Нет. Такого не будет. Это невозможно. Прекрати, прекрати! Прекрати терзать ребенка. 32 Когда приехал начальник охраны тюрьмы, в кабинет его полиция не допустила, чтобы сохранить место преступления в неприкосновенности. Постояв перед дверью кабинета, в котором еще работали криминалисты, и попробовав заглянуть внутрь, он наконец бочком подошел к сидевшей в гостиной Сонгён. Та, продолжая общаться с оперативниками, искоса посмотрела на него. Судя по его виду, он испытывал сильное облегчение. Должно быть, это послужило для него чем-то вроде утешения, что Ли Бёндо явился не куда-нибудь, а именно сюда, и умер здесь. Пусть даже ему объявят выговор, но эта история с побегом закончилась, едва успев начаться, так что хуже ему уже не будет. — Выходит, он вас душил, но тут неожиданно включился свет, он отвлекся, и в этот момент вы ударили его ножом, который он принес из кухни? — спрашивал тем временем один из оперативников. — Совершенно верно, — подтвердила Сонгён, опустив глаза. Поморщившись, взялась рукой за подбородок. Не заметить красные отметины у нее на горле было просто невозможно. Один из полицейских вытянул шею, чтобы получше их рассмотреть, и что-то черкнул в своем блокноте. Другой защелкал фотоаппаратом, снимая их с разных ракурсов. Она решила соврать полицейским только ради Хаён. Если они узнают, что на самом деле Ли Бёндо убила Хаён, то станут вытягивать у той, как все происходило. В конце концов, конечно, придут к заключению, что это была необходимая самооборона, но с учетом того, как в процессе они измучают ребенка, подумала Сонгён, их версию случившегося лучше все-таки немного подкорректировать. А потом, было еще и это дело о поджоге… Если в ответ на вопросы полицейских девочка ляпнет что-нибудь не то, неизвестно еще, как все обернется. Единственное, что заботило сейчас Сонгён, — это как защитить ребенка до возвращения Джесона. Все проблемы можно будет обсудить с ним, когда он наконец окажется дома. — Вам точно не нужно в больницу? — спросил оперативник, закрывая блокнот. Похоже, что заготовленная ею версия вполне всех удовлетворила. А потом, на ноже, подобранном на месте происшествия, имелись отпечатки пальцев Сонгён. В доме была еще только маленькая девочка, которая спала в своей комнате наверху. И спала крепко, несмотря на грозу. В общем, никакого места для подозрений не оставалось. Полицейские явно сочувствовали Сонгён, едва избежавшей гибели от рук осужденного к высшей мере наказания преступника, которого опрашивала в тюрьме. Покончив с расспросами, оперативники дружно поднялись со своих мест и направились в сторону кабинета. Начальник охраны тюрьмы, который только и ждал подходящей возможности пообщаться с Сонгён, немедленно подсел к ней, как только из гостиной вышел последний из полицейских. — Что произошло? — спросил он. — Это я сама у вас хотела бы спросить, — огрызнулась Сонгён. Лицо начальника на миг застыло, но тут же разгладилось. Вообще-то это как раз он больше всех виноват в происшедшем, и неважно, что сказала Сонгён, — после такого надо просто-таки рассыпаться в извинениях. Приняв смиренный вид, он попытался успокоить ее. — Я был так же одурачен его поведением, как и вы. Ну кто мог подумать, что он сбежит из больницы с таким кровотечением? — сказал он. Сонгён могла предположить, как именно все произошло. Сбежать из хорошо охраняемой тюрьмы практически нереально. Разумней всего воспользоваться подходящим моментом, каким-то образом оказавшись за пределами тюремных стен. А такой момент может представиться в больнице, где охраны раз-два и обчелся. — Что он вам говорил? — спросил начальник охраны, сверкнув глазами. Его до сих пор удивляло, что Ли Бёндо пошел на такой большой риск, чтобы сбежать. С самого начала казалось странным, что тот предпочел, чтобы его опрашивала именно она, и никто другой. Начальник знал, что Ли Бёндо решился на побег из-за нее. Но, зная об особом отношении к Сонгён со стороны преступника, абсолютно не представлял, что именно делало ее в его глазах такой особенной. И очень хотел все-таки выяснить, что его в ней так зацепило. — Он говорил, что мог прийти повидать меня абсолютно в любой момент, если б это взбрело ему в голову! — рявкнула Сонгён в ответ. Лучшая защита — это нападение. Она не хотела слушать, как начальник охраны на разные лады склоняет Ли Бёндо. Сонгён никогда не сумела бы никому объяснить, что именно разглядела у него в глазах в последнюю секунду его жизни. Его глаза сказали ей все — больше, чем это способны сделать тысячи слов. Она не хотела превращать его одиночество, которое наверняка остудило его до самых костей, в пустопорожнюю болтовню, только чтобы потакать начальнику охраны. Повышенная ранимость у некоторых людей в крови. Сонгён тоже была хорошо знакома с одиночеством, не имея ни братьев, ни сестер, и с пустотой в сердце, возникшей поначалу после смерти матери. Слова Ли Бёндо глубоко проникли ей в душу — туда, куда никто не был способен дотянуться. Ей не хотелось даже пытаться объяснить то доброе