Сонгён не смогла ответить — она не верила своим собственным глазам. Почему он стоит здесь, хотя должен сейчас спать в своей одиночной камере? Наверное, все это ей просто снится, сколько бы она над этим ни думала? — Может, расскажете, что происходит? Как вы здесь оказались? — предложила она. Ли Бёндо, который теперь разглядывал книги на полках, повернулся, чтобы посмотреть на нее, и улыбнулся. — А это важно, где я? Для меня важней то, что в данный момент я с вами, — отозвался он. Сонгён подумала про начальника охраны. Это ведь как раз он больше всех прочих должен был желать, чтобы Ли Бёндо оставался на своем месте. Интересно, подумала она, знает ли он, что успело произойти. — Наконец-то настало время ответить на ваш первый вопрос, — произнес Ли Бёндо. Примолк, еще раз припомнив их первую встречу, и впервые рассказал ей про тот дом с садом. Это и был ответ на ее вопрос про «меховую» обезьянью мать. Глядя в ее лицо, пока она с искренним интересом слушала, Ли Бёндо чувствовал себя так, будто вновь оказался в том доме у сада. Он хотел, чтобы его долгое путешествие подошло к концу. Никто не рождается по своей собственной воле. Но как жить и как положить этой жизни конец — целиком и полностью в твоей власти. Он почувствовал облегчение, когда перестал слышать ту песенку. Он убивал не по собственной воле. У него не было иного выбора. И неважно, что его поймали и посадили в тюрьму. Все, чего ему хотелось, — это чтобы песенка, неустанно терзавшая его, наконец подошла к концу. И как бы напряженно он ни вслушивался, больше ее не слышал. Казалось, что наконец-то он может спокойно спать по ночам. И неважно, что в тюрьме. Он был даже благодарен за одиночную камеру, в которой содержались лишь приговоренные к смерти. Уже думал, что призрак матери наконец отстал от него. Думал, пока не увидел лицо Сонгён. Стоило ему ее увидеть, как разум опять пришел в полнейшее смятение. Казалось, что он наконец-то случайно наткнулся на ту, к которой так долго стремился; с другой стороны, не хотел показываться ей. Нельзя было предстать перед ней в таком виде! Но он не сумел устоять перед шансом, вдруг выпавшим ему через двадцать лет. В конце концов неуемное желание увидеть ее восторжествовало. Сонгён, однако, не была той женщиной из дома у сада. Он съел первое яблоко, которое принесла ему Сонгён, но вкус у того оказался совсем не тот. Яблоки, которые он некогда пробовал в собственном раю, теперь казались недостижимой мечтой. — Как вы могли так со мной поступить? Как могли уйти, даже не попрощавшись? — спросил он. — Я подумала, что лучше вам не знать, — вот каким был ответ Сонгён. Ли Бёндо покачал головой. — Нет, вы соврали мне. Вы якобы дали мне шанс, но нет. Эта песенка сводила меня с ума, но я вам был совершенно безразличен. Вы — как она. Я думал, что вы — та женщина из дома с садом, но вы в точности как моя мама, — продолжал он. — Я ни та, ни другая. Есть и другие люди в этом мире, помимо вашей матери и женщины из дома с садом, — с досадой ответила Сонгён. У нее было что сказать еще, но Ли Бёндо не был расположен слушать. Он набросился на нее. Глядя ей прямо в глаза, стал душить. Он уже больше не слышал ее голоса. В голове у него громыхала та песенка. Когда Ли Бёндо припечатал ее к стене и сильней сжал пальцы у нее на шее, ее неистовое сопротивление понемногу стало слабеть, натужные всхлипы становились все реже и реже. Ее слабеющее дыхание коснулось его щеки. Он стиснул ее изо всех оставшихся сил. Ее руки, царапающие его предплечья, упали и бессильно повисли. Умирать — это так просто… Отняв одну руку от ее горла, Ли Бёндо смахнул упавшую на ее лицо прядь волос. На секунду прижался к ней лбом и закрыл глаза. Из-под его плотно сомкнутых век просочились слезы, скатываясь по щекам. И в этот самый момент он вдруг почувствовал острую боль в боку. Опустил взгляд и увидел торчащую оттуда рукоятку ножа. Странно, промелькнуло у него в голове, нож должен быть на столе… Подняв взгляд, Ли Бёндо увидел маленькую девочку, которая смотрела на него с расстояния нескольких шагов. Своими ясными глазами та совершенно невозмутимо наблюдала за дальнейшим развитием событий. «Так вот какая у вас кошка?» — мельком подумал Ли Бёндо, отпуская шею Сонгён и ощупывая бок там, куда вонзился нож. Крови было совсем немного. Но ему не нравилось ни с чем не сравнимое чувство, когда что-то застряло у него внутри. Стиснув зубы, он выдернул нож. Из раны ручьем хлынула кровь. Нож, пройдя под ребрами, видимо, задел легкое. Дыхание стало вырываться с клокочущим хрипом. Руки ослабели. Сонгён, которую он теперь держал только одной рукой, немного пришла в себя и оторвала его руку от шеи, наконец освободившись. И Ли Бёндо рухнул на пол. Все его чувства враз смешались. Разум словно отделился от тела. Он инстинктивно понял, что очень скоро умрет. С каждым выдохом кровь, скопившаяся где-то глубоко в легких, плевками выталкивалась из раны. Его прошиб булькающий кашель. Дышать становилось все трудней и трудней. Вытекающая из бока кровь лужей разливалась вокруг него по полу. Зрение окутал туман, но Ли Бёндо все же изо всех сил держал глаза открытыми. Увидел, как девочка подступает ближе — глаза ее были полны любопытства. Его кровь подползала прямо к ее ногам. Ощутив свою полную беспомощность, он отрешенно улыбнулся. Внезапно перед глазами у него ярко вспыхнуло. Он лежал на полу, глядя на этот ослепительный свет. Должно быть, опять включили электричество — люминесцентная настольная лампа резала глаз. Он увидел, как Сонгён останавливает девочку, не давая ей подойти еще ближе, а потом берет ее за руку и отступает назад. Потянулся было, чтобы его тоже взяли за руку, но уже не было сил даже просто поднять веки. Ли Бёндо всегда считал, что смерть — это ничто, это когда все просто подошло к концу: тьма, исчезновение. Да, именно так он всегда и думал. Но на пороге собственной смерти наконец понял, что смерть — это не бесконечная тьма, а лишь короткий миг темноты. Это не исчезновение, а перемещение в какой-то иной мир. Он боялся того, что придется уйти, когда его разум и воспоминания остаются нетронутыми. Его пугало, что придется переместиться в иной мир все с тем же разумом, все с той же душой. Он всегда думал, что жизнь после смерти — это не более чем сказки, придуманные для того, чтобы преодолеть страх. Но нет, это не сказки — это совсем иная вселенная, существующая в человеческом сознании. Единственным утешением было лишь то, что материнская песенка, которая всю жизнь причиняла ему боль, теперь успокаивала, убаюкивала его. Прикрыв глаза, Ли Бёндо прислушался к этой песенке. В отличие от той ее версии, что сохранилась в самом раннем его воспоминании, теперь голос матери звучал тепло и жизнерадостно. Он ждал, когда рука матери прикоснется к нему. Большая, теплая рука, которую он ждал всю свою жизнь, погладит его по голове, приласкает глаза, нос, щеки. Ли Бёндо почувствовал, как та глубокая, темная дыра у него внутри, которая всю жизнь оставалась пустой, наконец начинает затягиваться. И тут песенка, терзавшая его всю его жизнь, понемногу стала утихать и вскоре умолкла совсем. — Он умер? — спросила маленькая девочка, но ее голос с каждой секундой тоже звучал все более и более издалека. * * * Сонгён быстро вывела Хаён, которая упорно вытягивала шею, чтобы посмотреть на мертвеца, прочь из кабинета. Тревожно обернулась, опасаясь, что Ли Бёндо может вдруг ожить, но увидела его закрытые глаза, разгладившееся лицо, улыбку, застывшую на нем. Казалось, что смерть подарила ему покой. Едва они вошли в гостиную, как в спальне зазвонил телефон. Бросившись туда, Сонгён ответила на звонок. Это был начальник охраны городского следственного изолятора. Вовремя, ничего не скажешь. Но у нее просто не было сил, чтобы обвинять его в пренебрежении своими служебными обязанностями. Даже не выслушав его, Сонгён коротко бросила в трубку: — Он здесь. Приезжайте… заберите его отсюда. Не став больше ничего объяснять, назвала ему адрес и дала отбой. А потом без сил опустилась на диван. Уже не могла стоять — все тело пробирала дрожь. Хаён встала чуть в стороне, уставившись на нее пустым взглядом. Должно быть, все еще была в шоке от случившегося. Если б не Хаён, Сонгён погибла бы от рук Ли Бёндо. Испытывая благодарность к девочке за то, что осталась жива, она все же не взялась бы однозначно охарактеризовать свои чувства. — Ты как? — спросила Сонгён, но девочка лишь