На вас наложено наказание. До заката солнца вы сможете произнести только 100 слов. Условие отмены: нет. Сотня?! Гадство! Но не страшно: общаться можно и жестами. Развернулась и в доказательство показала жрецу средний палец. Удивительно, но новой кары не последовало. *** — Египтянка! — Раздражённый Октавиан, уже облачённый в форму римского центуриона, ждал на границе сада. Я постаралась выглядеть виноватой, раз объяснить ситуацию словами теперь не получится. — Живо переодевайся, у нас мало времени. Римлянин подкинул мне узелок с вещами, и я послушно побежала наряжаться в его соотечественницу уже второй раз за всё время игры. Вот только сегодня это было не платье, а военная форма. Её женский вариант, который отличался от мужского одними размерами. Туника, кожаный панцирь с металлическими пластинками, короткий алый плащ и шлем, который я засунула в сумку с глаз долой. Перед обелиском Рамсесу собралась целая толпа из игроков и неписей — участники гонки и их наставники. По одну сторону стояли одиночники, по другую команды. Вместе со мной состязаться в мастерстве управления колесницей будут всего семь человек. Очень мало в масштабах страны, и как всегда победитель должен быть только один. Ну что стоит ВЦ вручить приз каждому? Команд же не в пример больше, да и уровень их игроков от восьмидесятого и выше, когда как мы «малышня». Что интересно, среди них я не заметила ни одной девушки. Сейчас игроки улыбались и подшучивали друг над дружкой, но можно не сомневаться, что потом каждый из них будет проклинать счастливчика. Я заняла своё место возле наставника и приветливо помахала рукой будущим соперникам. Мы все представляли собой весьма пёстрое зрелище, будто оказались в центре исторического парада костюмов на главных ролях. Римлянка — я, Принигонда, 18 уровень. Беглая служанка, беспризорница. Грек — Бельфегор, 22 уровень. Выходец из влиятельного отряда «Безумцы из Гелиополя». Облачён в сверкающую бронзовую кирасу в анатомическом стиле поверх белого хитона и шлем, закрывающий щёки и нос. Держится уверенно и немного надменно. Египтянин — Гипнокот, 21 уровень. Безпризорник. Его одежда состояла из пластинчатого панциря из крокодиловой кожи, полосатого платка с «ушками» и голубого плаща. Ему выпала честь нести знамёна нашей родины, но он, похоже, с радостью поменялся бы ею с кем угодно из нас. Нубиец — ЗвёздныйЛорд, 46 уровень. Беспризорник. От нубийца тут только название, Лорд типичный египтянин. Он стоял в набедренной повязке из шкуры леопарда и роскошном ожерелье из львиных зубов на шее. Его наставником оказалась... сморщенная чернокожая старушка! Маджай — Альтаир, 29 уровень. Выходец из отряда «Кастлвания». Низенький парнишка с ног до головы был закутан в одежды кочевников, стоял дальше всех от меня и не выделялся ничем. Гиксос — Бензол, 19 уровень. Беспризорник. Представитель народа, захватившего власть в Нижнем Египте и привнёсшего в наш быт не одну сотню изменений, щеголял в пластинчатых доспехах, из-за чего напоминал азиатских воинов. Болтал по делу и без, забивая собой весь эфир. Еврейка — Няш-мяш, 17 уровень. Беспризорница. Да-да, девушка, очень улыбчивая девушка в скромном белом платье, кокетничавшая направо и налево. Зачем она это делала, не осталось секретом: — Ребята, Очень прошу: уступите мне победу. Парни замолчали. Не понимая, о чём просит, Няша продолжила: — У меня же уникальный квест, один на миллион. По-человечески прошу. — У всех здесь такие квесты, милочка, — хихикнул Бензол. — Но уж если кому-то и уступать, то давайте определим счастливчика общим голосованием. — Голосованием? — переспросил Альтаир. — А за себя можно? — Это был прикол, — объяснил Лорд. — Ну ма-альчики, ну пожа-алуйста! — А это правда, что после таких квестов уходят из игры? Может, «неизвестная» награда — это угроза убить близких, если не уйдёшь? — Включи мозг: никто из ВЦ не ушёл, если сам того не хотел. Желание твоей мамки не считается. — Вы уже выбрали оружие? — Зачем? Это же гонки, а не гладиаторский бой. И мне хотелось вставить