— Знаю, — ответил Амарок. Они все были в имевшихся у него списках — как в списке самой Даниэль, так и в том, который он получил от Коротышки. Все они изменяли своим женам, в этом не было никаких сомнений. Однако Амарок не мог поверить, что кто-то из этих мужчин, которых он хорошо знал, вдруг превратился в хладнокровного убийцу. Куда большие подозрения вызывало у него то, что могло измениться в его родном городке за последние несколько недель — например, появились ли здесь новые люди. Оставалось лишь надеяться, что те, кого он допросит, скажут ему, что, по их мнению, в их городе не так. — Скажи, а были в тот вечер в «Лосиной голове» какие-нибудь чужаки? Те, кого ты не узнал? — Была парочка надзирателей из Ганноверского дома. Они сидели вместе с ней в задней комнате и наблюдали за происходящим. — Но сами не участвовали? — Может, и участвовали, но до того, как я там появился. Когда я вошел, они уговаривали ее выпить еще стаканчик. — Тебе случайно не показалось, что они руководили этим делом? — Нет. Они не брали денег с… ее партнеров, если ты это имеешь в виду. А если и брали, то я об этом не слышал. Лично с меня никто никаких денег не брал. Поэтому я и решил, мол, ничего страшного — трахнул и забыл. Амарок покрутил регулятор обогревателя и снова проверил, наблюдает ли за ними Миа. Пусть Арчи не вложил за это сомнительное удовольствие ни цента, все равно существует другая цена… — Но ведь стоять в очереди, чтобы трахнуть телку, — это так отвратительно. Ты не боялся, что подцепишь какую-то гадость? — У них там были презервативы — целая миска. Но у нее на руке был противозачаточный пластырь — чтобы все видели. Так что многие не заморачивались с резинками. Еще одно доказательство ее склонности к риску, к адреналину. Противозачаточный пластырь не убережет вас от триппера или СПИДа. — А ты? — Нет, я надел. Не хватало мне принести домой жене какую-нибудь дрянь, особенно после того, как услышал, что она пошутила, что трахается как драная кошка с заключенными Ганноверского дома. — Она об этом пошутила? — Она сказала, что никто из нас не годится им даже в подметки. Ганноверский дом. Опять. Для Амарока тот был сродни злокачественной опухоли. — Эти люди сидят за решеткой, Арчи. Она не сказала, каким образом ей удается проводить с ними время? — Должно быть, не без помощи охранников. Те явно были рады ей посодействовать. Один даже добавил, что заключенные готовы на что угодно ради перепихона с Даниэль. — Ты случаем не помнишь имена этих охранников? — Куш. Одного точно звали Куш. Другого не помню. Или, может, он не называл себя. Он явно был пришлый, не из местных. Амарок положил руки на руль. — Есть еще что-то такое, что я должен знать? — спросил он у Арчи. Тот покачал головой. — Это был быстрый трах. Раз-два, и все. Правда… Амарок посмотрел на него, ожидая, что он скажет дальше. — Правда, до того, как дать мне, она… измерила мой член. Сказала, что ее мечта — трахнуться с самым большим членом всей Аляски. — Она так и сказала? — У нее напрочь отсутствует стыд. Я же был пьян, и мне очень хотелось. Амарок достал из конверта, лежавшего между ними, фотографию. — Мы нашли еще одну часть тела — руку. Тебе она случайно не знакома? — Вряд ли я ее узнаю… — начал было Арчи, но стоило ему увидеть фото, как он тотчас умолк. Затем открыл дверь пикапа и высунул на улицу голову, словно боялся, что его вот-вот вырвет. — Тебе часом не дурно? — спросил Амарок. Похоже, Арчи справился с тошнотой, но дверь на всякий случай оставил открытой, как будто был готов в любую минуту выскочить из машины, лишь бы не видеть это жуткой картинки. — Нет. Но это точно ее рука. У нее на ногтях был точно такой же бордовый