неотрывно смотрела на нее и ничего не отвечала. Сонгён вдруг испугалась, что она могла пораниться; кинулась к ней, стала ощупывать голову, руки, ноги, спрашивать, не болит ли где. Хаён, продолжая хранить молчание, показала Сонгён ладони. Кровь. Руки у нее были мокрыми от крови. Похоже, шок у нее — от вида крови на собственных руках. Она показала их Сонгён, потому что не знала, что с ними делать. Ее глаза, нацеленные на Сонгён, были глубокими и недвижимыми, как холодное ночное море. Сонгён даже отдаленно не могла представить, что сейчас творилось у девочки на душе. Хаён сжимала и разжимала кулачки, размазывая по ладошкам начинающую сворачиваться кровь. Встревоженная Сонгён схватила ее за руку и потащила в ванную. Открыла там кран и сунула под него обе ладошки Хаён — кровь сразу потекла в сливное отверстие. Взяла кусок мыла, хорошенько намылила их, так что от крови не осталось и следа. Все терла и терла ей руки, пока те не покраснели. Казалось, что если она этого не сделает, то кровь Ли Бёндо впитается прямо в тело Хаён, замарав ее юную душу. Было тошно даже просто подумать об этом. — Хватит, уже больно, — пожаловалась Хаён, выдернув руки, и Сонгён немного пришла в себя. Девочка словно витала в облаках, казалась какой-то странной, пока с ее ладоней лихорадочно оттирали кровь. Вытащив из корзины полотенце, Сонгён сунула его ей в руки. Но Хаён не взяла его. Когда она вышла из ванной, Сонгён сама умылась холодной водой, ощущая, что опять становится сама собой. Подняла взгляд и посмотрелась в зеркало. Вид у нее был ужасный. Подняв подбородок, осмотрела шею, на которой остались четкие красные отпечатки. Все мускулы тела сковывала тупая боль. Выйдя в гостиную, Сонгён увидела сидящую на диване Хаён. Та смотрела на двор за окном — как в тот день, когда только появилась здесь. Казалось, будто она полностью погружена в собственные мысли, отчего Сонгён почему-то занервничала. — Хаён, как ты себя чувствуешь? — спросила она, присаживаясь на диван рядом с ней. Девочка ткнула пальчиком за окно. — Ветер перестал, — произнесла она вместо ответа. Повернув голову, Сонгён тоже посмотрела туда. Неистовый ливень поумерил свою ярость и понемногу стихал. Ветки плакучей ивы, только что мотавшиеся на ветру, теперь повисли до самой земли, поливаемые дождем. После этих своих слов Хаён так и продолжала сидеть, молча глядя за окно. Напуганная этим гробовым молчанием, Сонгён пристально посмотрела ей в лицо. Лицо Хаён абсолютно ничего не выражало, отчего Сонгён еще больше стало не по себе. Не в состоянии больше это выносить, она отвернулась. — Вы теперь… вы теперь не хотите, чтобы я тут жила, да? — спросила вдруг Хаён. Вздрогнув, Сонгён опять посмотрела на девочку. Встретившись с ней взглядом, лишь что-то промямлила, не в силах подыскать слова. Девочка тихо ждала ответа. Посмотрев Хаён прямо в глаза, после некоторых колебаний Сонгён произнесла: — Давай об этом поговорим, когда твой отец вернется домой. Хаён, на лице которой промелькнуло разочарование, встала и молча направилась наверх. Оставшись одна, Сонгён стала ждать прибытия полиции, взволнованно покусывая губу. Когда она подумала о Хаён, что-то горячее вдруг подкатило к горлу. Сонгён попыталась проглотить это, но оно не опускалось обратно. Под конец она принялась громко всхлипывать. Девочка тут совсем ни при чем. Ее обижала мать, которая, жаждая любви, чего только не творила с ребенком, даже не сознавая, что делает. Если уж это изломало Хаён душу, то какие последствия будет иметь сегодняшнее происшествие? И хотя ни в чем из этого не было никакой вины Сонгён, она сознавала, что только что сделала нечто куда более ужасное, чем то, что творила с Хаён ее мать. Довелось бы ребенку испытать нечто подобное, если б она сейчас не жила у них? Сонгён стало страшно. Хотелось спросить у кого-нибудь, у кого угодно, почему с Хаён постоянно что-нибудь происходит. Будто сама судьба ведет ее по какому-то назначенному ей пути. Сонген было страшно даже подумать, что может лежать в самом его конце. Ей хотелось немедленно избавиться от этой мысли, закрыть на нее глаза. Она даже неистово замотала головой, лишь отдаленно представив себе эту сгущающуюся впереди безвестную черноту.