чувство, которое она по отношению к нему испытала и которое никто все равно не понял бы. Начальник охраны обиженно посмотрел на Сонгён, но когда увидел, что тело уже выносят из кабинета, быстро вскочил и последовал за остальными. Уже на пороге входной двери он обернулся и сказал: — Я ведь вам говорил? Что ничего хорошего не будет, если связаться с ним… И, коротко кивнув ей, шагнул за порог. Поднявшись с дивана, Сонгён двинулась в сторону кабинета, откуда как раз выходил оперативник, с которым она недавно общалась. — Сегодня лучше запритесь покрепче. Мы позвоним в центр поддержки потерпевших и вызовем на утро уборщиков, — сказал он. Кивнув, Сонгён обвела взглядом кабинет. Там, где только что лежал Ли Бёндо, пол был густо заляпан кровью. Плотно закрыв дверь кабинета, оперативник посмотрел на стоящего рядом полицейского в форме. Тот сразу размотал желтую ленту, обозначающую место преступления, и крест-накрест залепил ею дверь. Как только последние сотрудники полиции ушли, в доме воцарилась тишина. Сонгён со вздохом оглядела внутренность дома, по которому словно только что пронесся смерч, и поднялась наверх. Хаён спала в своей постели. Сонгён поправила одеяло, которое девочка сбросила во сне, повернулась к ней спиной и вышла из комнаты. Спустилась вниз, проверила замок на стеклянной двери. Дождь почти полностью прекратился. И только тут она поняла, что головная боль тоже прошла. Спать хотелось просто жутко. Казалось, что из нее высосали всю энергию. Сонгён выключила свет в гостиной, вошла в спальню. И едва забралась под одеяло, как моментально провалилась в сон, больше похожий на оцепенение. Это был сон, в котором наконец-то ничего не снилось. 33 Сонгён открыла глаза с таким чувством, будто проспала неделю, но на часах было лишь восемь утра. Думала, что спала очень долго, измотанная после всех волнений, но оказалось, что даже меньше трех часов. Выбралась из постели и раздернула занавески. Перед ее взором предстали чистое небо и солнечный свет, который только начал разливаться по небу. Неистовые ночные часы казались дурным сном. Но следы, оставшиеся во дворе, неопровержимо доказывали, что это не так. Во дворе после бури царил полный кавардак. Сонгён даже испытала облегчение при виде того, сколько всего надо сделать. Стоило двинуть телом, как разум немедленно принялся строить планы, чем заняться дальше. Застилая кровать, она услышала шаги за дверью. Звук доносился из гостиной. Подумав, что, наверное, проснулась Хаён, Сонгён уже собралась было выйти из комнаты, когда дверь распахнулась сама. Вошла Хаён, с чашкой молока на подносе. Сонгён изумил тот факт, что девочка выглядела совершенно нормально, особенно если учесть все ночные события. В голове промелькнула мысль: уж не стала ли смерть для Хаён давно привычным явлением? Совершенно спокойное лицо девочки даже еще больше обеспокоило ее. Смывая ночью кровь с ее рук, Сонгён осознала нечто ужасное: она все терла и терла ей руки, пока те не покраснели, но в итоге это она сама и измарала их кровью. Надломила душу, которая и так едва оставалась в целости. Случилось бы нечто подобное, если б Сонгён была обычной домохозяйкой? Девочке уже доводилось убивать людей. И вот теперь она убила снова. Что думала Хаён, глядя на кровь у себя на руках? От одной только мысли об этом по спине у Сонгён пробежал холодный озноб. Наверное, ей лучше было бы никогда не встречаться с Хаён. — Теперь вам получше? — спросила девочка, поставив поднос на прикроватный столик. Она по-своему сделала усилие, чтобы показать, что ей не все равно. Сонгён уставилась на чашку молока, которую она принесла, а потом со смешанными чувствами отвернулась. — Я хотела бы кое-что у вас спросить, — произнесла Хаён, присаживаясь на краешек кровати. — Что именно? — спросила Сонгён. — А вы… вы расскажете папе? Похоже, девочка имела в виду историю с пожаром, в котором она убила бабушку с дедушкой и подожгла дом. Больше всего она опасалась, что ее отец об этом узнает. Или, может, боялась, что ей больше нельзя будет жить с ним в одном доме — она сделала такую ужасную вещь, потому что хотела жить вместе с ним. — Не скажу, — ответила Сонгён. По лицу девочки разлилось видимое облегчение. Но при следующих словах Сонгён ее лицо затвердело. — Я хочу, чтобы ты сама ему все рассказала. Если ты этого не сделаешь, тогда придется мне рассказать. — А мне… мне и вправду обязательно рассказывать? — спросила Хаён. Сонгён спокойно посмотрела ей прямо в глаза. При виде выражения ее глаз Хаён опустила голову, словно показывая, что понимает: у нее нет выбора. — Ладно, — тихонько произнесла Хаён, ненадолго погрузившись в какие-то размышления. Но вскоре вздернула голову и, глядя на Сонгён, протянула ей чашку молока, словно только сейчас про нее вспомнив. Сонгён покачала головой — ей ничего сейчас не хотелось. Хаён разочарованно поджала губы. Увидев это, Сонгён поняла, что нельзя отказываться от молока. Неохотно взяла чашку из рук девочки. Хаён все не уходила, продолжала смотреть на нее, а потом произнесла: