи люди задержали конокрада, и передали его в руки правосудия в Уэйко. – Почему мы остановились? – спросила Кортни, когда Чандос спешился и обошел ее лошадь. – Ты же не собираешься разбивать здесь лагерь, когда Уэйко совсем рядом? – Еще добрых четыре мили до города. Его руки сомкнулись на ее талии, чтобы помочь ей спешиться. Он не делал этого с тех пор, как они покинули Аламеду. Он не приближался к ней с тех пор. Она сняла руки с его плеч, как только ноги коснулись земли, но его руки остались у нее на талии. – Может, все-таки поедем в Уэйко? – отважилась спросить она. – Я не собираюсь разбивать лагерь, – мягко сказал он. – Я хочу попрощаться. Потрясенная, Кортни замерла на месте. – Ты не довезешь меня до Уэйко? – Я никогда и не планировал этого. В городе есть люди, которых я не хочу видеть. И я все равно не смог бы оставить тебя в Уэйко одну. Мне нужно знать, что ты с кем-то, кому я могу доверять. В «Бар М» есть одна дама, с которой мы дружны. Это лучшее решение. – Ты оставляешь меня с одной из своих любовниц? – заплакала она, не веря своим ушам. – Да нет, черт возьми, Маргарет Роули – домработница Стратона. Она англичанка, в матери мне годится. – Маленькая старушка, да? – съязвила она. Он проигнорировал ее остроту, как бы невзначай заметив: – Как бы там ни было, никогда не называй ее так. Однажды, когда я назвал ее старушкой, она надрала мне уши. Комок подступал к горлу. Он действительно хотел ее бросить. Уйти из ее жизни вот так. И все же она продолжала верить, что что-то значит для него. – Не смотри на меня так, Кошачьи Глаза. Он отвернулся. Она смотрела, ошеломленная, как он разводил костер, гневно ломая ветки и бросая их в кучу. Вскоре костер разгорелся, и огонь осветил заострившиеся черты его лица. – Мне нужно добраться до Сан-Антонио пока не слишком поздно! – решительно сказал он. – У меня не будет времени, чтобы проследить, как ты обустроишься в городе. – Ты и не обязан этого делать. Мой отец – доктор. Если он там, его не трудно будет найти. – Если он там. – Искры взвились в воздух. – А если его там нет, здесь, по крайней мере, у тебя будет кто-то, кто поможет выяснить, что делать дальше. Маргарет Роули – хорошая женщина, и она знает всех в Уэйко. Она разузнает, там ли твой отец. Так что ты узнаешь об этом сегодня же вечером, – успокаивающе продолжил он. – Я узнаю? Ты даже не подождешь, чтобы узнать об этом? – Нет. Ее глаза расширились от удивления. – Ты даже не отвезешь меня туда?