лак, когда она… когда она приложила ко мне линейку. * * * Эвелин действовала на чистом адреналине. Она не разговаривала ни с Фицпатриком, ни с Пенни, ни с кем из своих коллег, по крайней мере, в течение трех часов после того, как оставила их в административном корпусе, и лишь поддерживала радиосвязь с Феррисом. Вертолет благополучно сел на крышу, после чего полетел вместе с Хьюго в Анкоридж. В лучшем случае его доставят туда минут через десять, в худшем — через двадцать-тридцать. Впрочем, Эвелин с трудом представляла себе, как он протянет еще хотя бы четверть часа с застрявшим в груди самодельным ножом. Сердечная тампонада, если таковая имела место, оказывала дополнительное давление на мускулатуру сердца. Оставалось лишь надеяться, что он все же выживет — ради себя и ради нее. В комнату для допросов номер шесть, которую Эвелин мерила шагами в надежде успокоить нервы, сунул голову охранник Эмилио Куш. — Где он? — спросила она, как только до нее дошло, что Куш один, хотя, по идее, должен был доставить к ней Энтони Гарзу. Куш шагнул внутрь. Эвелин встретила его посередине комнаты. — После недавнего нападения я… — Он попереминался с ноги на ногу. — …Я подумал, что должен поставить доктора Фицпатрика в известность о том, что вы запланировали на сегодня сеанс с Гарзой. — Вы подумали? С каких это пор ее приказы обсуждаются с Фицпатриком или кем-то еще из врачей? Или Фицпатрик поручил охране докладывать ему обо всех ее действиях? Или это личная инициатива самого Куша? Тот поспешил закончить свою фразу: — Гарза самый опасный из всех заключенных. И вообще, после того, как утром он пырнул ножом Хьюго Эвански, его заперли в одиночной камере. Его выпустят оттуда не раньше, чем через месяц. Фицпатрик считает, что он не должен ни с кем общаться, тем более с вами, потому что именно этого ему больше всего не хочется. — И вы, я смотрю, с ним согласны? — Эвелин с вызовом сложила руки на груди. Куш, в свою очередь, повысил голос. — Этому мерзавцу требуется хороший урок, доктор Тэлбот. Он должен понять, что здесь не потерпят такое поведение. — Поэтому вы сочли своим долгом пойти к Фицпатрику вместо того, чтобы выполнить мою просьбу? Куш смущенно закашлялся. — Извините, но… в мои обязанности входит охранять вас и всех остальных, кто здесь работает. — Но только не путем нарушения субординации, — заметила Эвелин. Не выдержав ее колючего взгляда, надзиратель расправил плечи. — Мне странно, что после вчерашнего вы еще хотите его видеть. — Вы боитесь, что со мной что-то случится? А как же плексигласовая перегородка? — Именно. — В его глазах мелькнул вызов. — Где гарантия, что вы останетесь за ней? Эвелин стиснула зубы. Куш был главным над горсткой других надзирателей, но никто не давал ему права приказывать ей. — Мне неприятно это от вас слышать, — сказала она. — Судя по всему, у нас с вами разное понимание того, что входит в ваши обязанности. — Не понял? Он явно ошибался, думая, что она допустит его самоуправство. — Либо вы немедленно приведете ко мне Гарзу, не спрашивая ничьего согласия, либо считайте, что вы уволены. Я не потерплю неисполнения моих распоряжений, офицер Куш. Особенно сейчас, когда мы переживаем такой нелегкий во всех отношениях момент. Прежде чем Куш сумел произнести хотя бы слово, его рот дважды открылся и закрылся. Наконец он обрел — голос. — Доктор Тэлбот, вы это серьезно? — спросил он. Глядя ему прямо в глаза, она процедила сквозь зубы: — Я говорю это абсолютно серьезно. И даже если вы решите подчиниться этому моему требованию, вы все равно подадите докладную с объяснением ваших сегодняшних действий. Вы меня поняли? Куш несколько раз моргнул. — Доктор Фицпатрик согласен со мной.