свои пять копеек в беседу, но я была вынуждена прикусить язык и молча слушать. Наказание немоты слишком тяжёлое испытание для человека, привыкшего разговаривать даже с самим собой! Когда показались люди, присланные Блондинкой, стало понятно, отчего они задержались. Их было много! Празднично разодетые гонцы номарха в сопровождении сотни чернокожих рабов вошли на площадь с музыкой и танцами. Нас всех усадили в персональные открытые паланкины и понесли по городу, как диковинных зверушек. Сначала одиночников, потом команды. Игроки и неписи высыпали на улицы, чтобы поглядеть на будущих героев. Удивительное дело — нас с Бельфегором, одетых в форму главных врагов царства, приветствовали с не меньшим энтузиазмом, чем Гипнокота. Вряд ли, конечно, кто-то верил в победу Принигонды, но кратковременных симпатий я получила сполна. До дворца номарха мы добирались больше часа, а потом ещё минут десять шли пешком по многочисленным залам. Их роскошь и объёмы поражали воображение. Воистину, Египет был очень богатой страной и лакомым куском для всех соседей. Слуги и наставники остались в одном из внутренних двориков, а толпу участников провели в тронный зал. Блондинка сидела на каменном постаменте, устланном шкурами диких кошек, в окружении симпатичных служанок из живых игроков и самых важных вельмож и придворных Мемфиса. Возле стен по стойке смирно стояли нубийские воины, чуть в стороне от них представители прессы. Журналисты с первых дней ВЦ стали неотъемлемой частью Кемета, их нельзя игнорировать даже в угоду исторической достоверности. Но они не шумели и вели себя прилично, как ваза с цветами. Среди них я заметила Эрнанду. На вид типичная египтянка, каких тысячи. — Приветствую вас, участники Великих Гонок, — не вставая с места царственно произнесла Блондинка — игрок шестьдесят первого уровня. На ней поблёскивало столько золота, что вряд ли она смогла бы подняться, даже если бы захотела. Платье, волосы, ногти — всё в благородном металле. Кстати, вопреки нику наш номарх была самой что ни на есть брюнеткой. Все присутствующие склонились в почтительном поклоне, хоть и без какого-либо удовольствия. По сути, Блондинка точно такой же игрок, как любой другой, но волей демократии ВЦ поставила её на недосягаемую простым смертным высоту (у фараона, к слову, она значительно выше). Недосягаемую до следующих выборов, конечно же. Номархом любого города мог стать даже бывший раб, но как только голосование признавалось законченным, псевдоискусственный интеллект начинал считать выбранного правителя едва ли не божественным и наделял его властью повелевать над неписями, миловать и проклинать игроков, устраивать праздники и всевозможные ивенты. Поэтому от других игроков ВЦ так же требовала соответствующего отношения к номарху, иначе вольнодумцев ждут всевозможные наказания как от неписей, так и от богов. Лишь друзья правителя избавлены от повинности раболепия. — Можете встать и подойти ко мне, — разрешила Блондинка. Пафоса стало чуть меньше, но атмосфера всё равно давила. — Через несколько дней землю великого Кемета накроет тьма. Апоп — огромный змей, олицетворение зла и хаоса — сразится с богом солнца Ра. На время их битвы мир будет ввергнут в пучину каменного века, лишив нас, возлюбленных богами, всех привилегий и всякого покровительства. Но мы не будем плакать! Мы устроим лучшее из придуманных соревнований — гонки на колесницах! Далее последовала целая речь, рассказывающая «что, где, когда». Участники соберутся в некрополе Гиза, где проложена гоночная трасса и возведены места для зрителей. Открывает соревнование одиночный заезд одновременным стартом всех семи колесниц. Каким именно он будет, держалось в тайне. По итогу победитель получит любую вещь из сокровищницы на выбор. Сама Блондинка не знала, что именно мы можем попросить. Правилам командных гонок уделили куда больше времени, но я их не слушала. А потом была молитва богине Судьбы Исиде и жеребьёвка. Сперва мы, потом команды. Пусть мне достанется цифра семь! Четыре. Хорошо, четыре