– Тогда что он сделал, а? Как ты хочешь назвать то, что он сделал, а? – Это… – я тянулась к телефону, – не… – я споткнулась, и он выкинул руку, чтобы удержать меня от падения, – чёрт! На последнем слове я толкнула его руку, и мой телефон упал на землю. Я хотела отбросить его с дороги, чтобы Дани не смог схватить его снова, но я не очень устойчиво стояла на ногах, и из-под моего ботинка раздался тошнотворный хруст. – Чёрт, – прошептала я. – Ради всего святого, – пробормотал он. Он убедился, что я стою на ногах, прежде чем отпустить меня. – Я собираюсь взять свой телефон. Я позвоню в полицию, если ты… – Ты, блин, послушаешь меня хоть одну чёртову минуту?! Это прозвучало достаточно громко, чтобы он застыл, дико оглядываясь в сторону коридора, а затем снова посмотрел на меня, возмущённый тем, что я посмела повысить громкость голоса во время нашего спора. – Как ты думаешь, что произойдёт, если ты вызовешь полицию, Даник? – спросила я, моё лицо пылало, когда я изо всех сил старалась понизить голос. – Я согласилась на то, что он может взять её на неделю. Я взяла у него деньги. А Блэр хотела поехать. – Она… что? – спросил он, сбитый с толку. – Она хотела поехать, – повторила я, – она хотела провести Рождество с бабушкой, дедушкой и всей его семьёй, потому что ей не удаётся их увидеть, а у меня нет семьи. Она хотела поехать. Мой голос надломился, и в следующее мгновение я поняла, что он обнял меня. – Мне жаль, – прошептал он, когда я снова прижалась лицом к его груди, – чёрт, я не… мне жаль, Кэти. – Всё, что сделает звонок в полицию – даст ему больше патронов, – задыхалась я, – так он сможет доказать, что должен быть опекуном, потому что она хочет быть там. Тогда он сможет вернуть меня в суд, и я потеряю её. – Ты не потеряешь её, – прошептал он, его руки крепче сжались вокруг меня, – ты не потеряешь её. – Не звони в полицию. Мы ничего не можем сделать. Он победил, ясно? Просто п-пожалуйста, не звони им. – Не буду, – пообещал он, – я… я не думал об этом. Прости. Он снова успокаивал меня, как и в первый раз, когда я была безутешна, пока мне не удалось рассказать ему, что произошло. На этот раз, вместо того, чтобы его гнев раздулся и лопнул, когда он узнал, что сделал Давид, он отвёл меня на диван в гостиной, усадил там с коробкой салфеток, а затем принёс мой разбитый телефон и пошёл на кухню, чтобы принести стакан воды. Когда он вернулся, то застал меня с головой на руках, с локтями, упирающимися в колени. Он сидел рядом со мной почти нерешительно, казалось, не зная, что делать, но только когда неуверенная рука нашла мою спину и сделала нежные круговые движения, я начала успокаиваться. Эта рука исчезла, когда я выпрямилась, чтобы выпить принесённую им воду, но он позволил себе немного расслабиться на диване, пока я вытирала лицо и делала успокаивающий вдох, а затем пила ещё. – Что случилось между тобой и Эшли? – спросил он, когда я отставила стакан. Я нахмурилась, но не посмотрела на него. – Что ты имеешь в виду под «что случилось»? – Она не сказала мне. Я ничего не ответила. Через мгновение он вздохнул. – Я знаю, что вы поссорились. Я знаю, что Эшли ходила туда-сюда, мечась между яростным бешенством и опустошённостью. Сначала я подумал, что она, возможно, узнала о… ну, ты понимаешь. – Что я сосала твой член? – спросила я без обиняков. Он попытался подавить смех. – Ну, да. Я почувствовала намёк на улыбку на своих губах, хотя её было недостаточно, чтобы стать заметной. – Насколько я знаю, нет. – Мне кажется, что, если бы это было так, она бы мне что-нибудь сказала, – сказал он, – я знаю, что это должен был быть серьёзный разговор, но она промолчала. Но… ты сказала, что разрешила Давиду проводить больше времени с Блэр, потому что он дал тебе денег. До этого была ссора с Майком, а потом чек… Конечно, он тоже догадался. Я ждала момента тошнотворного стыда, когда мой желудок скрутит, лицо запылает, а гнев прорвётся сквозь меня, пытаясь защитить меня от унижения. Но то ли мои эмоции полностью перегорели, то ли всё это показалось мне относительно мелким дерьмом по сравнению с последним потоком дерьма, вывалившимся на вентилятор, которым была моя жизнь… Этой волны смущения не произошло. Вместо этого я покорно вздохнула и закрыла глаза. – Я не могла позволить себе рождественский подарок для Блэр, – сказала я, – билеты на Тейлор Свифт. Поэтому я попросила Давида заплатить за них. А когда Эшли узнала об этом, она решила, что это её право – сказать мне, какая я, по её мнению, тупая, и я… – я прочистила горло, – возможно, я тоже сказала кое-что, чего мне не следовало говорить. Прошёл удар сердца. Я не могла видеть его, но почти слышала, как крутятся колёсики в его голове. – Я не хочу показаться придурком, но… – Мне было стыдно, – огрызнулась я, – потому что я не могу дать своей дочери то же самое, что получает Леона, и я не хотела никому в этом признаваться. Вместо этого я подумала, что, может быть, её отец поможет, поскольку, несмотря на то, что он кажется совершенно неспособным заботиться о другом живом существе, он заботится о ней. А потом он не захотел. Тогда я попыталась сделать всё сама, потому что не хотела иметь дело с Эшли, Артуром и тупым Майком, осуждающими меня за это. Так же я не хочу иметь дело с тобой, осуждающим меня сейчас. – Я не осуждаю тебя, – сказал он, – ни капельки. Я фыркнула. Водянистый тон вернулся в мой голос. – А следовало бы. – Почему? – Потому что я могла бы избежать всего этого, если бы просто призналась, что не могу позволить себе билеты, – ответила я, – как и сказала Эшли. Я поставила себя в такое положение ради… ради билетов на концерт чёртовой Тейлор Свифт. – Так ты думаешь, что я должен осуждать тебя, потому что ты отреагировала на ситуацию совершенно понятным образом? Я снова нахмурилась, открыв глаза. – Что? – Никому не нравится признавать, что ему нужна помощь, – я почувствовала, как он пожал плечами рядом со мной, – я тоже был в такой ситуации. Помнишь, как мне пришлось сесть и попросить Артура о помощи после того, как моя карьера пошла под откос и… – он прочистил горло, – это было чертовски хреново. Никто не хочет признавать, что облажался. Не знаю, понимает ли Эшли, каково это. У неё другой взгляд на такие вещи, потому что она раньше работала. Типа, моделирование, и всё такое. Но я представляю, что это намного сложнее, когда ты имеешь дело с таким отбросом, как твой бывший, который ждёт, чтобы наброситься на тебя за любую мелочь. После всего, с чем мне пришлось столкнуться, это было, очевидно, всё, что мне нужно было услышать. Не успела я опомниться, как уже рассказывала Дани всё, что привело к моей ссоре с Эшли. О гневе, печали, страхе. О том, что мне казалось, будто я её больше не знаю. О том, как я работал на износ и потеряла всё, что накопила. И я рассказала ему о том, как обратилась за помощью к Давиду, о том, что я обещала ему, и как он всё переиначил. И как я просто хотела, чтобы у моей маленькой девочки были вещи, которые она хотела. Не все, конечно, я не хотела её баловать. Но я хотела, чтобы она была счастлива. – Я просто хочу, чтобы она знала, что её родители заботятся о ней, – сказала я, снова вытирая глаза, – например, я знаю, что Давид – дерьмо, но, нравится мне это или нет, он её отец, и он заботится о ней. Я не хочу, чтобы она росла с мыслью, что он не думает о ней, и чтобы у неё развился какой-то грёбаный комплекс по этому поводу. – Ты знаешь, что, если бы он заботился о ней, он бы дал ей всё это дерьмо, не прося ничего взамен, верно? Я открыла рот, чтобы ответить, потом закрыла его. – Ты ведь знаешь это, да? – надавил Дани. – Независимо от того, что он чувствует к тебе – и, поверь мне, я не понимаю, как кто-то может не обожать тебя – если он действительно заботится о Блэр, он сделает так, чтобы у неё было всё, что ей нужно, и чего она хочет. Даже если бы это означало, что ты… Я не знаю. Выглядела так, будто получаешь от этого выгоду, или что-то в этом роде. Я всё ещё не знала, что на это ответить, поэтому ухватилась за единственное, за что могла, и сухо рассмеялась. – Есть много причин, по которым люди не обожают меня, Даник. Например, за то, что я называю кого-то Даником, хотя не являюсь его большим поклонником. Или за то, что оцениваю воспитание дочери моего лучшей подруги. Я явно не в том положении, чтобы комментировать чьи-то родительские навыки. – Чушь, – сказал он, – господи, Кэти. Ты чертовски крута, ты знаешь это? Ты такая чертовски крутая, уморительная и прямолинейная. И это не мешает тебе быть чертовски сексуальной, конечно, но… – Ну и ну, не слишком ли толстый подкат? – Нет, – настаивал он, и не успела я опомниться, как он схватил меня за руку и заглянул в мои глаза с умоляющей серьёзностью, которую я не знала, как выдержать, – ты потрясающая. Ты такая. И что меня поражает во всём этом, так это то, как такой человек, как ты, оказался замужем за таким куском дерьма. – Я была эгоисткой. Дани закатил глаза. – Это не так… Помнишь, ты рассказывала мне, как оказалась с ним, да? Что твои родители… Господи, Кэти, если у тебя есть кольцо в пупке, это не значит, что твои родители должны были продать тебя какому-то парню, который обхаживал тебя и внушал тебе, что ты не можешь быть лучше. – Они не продавали меня. Он… он хотел меня, так что…