так четыре. Устроитель гонок занёс нас в список, и затем начался самый настоящий звёздный кошмар. Блондинка взмахнула рукой, что означало окончание аудиенции, а так же команду «фас» для журналистов. Газетчики и обозреватели имели полное право получить всю информацию об участниках, чтобы египтяне больше и активнее делали на нас ставки (какой процент от них отойдёт казне, можно только предполагать). Мы могли отказаться, но делать этого не стоило. От газетных статей будет зависеть станем ли мы героями или посмешищем; читатели-то о нас и слыхом ни слыхивали. Львиная доля внимания досталась — не сюрприз! — командам, но и нам не дали спокойно уйти. Чтобы интервью не затянулось, устроитель установил правило: один участник — один журналист. И всего пару вопросов. — Принигонда, скажи, почему мы должны болеть за тебя, а не за Гипнокота? — Меня хватанул за руку некто Кенуэй. Под его ником стояло ни о чём не говорившее название газеты «Вестник ассасинов». Далека я от светской жизни Кемета, надо будет это исправить. — Поддерживать даже символическую Римскую Республику едва ли кто-то захочет. — Ты прав, — я улыбнулась, тщательно подбирая слова, чтобы уложиться в отведённое количество и не показаться роботом. — Увидеть проигрыш Рима приятно каждому египтянину, не спорю, но не стоит подменять понятия. Каждый из участников будет биться именно за свою страну, и не важно под чьими знамёнами мы выйдем. Противостояние наций развернётся только на трассе, где победа Рима не принесёт настоящего поражения Кемету, лишь Гипнокоту. — Не боишься? Во время гонок мы все увидим настоящую Принигонду без бога-покровителя, хватит ли у тебя сил выдержать нагрузку? — У меня хватит упорства, — ответила секунд через десять, мысленно перебрав несколько предложений и отсеяв всё лишнее. По выражению лица Кенуэя вижу, что он посчитал меня тормознутой. Срочно исправляюсь: — В моём словаре нет слова «проиграть»! Только хуже сделала! Молчание и вправду бывает золотом. — Как ты оцениваешь свои шансы? — Пятьдесят на пятьдесят. Со щитом или на щите. Осталось слов: 34. — А теперь рисунок... — Парень достал из пояса лист папируса и набор древних карандашей. — Повернись в профиль и замри. На создание «фотографии» Кенуэй потратил две минуты, во время которых я мысленно просила Ка сделать так, чтобы он оказался художником. К сожалению, Ка не услышал, ибо то, что я увидела, удивительно смахивало на наскальное творчество первобытного ребёнка. Чтобы никто случайно не принял моё лицо за горшок с ручкой, горе-художник подписал внизу моё имя. — Скриншот в игру нельзя поставить, — он виновато улыбнулся и пожал плечами. Пикассо, блин. — Это черновик, не переживай. Потом в редакции нормально дорисуем. Удачи тебе, Принигонда! — Спасибо! Не самое показательное интервью, да ещё и медленное, но вышло не так уж плохо. Октавиан не скучал. Блондинка показала себя не только влиятельной правительницей огромного города, но и радушной хозяйкой. Она позаботилась о наставниках и друзьях участников гонки: стройные полуодетые служаночки подали им фрукты и охлаждающие напитки. Рукой подозвала римлянина, и мы покинули дворец номарха. — Не узнаю тебя, египтянка. Больно молчаливая сегодня. Достала Клинописную табличку. Надо бы поведать ему свою грустную историю про лотосы и злого жреца, а заодно сразу продублирую её для Альфа. — Так даже лучше. Меньше слов — больше дела. *** Максик с Женькой не подвели — два прекрасных скакуна гнедой масти с именами Бивис и Батхед уже ожидали в конюшнях. На их ногах блестели неснимаемые браслеты с полной информацией о владельце и встроенным GPS-маячком. Сейчас там значилось моё имя. — Красавцы! — Альф восхищённо разглядывал подарок, поглаживая морду Бивиса. В нашем мире мужчины заглядываются на аэромашины, а в этом на лошадей. — Сразу видно породу! Таких дают только за важные квесты. <Принигонда: Хочется верить, выбор кличек у них совершенно случайный.> И тут Бивис заржал... Оказывается, не случайный. Понадеемся, хоть других похожестей не будет.